Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Что ж, — сказал я, — если не будем заниматься любовью, то я хотя бы покурю марихуану. Только так я готов наблюдать за ходом выборов.

— Не будем ссориться. Я тоже курну, но только для того, чтобы не отставать от тебя.

— Отлично, — сказал я, — но смотри не перевозбудись.

— Вот уж чего не будет, так не будет. А насчет Сэма Джанканы я тебе одно скажу: я не легла с ним в постель только из-за такого особого чувства.

— Может, опишешь мне свое особое чувство?

— Мне казалось, что, если я пойду на связь с Сэмом, Джек может проиграть выборы.

— И ты хочешь, чтобы я этому поверил?

— В серьезных делах люди должны держать обещания. А я говорила Джеку, что не стану спать с Сэмом.

— Неужели Джанкана так тебя привлекает?

— Конечно, привлекает. Это птица самого высокого полета.

В тот вечер мы поехали ко мне и накурились марихуаны. Около часу ночи аналитики ТВ сказали, что окончательные результаты выборов будут зависеть от хода голосования в Техасе, Пенсильвании, Мичигане и Иллинойсе. «Однако в данный момент, — произнес голос по телевизору, — похоже, что дело решит Иллинойс».

Модена глубокомысленно кивнула.

— Сэм сказал, что сделает Кеннеди победу.

— Я считал, что этим будет заниматься мэр Дэйли.

— Мэр Дэйли займется некоторыми районами Чикаго, а Сэм — всей остальной территорией. Негры, и итальянцы, и латиноамериканцы, и многие польские общины слушаются указаний людей Сэма. Вся западная сторона Чикаго в его руках.

— Это тебе Сэм сказал?

— Конечно, нет. Он со мной о таких вещах не говорит.

— Тогда откуда же ты это знаешь?

— Все это мне объяснил Уолтер. Уолтер работал в чикагском офисе «Истерн». Персонал авиалиний должен знать такие вещи, чтобы ладить с местными профсоюзами.

— Ты по-прежнему встречаешься с Уолтером?

— Нет, — ответила Модена, — с тех пор как я стала встречаться снова с Джеком.

— А в общем, это не имеет значения, — сказал я, — я знаю, что ты получаешь от меня куда больше, чем он когда-либо сможет тебе дать.

— Почему ты так в этом уверен?

— А зачем бы ты иначе стала терять на меня время?

— Потому что я пытаюсь решить, способна ли я на замужество, а ты мог бы оказаться вполне подходящей кандидатурой, если бы я решила осесть.

— А ты хочешь выйти замуж? — спросил я.

— Только не за тебя.

— Почему же?

— Если ты не самый бедный из моих знакомых, то уж, безусловно, самый тягомотный.

Мы оба расхохотались. Когда мы успокоились, я спросил:

— Ты в самом деле хочешь, чтобы Кеннеди победил?

— Конечно. Неужели ты думаешь, мне приятно считать себя любовницей провалившегося кандидата в президенты?

— А чем лучше быть куртизанкой короля?

— Что за глупости. Я вовсе не куртизанка.

Помнится, меня это почему-то развеселило.

— Как я подозреваю, ты действительно лелеешь надежду, что он разведется с женой и женится на тебе. Ты уже видишь себя Первой леди?

— Перестань безобразничать.

— Дело ведь может и до этого дойти. Первая леди или куртизанка.

— Я не заглядываю вперед.

— А ты и не можешь. Его жена беременна, и завтра они оба будут на телевидении.

— Я прежде не замечала, что ты такой жестокий.

— Это потому, что я вынужден любоваться твоим затылком, пока ты сидишь, уткнувшись в телевизор, и ждешь, когда другой мужчина появится на экране. Его и в комнате-то даже нет.

Голос телеаналитика произнес: «Похоже, что Техас склоняется в пользу Кеннеди. Возможно, решение баллотироваться с Линдоном Джонсоном дает свои плоды».

— Видишь, как мудро он поступил, — сказала Модена, — когда выбрал этого жуткого человека — Джонсона.

— Мне на это наплевать. Меня злит, что я вынужден смотреть на твой затылок. Я хочу еще курнуть марихуаны и потрахаться.

— Я немножко съехала с катушек, и виноват в этом ты.

— Это сказывается марихуана.

— Нет. Это потому, что сегодня творится история и я хочу быть частью ее. А не могу.

— Ни один из нас не играет в этом никакой роли, — сказал я.

— А я играю. Безусловно, играю… И перестань меня донимать.

— Послушай, ты что же, не знаешь, сколько подружек у Джека Кеннеди?

— Мне наплевать.

— Да у него по девочке в каждом порту.

— Откуда тебе это известно?

— Очевидно, известно. — Недавно Проститутка прислал мне список, составленный ФБР.

— Почему ты не говоришь мне, откуда ты это знаешь?

— Может, я видел парочку отчетов.

— И я там есть?

И она расхохоталась, увидев выражение моего лица, а я понял, что ее преданность Джону Фицджералду Кеннеди превратилась в ярость и теперь ей доставляла удовольствие мысль, что она стала предметом внимания незнакомцев, читавших о ее похождениях в отчетах. Мне пришло в голову, что она, наверное, не раздумывая раздевалась возле незашторенного окна.

— Не возражаешь, — перевела она разговор, — если мы обсудим Сэма? Он презабавный тип.

— Вот уж мне он никак не кажется забавным.

— Да нет, он именно такой. И под настроение так и сыплет непристойностями. Выходит презабавно.

— То есть?

— Дай-ка мне еще затянуться. — Она сунула в рот мою закрутку. — Любит поговорить о сексе. И, как и ты, хочет знать, насколько Джек силен в этом деле.

— И ты ему рассказывала?

— Соврала. Я изобразила Джека похожим на тебя, сказала, что он может быть очень внимательным.

— А на самом деле он не такой?

— Конечно, нет. Он слишком много работает и слишком устает. Джеку нужна женщина, которая всецело посвятила бы себя ему.

— В каком смысле?

— Ну, ты знаешь, в каком.

Я почувствовал, что действительно знаю.

— И что на это сказал Сэм? — спросил я.

Она перевела взгляд с телевизора на меня. В ее лице не было ни грана раскаяния, и в то же время она была необычайно хороша.

— Сэм сказал: «Детка, если я когда-нибудь приткнусь губами к твоему умм-умм, гарантирую, ты уже никогда не захочешь ничего другого».

— Ну ты меня и сразила. Сэм так сказал?

— Да, — подтвердила она.

— Тебя это соблазняет?

— Сэм хочет всю меня, до последней ложбинки. Разве такому можно отказать?

— А разве я не хочу всю тебя?

— Да, — сказала она, — хочешь. И вовсю стараешься получить. И в конце-то концов, почему бы не удовлетворить это твое желание?

И она рассмеялась не без горечи. Около трех часов ночи по телевидению объявили: «До сих пор не поступило никаких заявлений от Никсона. Однако Иллинойс явно встает на сторону Кеннеди, и, учитывая победу в Техасе плюс сообщения из Пенсильвании и Мичигана, похоже, что демократы выигрывают, это позволяет нам выйти из эфира с твердой уверенностью, что Джон Фицджералд Кеннеди победил на выборах».

Модена издала победный клич и выключила приемник.

— Я знаю, что он скажет утром, — наконец произнесла она.

— И что же он скажет?

— «Мы с супругой готовимся принять на себя обязанности новой администрации и пополнить семью ребенком».

— Откуда ты это знаешь? — спросил я.

— Может, он репетировал это со мной. Он ведь дьявол.

— Ну, все мы дьяволы.

Она наградила меня страстным долгим поцелуем, после чего мы занялись любовью, и я хотел ее всю, до последней ложбинки. В конце концов, почему бы и нет?

33

25 ноября 1960 года

Сын!

Я все откладывал писать тебе, но в штаб-квартире после выборов тихо — сидим и ждем, что будет с нами.

В День благодарения на меня напала хандра. Думал о Мэри, моей сладкой женушке-ките, которую навсегда потерял. Она собирается выйти замуж за маленького япошку-бизнесмена, у которого, по-видимому, столько золота, что можно было бы накрыть территорию штата Канзас, а я всего лишь бывший муж, один из двух выброшенных на берег китов, в высшей степени элегически настроенный. На прошлой неделе умер Кларк Гейбл, и я, к собственному удивлению, обнаружил, что всегда чувствовал большое сродство с этим человеком.

Теперь постарайся понять. Я, право же, совсем не знаю Кларка Гейбла, а прошлым летом даже завидовал ему. Вот ведь счастливчик: снимается с Мэрилин Монро. Знаешь, сын, если бы в нашей стране выбирали в президенты женщину, с которой ты больше всего на свете хотел бы провести ночь, разве эта юная леди не выиграла бы? Так вот да, я завидовал Гейблу. А теперь он мертв. Возможно, Мэрилин заставляла его старое сердце слишком часто взбираться в гору и падать с нее. И я обнаружил, что оплакиваю Гейбла, хотя ни хрена не знаю об этом малом. Но так или иначе, актеры завораживают меня. Их труд в определенном смысле близок нашему, и однако же они совсем на нас не похожи. Я не много общался с актерами, но обычно они разочаровывали меня. В них нет нашего стержня — целенаправленности. А не имея стержня, актер, пытаясь стать кем-то другим, вынужден за это расплачиваться. Во всяком случае, такова моя концепция. И все равно я любил этого малого, Гейбла. Трудно объяснить вам, циничной молодежи, какое мы, люди старшего поколения, чувствуем сродство с кинозвездами его уровня. Во время Второй мировой войны я иногда мысленно разговаривал с ним. Особенно после того, как мне удалось что-то провернуть. «А ты бы сумел провести так дело, Кларк?» — спрашивал я его. Кто знает, что порождает такие беседы? В любом случае все это глупости.