Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

России с ликованием, а сам Ллойд Джордж объявил на заседании парламента: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»[1916]. Однако он оставался опытнейшим политиком и понимал: вхождение России в зону политической турбулентности не сулит Британии и преследуемым ею в войне целям ничего хорошего. Вскоре в этом смогли убедиться и другие. Например, консерватор Стэнли Болдуин в письме жене в мае 1917 года делился сомнениями: «Россия, насколько можно судить, будет до конца этого года для нас бесполезна в военном плане. Если она только сможет собраться и самоорганизоваться (две невозможные вещи, как я опасаюсь), война будет закончена этим летом. Но революция исключает поддержание дисциплины по всей стране»[1917]. Предчувствия его не обманули. Плачевный итог Июньского наступления и провал «Корниловского мятежа» окончательно раскрыли глаза британской демократии на демократию российскую. Подобную эволюцию можно проследить и в английской прессе. В марте-апреле 1917 года The Times похваливала Николая II, у которого «оказалось достаточно мудрости и бескорыстного патриотизма, чтобы не предпринимать попыток сопротивляться революции. Сложив с себя полномочия монарха по собственной воле, он спас людей от гражданской войны… подписал манифест об отречении ради спасения своего сына, своей семьи, для блага народа». Несколько недель спустя на страницах той же газеты и The Fortnightly Review уже публиковались рассуждения о безволии бывшего императора, недовольстве армии властью и безразличии народа в глубинке к отречению царя.

Затем репортёры принялись полоскать имя Александры Фёдоровны, её экзальтацию, связи с Распутиным и сочувствие Германии. Ну а ещё 17 мая 1917-го The Morning Post сообщила граду и миру, что от России как от союзника в войне более не будет проку, а Германия может разгромить её в любой момент[1918].

К осени Лондон скорее уж рассчитывал на победу военной диктатуры в России, если бы это помогло удержать сильного прежде союзника в войне. Данная позиция откровенно цинична по отношению к России, но вместе с тем она отражает степень осведомлённости британской политической верхушки о ситуации в рушащейся империи. И степень эта была недостаточно высокой и для предвидения Февральской революции, и для её гипотетического предотвращения и тем более — для [со]-организации переворота.

Тогда же в самой России, и позднее — в эмиграции об этом свидетельствовали представители противоположных политических лагерей. Начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев писал: «Я утверждаю, что за все время войны ни Бьюкенен и никто из английских подданных никакого активного участия ни в нашем революционном движении, ни в самом перевороте не принимали. Возможно, что Бьюкенен и другие англичане лично сочувствовали революционному настроению в России, полагая, что народная армия, созданная революцией, будет более патриотична и поможет скорее сокрушить Центральные державы, — но не более того»[1919]. Здесь следует добавить, что британские разведчики находились в Петрограде ещё с осени 1914 года и занимались при ГУГШ прежде всего сбором секретной информации о германском флоте в акватории Балтийского моря. Глава политического сыска мог не знать об этом, но безотносительно его осведомлённости на сей счёт в распоряжении агентов Ми-6 попросту не имелось средств, достаточных для организации всей массы беспорядков в столице или хотя бы части из них.

Ну а 26 мая (8 июня) 1917 года газета Петроградского совета «Известия» подчёркивала в передовице: «В первые дни революции великая перемена рассматривалась многими как победа партии войны. Придерживавшиеся этой точки зрения утверждали, что русская революция вызвана интригами Англии, и британский посол назывался как один из её вдохновителей. Однако ни по своим взглядам, ни по намерениям сэр Дж[ордж] Бьюкенен не повинен в победе свободы в России»[1920].

Любопытно, что впоследствии, после разрыва дипломатических отношений между Британией и СССР в 1927 году тезис о Бьюкенене как устроителе Февральской революции будет тиражироваться в советской печати. Сегодня по «английскому следу» идут и ведут за собой доверчивых читателей консервативные российские публицисты. В пропаганде, берущей историю на вооружение, крайности порой, даже сквозь десятилетия, смыкаются весьма причудливо. Причём это происходило тогда, и происходит доселе во-многом тоже с подачи пропаганды, только ведущейся Центральными державами. Содержание одной из австро-венгерских листовок, разбросанных с воздуха над позициями войск 11-й армии 2 (15) июня 1916 года, говорит само за себя: «Русские солдаты! Коварная Англия… уже долго перед началом этой войны подкупила все главнейшие русские газеты и дневники, с помощью которых ей удалось систематически возбудить в русском народе ненависть против Германии. Англичане сидят себе спокойнейше в своих окопах и укреплениях в северной Франции, пьют свой обычный “ВИСКИ ЭНД СОДА” играют в “ФУТБОЛ” а это все в то время когда вся Россия, вся Франция и вся Италия проливает свою кровь за — англичанина! Если бы вам всегда правду говорили и не давали бы читать те, английским золотом купленные газеты…»[1921].

По версии главного «разоблачителя» происков «Туманного Альбиона» Н. В. Старикова, союзники в 1914 году одурачили Россию в лице министра иностранных дел С. Д. Сазонова, посулив после победы контроль над Черноморскими проливами, — потому-то Российская империя и ввязалась в войну. Затем же, в 1917-м Лондон не только организовал Февральскую революцию, но и навязал Временному правительству лозунг «без аннексий и контрибуций», чтобы заветных Проливов не отдавать[1922]. На самом деле о готовности учитывать интересы Российской империи касаемо Босфора и Дарданелл впервые было сообщено британским министром иностранных дел Эдуардом Греем Джорджу Бьюкенену 10 ноября 1914 года. Три дня спустя король Георг V сказал русскому послу А. К. Бенкендорфу: «Что касается Константинополя, то ясно, что он должен быть вашим»[1923]. В том же месяце Николай II в беседе с Морисом Палеологом озвучил виды России на Проливы и Царьград. В марте 1915-го Сазоновым вместе с послами союзников России был составлен меморандум о включении Константинополя, западного берега Босфора, Дарданелл, Мраморного моря и территории Южной Фракии в состав Российской империи. И англичане, и французы поддержали эти планы, а в 1916 году соглашение Сайкса — Пико стало развитием данной договорённости.

Конечно, нет оснований для абсолютной уверенности в том, что Лондон и Париж соблюли бы её, даже находись у власти в России к началу работы Парижской мирной конференции легитимный с точки зрения союзников режим, а сама Россия — в числе победителей. Согласно одной из гипотез, Великобритания летом 1914 года намеренно пропустила немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» в Дарданеллы, а затем «поспешно» объявила войну Османской империи. Тем самым ею