Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

конечно, что-то есть, скажу я тебе. Как бы то ни было, после того, как мы пропустили по стаканчику виски и девушки вышли, он сказал, что я произвожу на него отрадное впечатление, и предложил называть его Лэнгом, отбросив все формальности.

— Менни, — вмешалась Калехла, — а почему президент сказал, что вы производите на него отрадное впечатление?

— Потому что в разговоре я мимоходом упомянул, что это новое здание, которое они возводят на какой-то там авеню — об этом было в «Нью-Йорк таймс», — не Бог весть что, и ему не следовало бы поздравлять архитектора по телевидению. Внешняя отделка и оформление выполнены в неоклассическом стиле, и поверь мне, такое сочетание ни к черту не годится. И кроме того, откуда ему, президенту, знать, что расходы на подобные сооружения не стоят и трети того, что за них запрашивают. Лэнг пообещал разобраться с этим делом.

— Ну и ну… — промолвил Эван упавшим голосом.

— Но вернемся к тому, в чем я пытаюсь тебя убедить, — сказал Уэйнграсс. Его лицо внезапно стало очень серьезным, он пристально взглянул на Кендрика и сделал паузу, несколько раз глубоко вдохнув. — Вероятно, ты уже сделал достаточно и можешь уйти и жить здесь счастливо с моей арабской дочерью, зарабатывая много денег. Ты уже завоевал уважение всей страны, а отчасти и мира. Но, может быть, тебе все же следует подумать. Ведь тебе предоставляется возможность, которая мало кому выпадает. Вместо того чтобы преследовать людей, погрязших в коррупции, когда уже причинено много зла и погублено много жизней, ты сможешь остановить их, пока они еще не вступили в грязную игру — по крайней мере, некоторых из них, а возможно, и многих, — находясь на вершине власти. Все, о чем я тебя прошу, это чтобы ты выслушал Дженнингса. Послушай, что он тебе скажет.

Их взгляды встретились.

— Я позвоню ему и попрошу о встрече, хорошо? — сказал Эван.

— В этом нет необходимости, — ответил Менни. — Все улажено.

— Что?

— Он будет завтра в Лос-Анджелесе в «Сенчери Плаза» на обеде по поводу учреждения стипендиального фонда в честь покойного государственного секретаря. Он выкроил свободное время перед обедом и ждет тебя в отеле в семь часов. Тебя тоже, дорогая, он на этом настаивает.

Оба стража секретной службы в вестибюле, ведущем к президентским апартаментам, знали конгрессмена в лицо. Они кивнули в знак приветствия ему и Калехле, и тот, что был справа, дернул за кольцо от звонка. Минуту спустя Лэнгфорд Дженнингс открыл дверь. У него было бледное и изможденное лицо, а под глазами виднелись темные круги. Он попытался было изобразить свою знаменитую ухмылку, но не смог ее удержать. Вместо этого он приветливо улыбнулся и протянул руку.

— Хелло, мисс Рашад. Для меня большая честь и удовольствие видеть вас. Прошу вас, входите.

— Благодарю вас, господин президент.

— Эван, я рад снова с вами повстречаться.

— Рад видеть вас, сэр, — сказал Кендрик, отмечая про себя, что Дженнингс заметно постарел с момента их последней встречи.

— Садитесь, пожалуйста.

Президент провел их в гостиную к двум кушеткам, расположенным друг против друга, между которыми находился большой круглый сервированный кофейный стол.

— Присаживайтесь, — повторил он, жестом указывая на кушетку справа, а сам направился к той, что слева. — Мне доставляет удовольствие смотреть на красивых людей, — добавил он, когда все они расселись. — Мои недоброжелатели, наверное, сказали бы, что это еще одно доказательство присущей мне поверхностности, но Гарри Трумэн однажды заявил, что лучше смотреть на голову лошади, чем на ее зад, поэтому я остаюсь при своем… Извините за грубость, леди.

— Я не услыхала ничего предосудительного, сэр.

— Как Менни?

— Упорно сражается, хотя победителем ему не быть. Как я понял, вы посетили его несколько недель тему назад.

— Это было дурно с моей стороны?

— Вовсе нет, но с его стороны было не слишком хорошо ничего не сказать мне об этом.

— Это была моя идея. Я хотел предоставить нам обоим — вам и себе — время для размышления. Что касается меня, то мне нужно было узнать о вас больше, чем написано на нескольких сотнях страниц. Поэтому я и прибег к единственному источнику, имеющему для меня смысл. Я попросил Менни помолчать до поры до времени. Приношу свои извинения.

— Не за что, сэр.

— Уэйнграсс — мужественный человек. Он знает, что умирает, и обращается со смертью, как со статистиком на строительных торгах. Я не надеюсь дожить до восьмидесяти одного года, но если доживу, то хотел бы иметь его мужество.

— До восьмидесяти шести, — ровным голосом уточнил Кендрик. — Я тоже думал, что ему восемьдесят один, но вчера мы обнаружили, что ему восемьдесят шесть.

Лэнгфорд Дженнингс пристально взглянул на Эвана, затем, словно конгрессмен отпустил сейчас необыкновенно остроумную шутку, откинулся на кушетку и тихо, но от всего сердца рассмеялся.

— Что здесь смешного? — спросил Кендрик. — Я знаю его вот уже двадцать лет, но он никогда и словом не обмолвился о своем настоящем возрасте.

— Это совпадает с тем, что он мне сказал, — пояснил президент. — Не хочу утомлять вас подробностями, но он указал мне на некоторые упущения — и был чертовски прав, поэтому я предложил ему должность. Он ответил: «К сожалению, Лэнг, я не могу ее принять. Вышло бы так, словно я вас подкупил. Мне не хотелось бы обременять вашу совесть».

— Он большой оригинал, мистер президент, — сказала Калехла.

— Да, они загубили человека особого склада…

Лицо Дженнингса приняло серьезное выражение. Он взглянул на Рашад.

— Ваш дядюшка Митч передает вам привет.

— Да?

— Пэйтон покинул меня час назад. К сожалению, ему пришлось срочно возвратиться в Вашингтон, но во вчерашнем разговоре со мной по телефону он настоял на том, чтобы вылететь сюда. Он хотел непременно повидать меня до того, как я встречусь с конгрессменом Кендриком.

— Почему? — обеспокоенно спросил Кендрик.

— Он наконец поведал мне всю историю об Инвер Брасс. Ну, разумеется, не всю, потому что всего мы просто не знаем. После смерти Уинтерса и Варака мы, вероятно, уже никогда не узнаем, кто вскрыл архивы Омана, да это теперь и ни к чему. С Инвер Брассом покончено.

— А до этого он вам ничего не сообщал? — Кендрик был поражен. Он вспоминал Ахмета, который говорил, что не уверен, что Дженнингс знает все, о чем Пэйтон ему рассказал.

— Митч честно заявил о своем намерении подать в отставку, но я ее не принял… Он сказал, что если бы я узнал эту историю раньше, то отмел бы все предложения, связанные с вашей кандидатурой на пост моего заместителя. Не скрою, возможно, так бы