Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

во время ноябрьских выборов два миллиона голосов, давно достигли своего политического пика и сейчас находятся на спаде. Нам нужно только подтолкнуть их, чтобы на выборах весной нанести им решающее поражение… после этого у нас будет работоспособный парламент и мы сможем стать хозяевами этого тяжелого положения, тем более принимая во внимание, что экономический кризис, очевидно, уже достиг своего пика и есть надежда на улучшение экономической ситуации».

Тем самым один из ведущих социал-демократов впервые высказался за нарушение конституции в форме переноса очередных выборов для того, чтобы удержать антиконституционное движение национал-социализма на дистанции от власти. Готова ли была социал-демократия поддержать своего партийного товарища на этом пути, остается в высшей степени сомнительным. Но до проверки на практике дело не дошло. Шлейхер не мог пойти на соглашение с Брауном, не потеряв при этом власть. Отмена декрета от 20 июля 1932 г. была бы воспринята не только правыми силами как капитуляция перед левыми. Немыслимо было представить, чтобы с таким требованием согласился Гинденбург. Таким образом, умозрительная игра Брауна была полностью лишена малейшего чувства реальности, которым министр-президент Пруссии был когда-то знаменит{600}.

Спустя неделю после кёльнской встречи Папена и Гитлера рейхсканцлер должен был принять к сведению, что делом свержения его правительства систематически занимается также мощная организация, являющаяся представителем интересов сельского хозяйства. 11 января 1933 г. в ходе совещания с рейхсканцлером и министрами фон Брауном и Вармбольдом, проходившего под председательством Гинденбурга, Ландбунд вновь потребовал незамедлительного проведения в жизнь решения о принудительном добавлении масла в маргарин, а также широкого введения протекционистских пошлин и защиты сельского хозяйства от судебных взысканий. Непосредственно после встречи правительству стало известно, что несколькими часами ранее правление Ландбунда передало прессе свое заявление, в котором самый крупный сельскохозяйственный союз нападал на правительство, что можно было трактовать только как объявление войны. «Обнищание немецкого сельского хозяйства, в особенности крестьянской перерабатывающей промышленности, при халатном попущении нынешнего кабинета приняло размеры, немыслимые даже для чисто марксистского правительства», — говорилось в обращении Ландбунда. «Ограбление сельского хозяйства в пользу всесильных корыстных интересов интернационально ориентированной экспортной индустрии и ее приспешников продолжается… Вся прежняя деятельность имперского правительства поэтому не была организована соответствующим образом, в том числе в отношении выполнения поручений, данных господином рейхспрезидентом».

Что говорил Ландбунд и как он это делал, едва ли хоть как-то отличалось от содержания и методов национал-социалистической агитации. Это созвучие отнюдь не было случайным. Уже с декабря 1931 г. в президиум Ландбунда, состоявший из четырех человек, входил ведущий член «Аграрно-политического аппарата» НСДАП, депутат рейхстага Вернер Билликене, что уже само по себе отчасти предвосхищало «унификацию»[72]. Акция 11 января 1933 г. являла собой на тот момент высшую точку игры, которую вместе вели крупные аграрии из лагеря немецких националистов и национал-социалистические функционеры от сельского хозяйства.

Спустя два дня дополнительный удар по правительству нанес Рихард Вальтер Дарре, глава «Аграрно-политического аппарата» НСДАП. В открытом письме Шлейхеру он потребовал «решительного поворота руля государственной политики в направлении внутреннего рынка», на что, однако, способно только «правительство мужчин», а не «правительство, которое от охвативших его сомнений не знает, в какую сторону оно должно обратиться». И если президент Ландбунда граф Калкрейт во время своего приема у рейхспрезидента и рейхсканцлера предостерегал от растущих успехов «коммунистической травли» в деревне, то Дарре 13 января заклинал ополчиться против «чудовищного роста большевизации немецкого народа». Его письмо заканчивалось намеком на дружественную экспортерам политику преемника Бисмарка на посту канцлера: «Вместе с “генералом” Каприви началось время страданий немецкого сельского хозяйства. Дай бог, чтобы “генерал” фон Шлейхер был последним представителем этой злосчастной и враждебной сельскому хозяйству исторической и экономической эпохи».

Канцлер мог бы положить письмо Дарре под сукно, но на объявление войны со стороны Ландбунда необходимо было реагировать. Еще 11 января Шлейхер дал распоряжение обнародовать официальное сообщение, в котором Ландбунд обвинялся в демагогических и беспочвенных нападках на правительство рейха. Вслед за порицанием последовали санкции: правительство констатировало, что ввиду нелояльного образа действий правления Ландбунда оно вынуждено, «начиная с сегодняшнего дня, отклонить переговоры с членами правления союза». Но рейхспрезидент не примкнул к бойкоту. 17 января в своем письме президиуму Ландбунда он выразил надежду, что подписанный им в тот же день декрет об усилении гарантий в отношении судебных взысканий внесет свой вклад в успокоение сельского хозяйства{601}.

Кампания аграриев против Шлейхера сильно напоминала ту беспардонную агитацию, с помощью которой Ландбунд в мае 1932 г. ускорил падение правительства Брюнинга. Но тогда на последнем этапе борьбы на первый план выдвинулась партия, которая сейчас заняла подчеркнуто выжидательную позицию. 11 января 1933 г. депутат рейхстага отДНФП Гергт заявил, выступая в бюджетном комитете, что правительству Шлейхера по справедливости также должен быть предоставлен «испытательный срок». Два дня спустя Гугенберг в беседе с канцлером даже выразил готовность со стороны своей партии войти в правительство. Но условия, которыми Гутенберг обставлял это предложение, Шлейхер не мог исполнить, если только он не хотел, чтобы против него ополчились промышленность и профсоюзы, средний класс и потребители. Председатель ДНФП хотел преодолеть ставший тем временем хроническим разлад между министерствами труда и продовольствия за счет объединения обоих ведомств в одних руках, а именно в своих собственных. Помимо этого, Гугенберг потребовал, согласно хорошо информированному источнику, чтобы преобразованный кабинет смог проработать без помех по крайней мере полгода — требование, которое можно было выполнить, лишь нарушив конституцию в результате принудительной отсрочки заседаний рейхстага или переноса новых выборов.

Более удобным партнером для Шлейхера был Эдуард Дингельдей, председатель Немецкой народной партии. С ним рейхсканцлер встретился 11 января. За два дня до этого ДФП открыто заявила о своем намерении и впредь поддерживать правительство Шлейхера. Это намерение полностью соответствовало официальной линии Имперского союза немецкой промышленности, который 12 января выступил с заявлением, в котором с беспримерной дотоле резкостью обрушился на позицию Ландбунда. От других либеральных партий Шлейхер также получил поддержку: 6 января председатель Немецкой государственной партии Герман Дитрих высказался на традиционной встрече вюртембергских демократов на праздник Богоявления за сохранение действующего кабинета.

Но два парламентария от Государственной партии и одиннадцать депутатов рейхстага от Народной партии могли внести лишь весьма скромный вклад в решение стоявшей перед Шлейхером задачи: заручиться убедительной поддержкой в парламенте. В начале 1933 г. было в высшей степени сомнительно, сможет ли кабинет пережить очередную сессию, если ему будет вынесен вотум недоверия. Но Шлейхер больше не хотел делать ставку на выигрыш времени, он хотел разрубить гордиев узел одним ударом. 4 января рейхсканцлер через статс-секретаря Планка известил Совет старейшин, что