Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

около восемнадцати миллионов из установленных двадцати шести, именно такова была реальная стоимость оружия, которое можно было приобрести на пятьдесят миллионов американских долларов — колеблющийся курс валюты всегда толковался в пользу продавца. Поэтому Голубой добавил к списку три небольших китайских танка, занеся их туда под благовидным прикрытием в качестве «средств локальной обороны».

Неизвестный, не занесенный ни в какие списки, обреченный на вечное непризнание инспекционный агент, а именно некто Бен-Ами, теперь уже облаченный в свои любимые синие джинсы фасона «Ральф Лоурен», действовал из дома, бывшего надежным убежищем Моссада и расположенного вблизи португальского кладбища в Джейбель Саали. К его неописуемой ярости, оказалось, что посредником Абделя Хаменди в Бен Шемеше выступал израильтянин. Однако он ничем не выказал своего негодования и заключил колоссальную торговую сделку, твердо решив про себя, что если только они все останутся в живых, кому-то в Бен Шемеше несдобровать.

Две группы, по шести коммандос каждая, прибыли ночью одна за другой в пустыню Джейбель Шем. Два вертолета по очереди опустились на площадку, обозначенную для них посадочными огнями. Султан Омана приветствовал добровольцев и представил их сотоварищам — шести высокопрофессиональным гвардейцам из маскатского гарнизона. Восемнадцать мужчин — палестинцы, израильтяне и оманцы — соединили свои усилия во имя общей цели. Смерть торговцу смертью!

Подготовка началась на следующее утро на отмели Эль-Ашара в Аравийском море.

Смерть торговцу смертью!

Эдриен Калехла Рашад вошла в кабинет Ахмета, держа на руках младенца по имени Калехла. Вместе с ней была мать ребенка Роберта Яменни, родом из Бедфорда, штат Массачусетс. В высших кругах Омана ее называли Бобби.

— Она такая красавица! — воскликнула агент из Каира.

— Что ей еще остается! — промолвил отец ребенка, восседающий за письменным столом. Эван Кендрик расположился в кресле рядом с ним. — Она должна быть достойна своего имени.

— Что за чепуха! — возмутилась Калехла.

— Я бы этого не сказал, — заметил американский конгрессмен.

— Сверхсексуальный медведь!

— Я ухожу вместе со всеми сегодня ночью.

— И я, — добавил султан Омана.

— Это невозможно…

— Это невозможно! — завопили обе женщины на разные голоса.

— Ты думаешь, черт побери, что ты делаешь? — верещала жена султана.

— Я делаю то, что хочу, — спокойно ответил Ахмет. — В здешних местах это моя королевская прерогатива, и я не обязан ни с кем советоваться.

— Это вздор, — вскричала жена и мать.

— Знаю, но я сделаю так, как считаю нужным.

Подготовка длилась семь дней, а на восьмой на борт траулера, стоящего у побережья Раас-эль-Хадда взошли двадцать два пассажира. Их снаряжение было уложено под планширом. На девятый день, когда солнце садилось в Аравийское море, радар засек координаты грузового судна, отплывшего из Бахрейна. С наступлением темноты траулер взял курс на юг, следуя перехваченным координатам.

Смерть торговцу смертью!

46

Тяжелый, неуклюжий грузовой корабль покачивался на волнах в ночном мраке; его корма то вздымалась вверх, то падала вниз, подобно разъяренному хищнику, нацелившемуся на добычу. Траулер из Раас-эль-Хадда замедлил ход в полумиле от правого борта приближающегося судна. На воду были спущены две большие шлюпки, в первой из которых находилось двенадцать мужчин, а во второй — десять и одна женщина. Калехла Рашад сидела между Эваном Кендриком и оманским султаном.

Все они были облачены в водоотталкивающие костюмы; их лица едва виднелись в темноте, скрытые складками темной резины. Вдобавок к холщовым мешкам, переброшенным через спины, и связкам водонепроницаемого оружия, пристегнутым к поясам, у каждого из них были большие круглые присоски, прикрепленные к коленям и предплечьям. Обе шлюпки покачивались друг возле друга в темном море, поджидая приближающийся грузовой корабль. Когда большая темная посудина выроста перед ними из мрака, шлюпки подплыли к ней вплотную. Приглушенный шум их моторов потонул в плеске волн. Один за другим «пираты» прикрепляли свои присоски к корпусу корабля, при этом каждый страховал своего товарища слева, чтобы убедиться, что у того все в порядке. Потерь не было.

Медленно, подобно кучке муравьев, вползающих в грязную консервную банку, отряд из Омана карабкался по корпусу вверх, к планширам. Оказавшись наверху, они сняли присоски и выбросили их в море.

— Ты в порядке? — прошептала Калехла на ухо Эвану.

— В порядке? — возмутился Эван. — Руки у меня разламываются, и мне кажется, что ноги у меня до сих пор еще там, внизу, в воде, глаза бы мои туда не глядели!

— Прекрасно, значит, у тебя все нормально.

— И часто вы проделываете такие штуки?

— Не так уж часто, — сказала агент из Каира. — Но мне приходилось делать кое-что и похуже.

— Все вы психи.

— Зато я не суюсь в лагерь, полный террористов. Вот это я называю безумием!

— Ш-шш! — шепотом приказал султан Омана Ахмет Яменни. — Идем наверх. Тихо!

Палестинцы обезоружили полусонных часовых на корме, в середине корабля и на носу, а израильтяне, взбежав по сходням на верхнюю палубу, захватили пять моряков, расположившихся под навесом и потягивающих вино. Как и было заранее условлено, поскольку корабль находился в оманских водах, оманцы поднялись на капитанский мостик и официально заявили капитану, что судно поступает в их распоряжение в соответствии с королевским указом и должно следовать прежним курсом. Членов экипажа окружили и обыскали, у них были отняты ножи и ружья. Их поместили в караульный отсек, выставив там сменяющийся пост из трех человек — оманца, палестинца и израильтянина. Капитан, высокий, сухощавый, заросший бородой фаталист, хладнокровно реагировал на перемену обстоятельств, пожав плечами и не пробуя возражать или сопротивляться. Он оставался у руля, попросив лишь, чтобы его вовремя сменили первый и второй помощники. Когда просьба была удовлетворена, он произнес фразу, подводящую итог его философским размышлениям по поводу случившегося:

— Арабы вместе с израильтянами теперь пиратствуют в южных морях! Мир еще безумнее, чем я думал.

Однако наибольший сюрприз преподнес им радист. Двое членов Моссада и Эван Кендрик во главе с Калехлой осторожно приблизились к радиорубке. По ее сигналу они распахнули дверь и наставили оружие на оператора. Радист вытащил из кармана израильский флажок и ухмыльнулся.

— Как поживает Менни Уэйнграсс? — спросил он.

— Боже милостивый! — только и мог воскликнуть в ответ конгрессмен из Колорадо.

— Этого следовало ожидать, — вздохнула Калехла.

В течение двух дней пребывания в открытом море, пока корабль следовал в порт Ништам, члены военного отряда из Омана, разбившись на группы, посменно работали в трюме. Работа велась очень тщательно, так как каждый досконально знал товар, с которым имел дело, и мог эффективно вывести его из строя. Ящики с оружием вскрывались и пригонялись заново весьма искусно, без каких бы то ни было видимых следов;