Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

тов. Живкова принять решение партии». Как вспоминал потом генерал Джуров, они изрядно опасались за себя, но Тато, к их удивлению, перечить не стал, сообщив, что вовсе не возражает, но хотел бы 10 ноября только объявить о своем решении, а уйти с поста после следующего пленума. Гости радостно согласились.

Спокойно прошло и заседание Политбюро вечером 9 ноября. Тато сообщил о своем решении, указав, что говорит об этом не впервые, что очень устал, что почти 80 лет не фунт изюма, предложив в преемники Георгия Атанасова и попросив оформить отставку на следующем пленуме, чтобы он мог принять участие в формировании нового ЦК.

Возражений не было. Резко против, заявив, что без Живкова всё пойдет прахом, выступил только Димитр Стоянов, да еще Милко Балев поддержал не сразу, а лишь после повторного заявления тов. Живкова, что всё добровольно. Но затем тов. Атанасов, с которым посол СССР тоже успел поговорить, внезапно снял свою кандидатуру, объяснив, что самый лучший — тов. Младенов. Все подняли руки «за», тов. Живков, пожав плечами, согласился — и по габарям.

А 10 ноября открылся пленум, в ходе которого всё сперва шло ровно так, как договорились, но... Взяв на себя подготовку мероприятия, тов. Младенов поступил очень хитро. Разбив доклад на две части, он сперва сообщил, что тов. Живков собирается уйти на покой (и Тато это подтвердил, одобрив и кандидатуру тов. Младенова), а потом, взяв слово опять, поставил на голосование вопрос о немедленном освобождении тов. Живкова и голосовании за себя, без всяких оговорок про какой-то следующий пленум.

По воспоминаниям очевидцев, в зале стало шумно, но большинство ЦК было уже обработано; быстро организовали решение обойтись без прений, потом проголосовали по второй части доклада и поздравили тов. Младенова с избранием, а тов. Живкова — с уходом на пенсию. Это было нарушением всех договоренностей, а по сути и переворотом, и тем не менее Тато голосовал как все, не возмутившись даже, когда ему отказались дать слово.

В связи с этим, кстати, есть версия, что накануне заседания, по просьбе «некоторых членов Политбюро», медсестра вколола старику повышенную дозу тонизирующего и он просто, в какой-то момент потеряв нить, «снял сам себя», — но, думаю, это чепуха. Просто человек всех видел насквозь, а начинать войну не видел смысла. Мог бы. В конце концов, Григор Шопов исполнил бы любой приказ, да и документы по хитрым делишкам Луканова с Младеновым были в наличии. Но с кем и ради чего? А раз так, то зачем?

И еще (мелочь, но как сказать, ибо случай уникальный): генерал Шопов сразу после закрытия пленума написал рапорт об отставке со всех постов плюс просьбу о выходе из ЦК, мотивируя решение «моральным кодексом коммуниста». Приняли с удивлением, удовлетворили не сразу, попытались переубедить (слишком уж был нужен), но не получилось. По некоторым данным, генерал даже сказал, что с подонками работать не может.

Как бы то ни было, дело было сделано. И тем не менее, несмотря на отставку шефа безпеки, «молодые реформаторы» несколько дней ходили с оглядкой. Пусть старенький, пусть отстраненный от партийного руля, пусть даже изолированный «по состоянию здоровья», Тато всё еще был главой государства, то есть верховным главнокомандующим, и у него был такой авторитет, какого не было у них всех, вместе взятых, включая генерала Джурова.

Поэтому несколько дней, опасаясь, что председатель Госсовета прикажет войскам «подавить попытку государственного переворота, устроенную руководством одной из партий», победители не спешили торжествовать, держа наготове самолеты и с ужасом пересказывая друг другу слухи о каких-то полковниках, якобы просивших тов. Живкова «только отдать приказ».

Впрочем, слухи так и остались слухами. Старик плюнул на всё. Это, когда наконец поверили, успокоило, новые лидеры начали искать контакт с генералитетом, нашли общий язык, и 17 декабря 1989 года тов. Живков мирно ушел с поста главы государства. А его место занял всё тот же Петр Младенов, крупный демократ, почти двадцать лет боровшийся с «живковщиной» на посту министра иностранных дел, в условиях, как сам он говорил, «глубокого морального подполья».

Плоть от плоти народа, он так любил народ, что через пару недель, когда пошла новая волна демонстраций, не утерпев, брякнул историческое: «Эх, танки бы вызвать», — и это, случайно попав в эфир, ему позже аукнулось. Впрочем, в реальных кругах всерьез г-на Младенова мало кто воспринимал. Реально рулили еще один «подпольный демократ» — Андрей Луканов, а также спешно выписанная из лондонской ссылки и введенная в ЦК «жертва режима» — Александр Лилов, «выдающийся идеолог», быстренько переименовавший БКП в БСП и вливший партию в Социнтерн. Они-то и принялись перераспределять.

В первую очередь, конечно, власть. Сперва вычистили ряды. За первые пять месяцев — три с половиной тысячи «козлов отпущения», в том числе 13 членов и кандидатов в члены Политбюро и 28 членов ЦК, не в ту степь шумевших на пленуме 10 ноября. Затем пришел черед сделавшего свое дело Младенова. Изящно припомнив брошенную в сердцах фразу про танки, его прогнали год спустя, воткнув в кресло главы государства бывшего «дозволенного диссидента» Желю Желева, смотревшего в рот послу США и счастливого оттого, что такой большой человек запросто болтает с ним о демократии.

Параллельно дербанили и экономику. Беря пример по всем статьям с Георгия Найденова, когда-то разведчика, потом зэка, а теперь банкира и главного по Болгарии дилера «Кока-Колы», не скрывавшего, что «полагается на 45 тысяч бывших сотрудников», которые помнят годы власти «органов». Правда, сунувшись куда-то не туда, а может быть, не так или не с тем поделившись, первый банкир «свободной Болгарии», здоровый как бык, помер от инфаркта...

Уроки, однако, дать успел. Агент Буратино, успевший с ним обстоятельно пообщаться, схему понял, углубил, расширил и за неполные два года сумел разворовать и распродать кому надо всё, что построил Тато, вогнав Болгарию в так называемую Луканову зиму — тяжелейший кризис, когда, говорят, дело доходило до того, что люди крали у друзей еду и мерли на улицах.

ВСЁ КУЛЬТУРНЕНЬКО, ВСЁ ПРИСТОЙНЕНЬКО, И ЗАКУСОЧКА НА БУГОРКЕ...

За всеми этими перипетиями Тато следил уже со стороны, сокрушенно качая головой. Осужденный непонятно за что на семь лет, он жил под домашним арестом. Принимал посетителей — в основном журналистов. Из бывших соратников мало кто навещал — опасались испортить «демократический имидж», и мало кто решался доброе слово сказать (но вот, скажем, г-н Борисов и тогда говорил, и теперь говорит, что такие, как Дед, раз в сто лет рождаются).

В 1996-м, когда выяснилось,