Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й. - Виктор Салошенко

Все это так, но невольно напрашивается несколько вопросов. Попробуем все по порядку: кто «случайно» передал дело не в ФСБ, а в милицию? «Следователям стало все ясно»: как это прикажете понимать? Что именно «ясно»? Если стало известно усилиями опытных частных сыщиков о мотивах и участниках преступления, а тем более фамилии трех исполнителей, то где их фамилии, ведь времени с момента взрыва прошло более семи лет!

Первым делом, как, наверное, и замышлялось, тень подозрения пала, разумеется, на Егорова: именно ему, по мнению некоторых сил, был выгоден взрыв в «Кубанском курьере», потому что газета изо всех сил старалась по любому поводу «разоблачить» и опорочить его имя.

14

Одной из первых публикаций «Кубанского курьера» была «Сага о кубанском сахаре», где вместо эпиграфа, почти по Маяковскому, значилось:

Сливеют губы с холоду,Дождями сумрак смят,Под ржавою телегоюКолхозники лежат.Я знаю — сахар будет,Я знаю — сахар есть,Когда такие людиВ начальстве края есть.

И далее в том же духе. То, что сахар был в большом дефиците, это факт. Что им торговали через созданную Егоровым фирму «Екатеринодарсахар» — тоже факт неоспоримый. По Люберецкому сахарному заводу существовали две версии. По одной, это дело по просьбе Шумейко прикрыл могущественный Коржаков. По другой — это провокация агента КГБ Травникова, внедрившегося по заданию полковника В. Чаленко. Так утверждали некоторые из названных друзей Егорова.

«Кубанский курьер» действовал разнообразно. Вначале он опубликовал некую информацию от имени вымышленного Г. Беднякова (фамилия подходящая!), якобы ветерана войны и труда.

О чем же писал «борец за правду Бедняков»? А вот о чем. «Прочитал я статью в газете «Кубанский курьер» «Сага о кубанском сахаре» и полностью согласен с правдивой позицией, занятой редакцией. Правильно делают ее главный редактор, журналисты, вскрывая факты коррумпированности главы нынешней кубанской администрации. А мы‑то думаем, почему никак не можем отоварить наши сахарные талоны? Оказывается, губернатор Егоров Н. Д. сплавил наш сахарок своим друзьям из других областей и весей. Сплавил по дешевке, по 30 рублей за килограмм, а нас, ветеранов войны и труда из Краснодарского края, вынуждает брать этот продукт в коммерческих магазинах по 146 рублей за кило. Где же ваша порядочность, господин Егоров, где ваша совесть, и есть ли она у вас вообще, если вместо того, чтобы честно признать свои ошибки, вы устраиваете судилище над газетой, единственной в крае осмелившейся сказать вам правду в глаза».

Вот и все: «утка», как говорится, запущена. Теперь «проблему» можно и расширить: «Вы виноваты в том, что развели в городе и крае спекуляцию товарами. Вас, может быть, они и устраивают, у вас‑то зарплаты тысяч 50, не меньше. А каково нам, с двумя — тремя тысячами в месяц? Вы о нас подумали?

Я считаю так: если вы неспособны навести хотя бы в этих элементарных делах порядок, тогда вам лучше уйти в отставку».

Однако самое любопытное, что тут же, на одной полосе, рядом с «разоблачениями» о Егорове, «Курьер» сам же себя сечет, а может, ерничает устами какого‑то казака Н. Погребитского из Павловского района.

Посудите сами. «Вот тянет меня поговорить о курьерах и все тут. Мало того, что поболтать бы, так нет. Охота на страницах одного из них поговорить о наполеонах. Ну, положим, не о наполеонах, а о наполеончиках. Ну так вот, о курьерах. У гоголевского Хлестакова курьеров было десятки тысяч, которые скакали, а куда, зачем, а черт их знает. Хлестакову было виднее, он их принимал, он их отправлял: своя рука владыка. Ближе к нашим временам: у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке» курьеры стали покладистее. Не спеша попивая квас в каждой попутной будке, вступая в дрязги и попутные скандалы, геркулесовские (и Паниковский тоже, но уже рогакопытовский), они шествовали с величием библейских волхвов, и их мало интересовала срочность дел, носителями которых они были. То было золотое время курьеров. Нашего «Кубанского курьера» черт дернул родиться несколько ранее этого «золотого времени», и его вовремя прихлопнули. Восстав из пепла, «Кубанский курьер» начал новую жизнь как газета администрации края, но не повезло ему на этом поприще. Надо было лизнуть, а он гавкнул. Да на кого гавкнул?! Не на Наполеона, а на наполеончика! А уж эти своего «чувства сладкого (вместо собственного) достоинства» поругания не потерпят! Догавкался наш «Кубанский курьер», а теперь он уже и не «орган администрации», а чистой воды газета кубанских казаков, за которую позицию кубанцы его и будут поддерживать. Газета трудового народа Кубани».

Как говорится, да уж!

Или вот этот, за душу берущий перл от липового автора из Апшеронска: «НАСТАЛ ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ КУБАНИ, когда большевиками губернатором назначен Егоров. Сначала он развалил сельское хозяйство, обманул крестьян, отобрав все, что причиталось по чекам. Потом продал сахар, забрав у бедных людей последнее. День и ночь гудят самолеты, вывозящие наше продовольствие грузинам и армянам, в то время как у русских смертность превышает рождаемость».

Но как бы там ни было, у Егорова, помимо его государственных забот и человеческих устремлений, эта возня сил и здоровья отнимала значительно.

15

Задумывался ли Егоров, в то время стремительно, словно на дрожжах росший политик и крупный государственный Деятель (взять хотя бы две его должности: министр по делам национальностей и региональной политике России и глава кремлевской администрации), о смысле и ценностях своей жизни? Или он обладал настолько прагматическим умом, что сия деликатная сфера бытия человека во власти его не затрагивала и не особо его волновала. Есть работа, высокая должность. Что еще надо?

И все же, мне кажется, Николай Дмитриевич в душе был человеком глубоко ранимым и, может, даже религиозным.

Однажды, накануне переезда в Москву, где предстояло с ходу осваивать высоченные и ответственные должности, находиться с Президентом Ельциным на короткой ноге, он вдруг почувствовал себя одиноким, несмотря на то, что вокруг было много друзей, старых и новых, но которые водили дружбу с ним по разным обстоятельствам: одни ради дела, другие ради должности, третьи — на всякий случай, авось пригодится…

В то время он похудел, осунулся. Он явно болел — это было видно по ставшей замедленной походке. Даже его «начальственный», не по годам объемный живот, который на глазах будто вырос, никак не говорил о здоровье хозяина. Напротив, лицо у Егорова с каждым годом, а затем месяцем становилось все более обрюзглым, и только печальные глаза, в которых порой отражалась настоящая, затаенная боль, выдавали его с головой: Николай Дмитриевич был не на шутку болен. Из близкого окружения Егорова о плохом состоянии его здоровья, пожалуй, достоверную информацию имел куратор здравоохранения края, доктор Юрий Владиславович Дьяченко. Но он, свято соблюдая тайну Гиппократа, всячески переводил разговоры на эту тему в разряд шуток или дежурного ответа: а почему вы об этом спрашиваете? Здоровье у Николая Дмитриевича вполне в норме!