Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий

представителя нашей прессы, хотя у него было бы гораздо большие возможности внешнего характера, чем у любого из дипломатов. Здесь нет уже 1 1/2 года военного атташе и единственный военный работник (пом [ощник] военного атташе) находится уже около 2-х месяцев в Москве, хотя военные «приемы» и рауты идут полным ходом и все страны держат здесь по многу людей. Имея маленький журнал, который мог бы давать печатную информацию о СССР, мы его не выпускаем (т. к. торгпредство до сих пор не может договориться с НКВТ[25] о том, кто его должен составлять и кто за него отвечает). Не перечисляю дефектов менее значительного свойства, ибо это заняло бы много времени и места. Подобное положение совершенно не дает возможности наладить работу и поставить ее хотя бы в приблизительное соответствие с теми задачами, какие перед ней стоят и какие она должна была бы выполнять.

Я надеюсь, что по приезде сюда т. Мерекалова Вы дадите мне возможность приехать в Москву. В данной обстановке работа моя крайне малопроизводительна, и я предпочел бы переход хотя бы на менее ответственную, но более практически эффективную работу в Союзе на любом поприще. Хотелось бы сказать еще многое, но не хочется заниматься благочестивыми пожеланиями по Вашему выражению.

С тов. приветом Г. Астахов{164}.

Литвинов отказал Астахову, о причинах этого скажем немного позже. Так или иначе, он остался на своем посту, и трудно даже представить, какой огромный объем работы приходилось ему выполнять. Ее всё прибавлялось, а квалифицированного кадрового пополнения полпредство не получало. Не решался и вопрос с военным атташе, который в той ситуации руководителю полпредства был крайне необходим. 15 июня 1939 года Астахов писал уже не Литвинову, а Молотову:

Я хотел бы обратить Ваше внимание на ненормальное положение военной работы полпредства. Пом[ощник] военного атташе т. Герасимов в течение этого сезона отсутствовал (находясь в Москве) с октября по половину февраля. Затем он снова был вызван в 20-х числах апреля и находится в Москве до сих пор. Кроме него ни одного военного работника, который имел бы дипломатическое звание, дающее право на установление внешних связей, в полпредстве нет. Об отрицательных сторонах этого явления вряд ли нужно распространяться… Между тем, обстановка такова, что в этом чувствуется самая острая необходимость{165}.

Обстановка в полпредстве спровоцировала у Астахова тяжелое нервное состояние. На это многие обращали внимание, включая иностранных дипломатов и сотрудников германского МИДа. Мейер Хайденхаген, референт по вопросам СССР, в разговоре с первым секретарем полпредства Николаем Ивановым сказал, что Астахова «необходимо срочно отпустить в отпуск, он страшно устал, изнервничался, он вообще страшно нервный человек и отпуск ему необходим»{166}.

Этот разговор имел место в июне 1939 года, то есть через полгода после того, как Астахов просил Литвинова перевести его на другую работу.

Нельзя исключать, что эта просьба была вызвана не только непомерной нагрузкой, но и нежеланием работать под началом человека, который недостаточно хорошо разбирался во внешнеполитических делах вообще и в советско-германских отношениях в частности. Мерекалов, которому немцы наконец выдали агреман, в искусстве дипломатии был несведущ и, как уже говорилось, не знал немецкого языка. Как полпред он подписывал все шифртелеграммы, но многие из них писал Астахов. Когда же глава миссии докладывал о собственных впечатлениях по тем или иным вопросам, становилось очевидным: ему не хватает аналитических способностей. Но какие могли быть претензии к работнику внешней торговли и бывшему чекисту, который до неожиданного назначения в Берлин не соприкасался с внешнеполитической работой?

«В отличие от опытных советских дипломатов Я. З. Сурица и К. К. Юренева, – писал В. В. Соколов, – новому руководителю полпредства только предстояло осваивать азы дипломатической службы. Но особого рвения к этому он не проявлял»{167}.

Мерекалов не рвался на дипломатическую работу, это было не его призвание, и он прямо говорил об этом Сталину, когда решался вопрос о назначении. Возможно, новый полпред чувствовал, что пробудет в Берлине не так уж долго, и не стремился заниматься тем, что, как он считал, вряд ли ему понадобится в будущем. Вместе с тем не будем преувеличивать: как отмечает Безыменский, Мерекалов хоть и был человеком малоинтеллигентным, зато отличался прилежанием и трудолюбием{168}.

По правде говоря, не все донесения, которые полпред составлял самостоятельно, были совершенно беспомощными. Один из примеров – телеграмма о визите в Германию руководителя Венгрии адмирала Хорти, верного союзника Гитлера. Вначале в ней рассказывалось о военном параде в честь высокого гостя (туда пригласили дипкорпус) с перечислением принявших в нем участие подразделений вермахта, военной техники и сравнением их с подразделениями и военной техникой Красной армии, которые Мерекалов наблюдал на параде в Москве в мае 1938 года. Кое-что было точно подмечено. «Обмундирование по внешнему виду более или менее равноценно с немцами… Немцами было представлено очень мало пехотных частей и кавалерии… Отсутствовали танкетки и тяжелые танки… Слабо по сравнению с нами представлены прожектора и звукоуловители… Совершенно отсутствовали нашего типа тягачи… Обращали на себя внимание оркестры, шедшие впереди своих частей, выдерживающие прусский шаг не хуже строевых частей».

Изложенное представлялось небезынтересным, пускай это мало напоминало серьезный сравнительный анализ. Констатация некоторых моментов, бросившихся в глаза полпреду, тоже имела важность. К тому же он вполне здраво предлагал центру направить в миссию военных специалистов – «для изучения сил вероятного нашего противника»{169}. Кадры военного атташата Москва чистила не менее основательно, чем дипломатический состав, и незаполненных вакансий там хватало (как мы помним, на это жаловался Астахов).

Вместе с тем отдельные пассажи полпреда нельзя было назвать содержательными, они явно сочинялись для того, чтобы «заполнить пустоты». Это относится к описанию посещения им оперного театра по случаю того же визита. Мерекалов ограничился следующим: «А вечером 25 августа на “Лоэнгрине”[26] в оперном театре тоже в честь Хорти (приглашение Гитлера). Театр полон военных и чиновников. Особенно выделяются члены правительства и военные с зеленой лентой и повешенным на нее орденом, это обильная награда Хорти в связи со своим приездом. Впечатление от приема также убеждает, что руководит страной фашиствующая военная клика»{170}.

Что-то особо ценное и новое из этой констатации извлечь было трудно. Не зная языка, полпред фактически не располагал собственными контактами и не мог в профессиональном плане использовать для сбора сведений и завязывания знакомств такую удобную возможность, как посещение оперы.

Некоторые моменты непродолжительной деятельности Мерекалова на посту полпреда весьма колоритны.

Одна из первых проблем, решением которой он озаботился по приезде в Берлин, заключалась в аренде дачи в пригороде. Первому заместителю наркома иностранных дел Потемкину пришлось разъяснять, что дача для полпреда – не приоритет, тем более в такой загранточке, как германская столица:

Желание законное, особенно, принимая во внимание нынешнюю жару. Но на этот счет у меня имеются некоторые сомнения.