Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

Кое-где на местах должностные лица попытались осуществить новое революционное законодательство в отношении между полами – или так, по крайней мере, утверждали их недоброжелатели. В феврале 1919 года Ленин получил жалобу, в которой утверждалось, что комбед деревни Медяны Чимбелевской волости Курмышевского уезда распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла». Ленин направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население». Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская ГубЧК установила, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель ЧК телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину[1698].

То, что симбирский случай был не единичным, видно из мандата 1918 года, выданного неким главкомом Иващевым: «Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16 до 20 лет, на кого укажет товарищ Карасеев»[1699].

Все эти сюжеты заложены в описании студенческой вечеринки в повести Малашкина. В начале вечеринки Исайка пускается в пространную разоблачительную речь, повторявшую призывы основоположников марксизма к сексуальному раскрепощению: «Другие скажут, что новая мораль безнравственная, но ведь известно, всякая мораль классовая, и потому и безнравственна она только с буржуазной точки зрения. <…> Итак, старая любовь есть насилие индивидуума одного пола над другим индивидуумом противоположного пола в силу экономической зависимости. <…> Новая любовь – это свободная связь на основе экономической независимости и органического влечения индивидуумов противоположного пола». Когда Зинка возражает ему: «Женщины разве не люди?», Исайка заявляет, что пролетарская любовь – это «любовь красивая, свободная, с полным сознанием существования своей связи только до тех пор, пока есть необходимость друг в друге»[1700].

Исайка и его адепты объявили войну условной лжи любой этики и морализирования. Как в литературе, так и в жизни они отвергали идею конвенциональности как таковую, стремясь к непосредственной связи с реальностью. Их негативное умонастроение выражало полное отрицание всего общепризнанного. Открытое пренебрежение традиционными формами вежливости принималось за знак утверждения равенства полов. Вежливые формы общения с женщиной намеренно отвергались по идеологическим причинам как оскорбительные. Исайка видел в новом устройстве личных отношений прообраз нового социального устройства, основанный на применении принципа коллективизма во всех областях человеческой жизни.

Современным читателям повести ясно, что сексуальный манифест Исайки отсылает к нашумевшему манифесту революционерки-феминистки Александры Михайловны Коллонтай. Заведующая женским отделом ЦК РКП(б), Коллонтай писала много о «новой женщине». «Какие чувства, переживания кладет пролетарская идеология в основу отношений между полами?» – спрашивала она.

Мы уже проследили с вами, мой юный друг, что каждая эпоха имеет свой идеал любви, каждый класс стремится в своих интересах вложить в моральное понятие любви свое содержание. Каждая ступень культуры, несущая с собою и более богатые духовные, и душевные переживания человечества, перекрашивает нежные тона крыльев Эроса в свой особый цвет. Вслед за последовательными ступенями развития хозяйства и социального быта видоизменялось и содержание, вкладываемое в понятие «любовь», крепли или, наоборот, отмирали оттенки переживаний, входящие как составные части в чувство любви.

Из несложного биологического инстинкта – стремления к воспроизводству, – присущему каждому виду от высших до низших животных, разбитых на половые особи, любовь с течением тысячелетий существования человеческого общества осложнилась, обрастая все новыми и новыми духовно-душевными переживаниями. Из явления биологического любовь стала фактором психосоциальным. Под воздействием хозяйственных и социальных сил биологический инстинкт воспроизводства, определявший отношения полов на ранних ступенях развития человечества, подвергся перерождению в двух диаметрально противоположных направлениях. С одной стороны, здоровый половой инстинкт – влечение двух полов друг к другу в целях воспроизводства под давлением уродливых социально-экономических отношений, особенно при господстве капитализма, выродился в нездоровую похоть. <…>

С другой стороны, телесное влечение двух полов за тысячелетия социальной жизни человечества и смены культур обросло целым наслоением духовно-душевных переживаний.

Любовь в ее теперешнем виде превратилась, по мнению Коллонтай, в сложное состояние души, давно оторвавшееся от своего первоисточника – «биологического инстинкта воспроизводства»: «Любовь – это конгломерат, сложное соединение из дружбы, страсти, материнской нежности, влюбленности, созвучности духа, жалости, преклонения, привычки и многих, многих других оттенков чувств и переживаний. Все труднее при такой сложности оттенков и самой любви установить прямую связь между голосом природы – „Эросом бескрылым“ (телесным влечением пола) и „Эросом крылатым“ (влечением тела, перемешанным с духовно-душевными эмоциями). Любовь-дружба, в которой нет и атома физического влечения, духовная любовь к делу, к идее, безликая любовь к коллективу – все это явления, свидетельствующие о том, насколько чувство любви оторвалось от своей биологической базы, насколько оно стало „одухотворенным“. Но этого мало. Нередко между различными проявлениями чувства любви возникает кричащее противоречие, начинается борьба. Любовь к „любимому делу“ (не просто к делу, а именно к „любимому“) не умещается с любовью к избраннику или избраннице сердца; любовь к коллективу борется с чувством любви к мужу, к жене, к детям. Любовь-дружба противоречит одновременной любви-страсти. В одном случае в любви преобладает созвучие духовное, в другом – любовь построена на „созвучии тела“».

Отсюда нашумевшее заключение Коллонтай: «Исключительность в любви, как и „всепоглощение“ любовью, не может быть идеалом любви, определяющим отношения между полами с точки зрения пролетарской идеологии. <…> Наоборот, пролетариат стремится это явление (результат сложных социальных причин) направить в такое русло, которое отвечало бы его классовым задачам в момент борьбы и в момент строительства коммунистического общества. Многогранность любви сама по себе не противоречит интересам пролетариата. Напротив, она облегчает торжество того идеала любви во взаимных отношениях между полами, которое уже оформляется и выкристаллизовывается в недрах рабочего класса. А именно: любви-товарищества. <…> Мораль рабочего класса, поскольку она уже выкристаллизовалась, напротив, отчетливо отбрасывает внешнюю форму, в которую выливается любовное общение полов. Для классовых задач рабочего класса совершенно безразлично, принимает ли любовь форму длительного и оформленного союза или выражается в виде преходящей связи. <…> В этом новом мире признанная, нормальная и желательная форма общения полов будет, вероятно, покоиться на здоровом, свободном, естественном (без извращений и излишеств) влечении полов, на „преображенном Эросе“»[1701].

Героиня самого знаменитого рассказа Коллонтай «Любовь трех поколений» (1923) комсомолка Женя признается, что она меняет любовников по настроению. Обычно она заявляет, что беременна, но не знает, кто отец ребенка; впрочем, это ее и не заботит. В разговоре с матерью она объясняет это так: «…они мне нравились, и я чувствовала, что нравлюсь им… Все это так