Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мавританский салон, точная копия одного из залов дворца Альгамбра в Гренаде, имел очень пышное убранство и состоял из целого ряда альковов с диванами, что позволяло уединяться маленькими группами. В одном из них устроилась генеральша с чашкой турецкого кофе, уже четвертой в течение часа, что, вне всякого сомнения, привело ее в сильное возбуждение. Когда Орхидея подошла к ней, она усадила ее рядом с собой на диван.
– Бывают дни, когда все идет наперекосяк, – вздохнула она.– Вам сказали, что мне пришлось покинуть наши апартаменты, иначе я бы прокоптилась, как окорок? Но это не все, и, по всей видимости, мне придется пополнить пенсионную кассу пожарных... Но сначала расскажите, как все прошло у нотариуса.
– Наилучшим образом. В ближайшее время у меня ни в чем не будет недостатка...
И она очень коротко пересказала ей разговор с нотариусом, не забыв упомянуть про свое удивление, когда узнала о щедром даре свекра к свадьбе, которую он тем не менее не одобрял. Генеральшу эта новость взволновала:
– Этот его поступок меня не удивляет. Анри всегда был добрым человеком и совершенно не заслужил прожить жизнь с такой женщиной, как Аделаида. Посмотрите, как странно все получается: если бы небо благословило его стать вдовцом, он вне всякого сомнения принял бы вас с распростертыми объятиями, потому что любил Эдуарда, который ему был чужим. Однако Аделаида не теряет бдительности, и я думаю, что, женившись на вас, мой сын доставил ей огромное удовольствие: теперь можно было выгнать его из семьи, чтобы ее собственный сын стал наследником всего состояния! Если она что-то прознала про щедрый дар Анри, ему пришлось пережить много неприятных минут...
– Если он действительно серьезно болен, как говорят, это было бы жестоко... Во всяком случае я заявила нотариусу, что у меня нет намерения что-либо принимать от него.
– И нотариус с этим согласен?
– Не совсем. Он считает, что со временем я одумаюсь.
Мадам Лекур допила кофе, поставила чашку на стол и задумчиво посмотрела на свою собеседницу:
– Я не могу вас ни в чем винить, поскольку вам теперь известно, что Эдуард не был сыном Анри. Тем не менее я все время спрашиваю себя: может быть, все сложилось бы иначе, если бы ваша свекровь и ее дражайший сын узнали о вашем отношении к фамильному состоянию?
– Что вы хотите сказать?– Ничего!.. Просто мне в голову пришла одна мысль, и я хочу ее хорошенько обдумать, прежде чем что-либо сказать... Это, конечно, безумие...
– Тогда я не настаиваю, – сказала Орхидея, улыбаясь.– А теперь скажите мне, чем вы были так расстроены, когда я пришла?
– Было отчего. Я получила телеграмму от Ромуальда: у нас в доме был пожар, во всяком случае он успел только начаться и не нанес большого ущерба. Но тем не менее сегодня вечером я должна уехать. Надеюсь, что вы поедете со мной, поскольку ваши дела в полном порядке.
– Нет. Простите меня, но я предпочитаю расстаться здесь! Я очень огорчена тем, что случилось у вас в доме, и рада тому, что все не так страшно, но, тем не менее, там я буду вам только мешать. К тому же мне необходимо уладить здесь кое-какие дела. Я вновь вступаю во владение квартирой и признаюсь... мне это доставляет огромное удовольствие.
И, как бы вторя нотариусу, генеральша стала охать, что молодая женщина не может оставаться дома одна. И тогда Орхидея ей солгала, сказав, что метр Дюбуа-Лонге поможет ей найти прислугу.
– Что мне позволит встретить вас подобающим образом, когда вы вернетесь, – сказала она с наигранной радостью, которой в действительности не испытывала, – так как я надеюсь, что вы вернетесь и непременно остановитесь у меня.
– Лучше бы мне не оставлять вас одну! – ворчала мадам Лекур.– Мне неприятно думать, что вы здесь одна...
– Я не буду одна. Есть Антуан...
– А вот и нет: Антуан уехал! Он только что звонил и сказал, что должен уехать из Парижа на несколько дней. Будьте благоразумны, Орхидея, поедем вместе в Марсель! Мы там долго не задержимся, я только загляну в страховое агентство и распоряжусь о ремонте.
– Ради Бога, не настаивайте! Мне... мне хотелось бы немного отдохнуть. Слишком много путешествий, и слишком много волнений! Поезжайте спокойно: я уверена, что комиссар Ланжевен займется моей особой.
– Зачем это ему надо? С вас сняты все подозрения.
– Вне всякого сомнения, но, по правде говоря, я не слишком доверяю его добродушному виду. Было совершено еще одно убийство, и это не может его не интересовать. Я уверена, что за моим домом наблюдают и еще будут наблюдать. С другой стороны, метр Дюбуа-Лонге готов все для меня сделать... Мне нечего опасаться, я умоляю вас, поезжайте и не думайте ни о чем плохом. Я останусь в отеле до завтра, а затем вернусь к себе. Вам нужен номер телефона?
– У меня он уже есть! – сказала генеральша обиженным тоном.
Видя удивление молодой женщины, она призналась, что сумела его найти и уже звонила два или три раза, делая вид, что ошиблась номером, ради одного только удовольствия услышать голос своего сына...
Это простодушное признание тронуло Орхидею, она обняла и поцеловала ее.
– Я вас очень люблю и уверена, что Эдуард был бы счастлив назвать вас своей матерью. Он бы вас полюбил... А теперь не надо печалиться! Я уверена, что мы скоро увидимся...
– Пройдет несколько дней, и я вернусь, но вы должны беречь себя...
– Можете об этом не беспокоиться...
В это время Жюль Фромантен, консьерж из дома Бланшаров на авеню Веласкес, жил в постоянном страхе, с тех пор как, выйдя рано утром убирать снег на тротуаре, он наткнулся на труп Люсьена Муре. Труп был так страшно обезображен, что Жюль, забыв о всяких приличиях, уронил на тротуар свой кофе с молоком и бутерброды. Снова приехала полиция и стала задавать вопросы, на которые он мог ответить лишь только то, что знал: Муре ушел накануне в бистро на площади Терн, и больше его не видели... И что жена его очень волновалась. А затем, и это было самым страшным, жена, увидев эту жуткую картину, завыла, словно корабельная сирена, и так сильно, что ее не могли
