Том 68- Чехов - Литературное наследство

«пансион благородных девиц», в котором в конце 1840-х годов обучались «грамоте, манерам и танцам» сестры Морозовы — Евгения Яковлевна и Федосья Яковлевна.

М. Д. ДРОССИ-СТЕНГЕР. ЮНЫИ ЧЕХОВ)

Публикация Н. А. Р о с к и н о й

Мария Дмитриевна Дросси (по первому мужу Сиротина, по второму — Стейгер) ■была сестрой гимназического товарища Чехова Андрея Дросси. Отец их, хлебный тор­говец, выделялся среди таганрогского купечества своей культурностью. В гостеприим­ном доме Дросси музицировали, ставили любительские спектакли. Надо думать, что в свои невеселые гимназические годы Чехов дорожил этим знакомством: семья Дросси, по-видимому, была единственным местом, где могли проявиться артистические способ­ности юного Чехова.

Публикуемые воспоминания записаны А. И. Роскиным со слов М. Д. Стейгер в Таганроге в январе 1935 г. Работая над биографией Чехова для детей (А. Р о с к и н. Чехов. М.—Л., 1939), а позднее — над первой частью задуманной им обширной био­графии Чехова («Антоша Чехонте». М., 1940), А. И". Роскин широко использовал — сре­ди других неопубликованных архивных материалов — записанные им воспоминания Стейгер, относящиеся к малоизученным годам жизни Чехова (см. «Антоша Чехонте», стр. 34—36, 58). Непритязательные, литературно необработанные, собственно, даже не воспоминания, а отдельные мемуарные заметки Стейгер отличаются непосредствен­ностью и достоверностью. Некоторые сообщенные ею факты через «Антошу Чехонте» вошли в литературу о Чехове. Однако источник их до сих пор оставался неизвестным: рукопись хранилась в личном архиве А. И. Роскина. По этой рукописи мы и публику­ем воспоминания Стейгер. Рукопись носит характер почти стенографической записи рассказа мемуаристки. Поэтому в случаях явной стилистической неправильности мы позволили себе внести небольшие исправления.

Чехов был близким товарищем моего брата Андрея Дросси (Андрей был одним классом младше Чехова) 1 и моим другом. Он очень часто бы­вал в нашем доме. Особенно хорошо помню Антошу гимназистом 4—5 клас­са. Он вспоминается мне наблюдательным и скрытным. Никогда не ви­дала его очень веселым. В домашних спектаклях очень предпочитал роли неудачников и меланхоликов. В «Лесе» он играл Несчастливцева.

окно

Спектали происходили в гостиной:

окно

 

 

мужская 1 уборная

сцена

зрит, зал

— дамская уборная —[(боковая комната)

 

 

буфет

Публике выдавались нумерованные билеты, белые — в партер, серые — на галерку (передняя). Чехов всегда заботился о том, чтобы вся прислуга приглашалась на спектакли. Приходили бывшие дворовые люди моей ма-

тери — любимая горничная Анна Федосеевна (умерла только лет семь назад в глубокой старости), не решавшаяся раздеваться в комнате, если в ней висела фотография барыни; повар Степан, который, подобно Фирсу, называл старую барыню «барышней»: «Барышня, посмотрите меню...»; кучера, мальчики на побегушках и другие.

На посетителей галерки спектакли производили большое впечатление. Когда однажды кто-то из нашей «труппы» декламировал «Белое покры­вало» 2, с дочерью кухарки — Лизой сделалась истерика. Взволнованный Антоша прибежал к моей матери: «Дайте скорей капель!» Их не оказа­лось,— и Антоша побежал в аптеку. Этот мелкий случай, между прочим, хорошо характеризует отношение Антоши к прислуге — подлинное чело­веческое участие. В нашем доме Антоша был всеобщим любимцем при­слуги, и все они радовались его приходу. Звали ласково Антошей. С ку­черами его связывал интерес к лошадям. Нередко Антоша, являясь к нам, первым делом уходил на конюшню и с интересом наблюдал, как кучер Филипп ходит за лошадью, запрягает ее и т. д. Приходя потом к нам, Антоша обдавал нас запахом конюшни.

Моя мать Ольга Михайловна Дросси, урожд. Калита, владела име­нием в Миргородском уезде Полтавской губ., богатом вишневыми са­дами. После освобождения крестьян мать с бывшими крепостными при­ехала в Таганрог. Мать любила Антошу и отличала его среди гостей-гим­назистов. Она часто беседовала с Антошей и между прочим рассказывала ему об этих вишневых садах, и когда много лет спустя я прочла «Вишне­вый сад», мне все казалось, что первые образы этого имения с вишневым садом были заронены в Чехове рассказами матери. Да и крепостные Ольги Михайловны в самом деле казались прототипами Фирса. Так, например, был у нее дворецкий Герасим,— он стариков называл молоды­ми людьми.

У нас в доме часто музицировали. Когда к нам приходил гимназист Илюша Данилов — виолончелист (на правой руке у него не хватало одного пальца), составлялись ансамбли. Брат играл на скрипке, Данилов на виолончели, наша гувернантка Полина Петровна Гепферт — на рояле. Наш знакомый гимназист Левицкий (одноклассник Андрея) также играл на скрипке. Мы вдвоем с Антошей слушали. Музыку Антоша любил.

Полина Петровна была старая дева, очень жеманная, непрестанно оправлявшая на себе платье и красневшая по всякому поводу. Антоша изумительно копировал ее манеры. Бывало, Антоша ее передразнивает, а она потом входит,— и трудно было удержаться от смеха. Но Полина Пет­ровна любила Антошу и часто специально для него покупала в кондитер­ской, которую держал ее дядя, сладкий пирог — «Александркухен».

Среди других гостей, товарищей или знакомых Антоши, у нас бывали Камышанский (гимназист, одноклассник Андрея), Евлампия и братья Гон­чаровы, Савельев Дмитрий, Мельцарик, сестра Филевского, Кацевариги {гимназист, мать — русская, отец — грек).

Я любила немного пококетничать и покапризничать. Бывало, придет Антоша, а я его не пускаю к себе в комнату:

— Принеси монпансье на 20 копеек, тогда пущу!

И Антоша покорно приносил. Только в случае особого расположения я пускала за 10 копеек. С семьей Чеховых меня связывала еще дружба с Марией Чеховой.

Нередко Антоша проявлял ко мне трогательное внимание. Однажды •он сидел у нас, а я была в гимназии. Шел снег, поднялась метель. Антоша забеспокоился: надо поехать за Маней! И сам отправился в женскую гим­назию и привез меня домой.

Еще о домашнем театре: на спектакли приходило много знакомых, •соседей. Некий Брусали в енотовой шубе, три барышни Караспасовы, одна из которых вышла замуж за учителя Островского. Волнующие при­готовления к спектаклю: зажигали «театральные» лампы, у которых часто лопались стекла. Занавес был из кретона, с наклеенными попугаями и жар-птицей. В буфетной комнате стояли два стенных шкафа, хранивших театральный гардероб и реквизит — старые шпоры, парики, и здесь же стояли пирожные и пирожки. Андрей Дросси, ставший по окончании гим­назии корнетом и затем гусаром, пожертвовал ментик, в котором вы­ступила Филевская в «Дочери второго полка» 3. Она пела:

Полк, за мной, Полк, за мной!

Мальчики увлекались играми во дворе нашего дома — лаптой и воз­душными змеями. Чехов играл в лапту отлично. Меня часто мальчики обижали за неудачный запуск змея, Антоша — никогда и всегда утешал, если я подвергалась обиде.

Часто гуляли мы в городском саду, где была «гимназическая аллея». Играли в бег наперегонки с Антошей,