Пылающий Эдем - Белва Плейн

– Конечно, не можете.

– Если… он… когда-нибудь узнает, все будет кончено, – она раскинула руки. – Он снесет этот дом. Он из тех, кто даже не попытается понять… простить…

– А что такое мужчина? – Агнес печально смотрела на нее. – Я говорю вам – выбросьте все это из головы. Я была вам матерью, вы забыли? Даже больше Джулии.

– Это правда.

Джулия присутствовала в ее воспоминаниях не ярче, чем рисунок пастелью. Ни радости, ни разногласий, ничего. Тереза подумала, возможно поэтому я такая, какая я есть. Наверное, если бы я захотела, я могла бы сходить к психоаналитику – это так модно сейчас, и тогда знала бы. И еще я смогла бы понять, почему то, что Агнес негритянка, вызывает у меня неприязнь, а мгновенье спустя я чувствую тепло и покой в ее присутствии.

– Моя малышка, Маргарет, – умственно отсталая, – внезапно сказала она, хотя не собиралась этого делать. – Она никогда не повзрослеет.

– Мне так жаль, мисс Ти.

– Ты знаешь, иногда мне в голову приходит безумная мысль, что это, наверное, наказание.

– Это не безумие, – покачала головой Агнес. – Я знаю подобные случаи.

Да нет, это, конечно, безумие, абсурд. Только крестьянин из такого места, как Сен-Фелис, может верить в это: атавизм, сохранившийся с доисторических времен, проявляющийся в человеке в минуты отчаяния.

Агнес тронула фотографию на столе:

– Это ваш муж? Красивый мужчина.

– Да, – когда она злилась, то думала о нем с презрением. Не снимок, а реклама дорогого костюма. Мужчина-кокетка.

Но сейчас она не собиралась жаловаться.

– Вы счастливы? Он хорошо к вам относится?

Это были скорее утверждения, а не вопросы. Для такого человека, как Агнес, которая не имела ничего, блеск обстановки, обширные владения и аккуратные ряды деревьев под окном были вполне достойной компенсацией.

– Он добр ко мне. Я счастлива.

Безусловно, Ричард по-своему был без ума от нее. Он давно уже не воспринимал ее, как ни на кого не похожую девочку с чужеземного острова, но сохранил свое теплое отношение, а кроме того, он вырос в среде, где разводятся крайне редко. Да у него и не было причин – о которых бы он знал – оставить ее.

К детям он тоже был добр, терпелив даже с бедной Маргарет, гордился двумя другими дочерьми и Фрэнсисом, не по годам развитым, живым мальчиком. Не верилось, что это их сын. У него ничего не было от Ричарда, кроме светлых волос и особой манеры улыбаться.

Сидя под мягким, проницательным взглядом Агнес, она думала: мы никогда ни о чем не говорили по-настоящему, кроме детей; у нас никогда не было общих интересов. Но это не важно. Даже «другие женщины» не имеют значения. Она отдала свою жизнь воспитанию детей, так ботаник сосредоточивается на своих опытах, постоянно следя за температурой в оранжерее и химическим составом почвы.

Ей вдруг захотелось поговорить о Фрэнсисе:

– Мой сын, мой сын Фрэнсис напоминает мне моего отца.

– Вы его помните?

– Очень смутно. Я помню истории, которые он мне читал. У него был красивый голос.

Она помнила ощущение усталости, исходившее от него, белизну постели и комнату с постоянно задернутыми шторами. Черный катафалк, который тянули две лошади с черным плюмажем на головах, увез его навсегда.

– Он умер мужественно. Он страдал, но никогда не жаловался.

– Дедушка всегда говорил, что Фрэнсис был сильным. Он сказал, что я тоже сильная, даже если сама так не считаю. Он еще добавил, что эта сила помогает выстоять в жизни.

– У вашего дедушки она, без сомнения, была, – мрачно сказала Агнес. – Вы знаете, что он сделал с Клайдом. Не то чтобы этого нельзя было ожидать, цветной мальчик…

– Ты считаешь, это оправданием? Что он не сделал бы этого с любым?

– С любым, – улыбнулась Агнес. – В нем жила ненависть, мисс Ти. Только он так не думал.

Ти молчала. Клайд, его жизнь и смерть, но более всего его смерть, должны быть навечно погребены, остаться тайной для всех.

– Тем не менее, – задумчиво произнесла Агнес, – я не обвиняю его за то, что он сделал. Способность убить есть в каждом из нас. Я знаю, что, если надо будет, я смогу убить ради Патрика.

Звенящая тишина навалилась на них.

– Скажите мне, мисс Ти, вы хоть раз виделись с вашей матерью?

Ти облизала сухие губы:

– Они дважды навещали нас.

– А вы? Вы никогда не хотели поехать туда?

– Нет, никогда.

Снова эта невыносимая тишина. Еще минута и Ти закричит. Она прижала пальцы к дрожащему рту и через голову Агнес взглянула в зеркало, которое несколько минут назад отражало цветы и книги и из которого сейчас смотрело ее перепуганное лицо, борющееся со слезами.

Она подбежала к Агнес. Вот плечо, к которому можно прижаться, рука – гладит по спине, успокаивая. Сдавленным голосом она проговорила в плечо:

– Я не могу позволить себе плакать.

– Я знаю. Иначе я бы сказала – поплачьте и вам станет легче. Но вы не смеете.

Тереза подняла голову:

– Я солгала тебе. Нет, в то же время – не солгала. Я… я не знаю, что я чувствую. Никогда не знаю. На самом деле, я не знаю правды о себе. Я хочу, я действительно хочу знать, какой он, хочу! И боюсь узнать. Прости меня, Агнес.

– Можете ничего не говорить. Вы думаете, что столько лет живя на свете, я ничего не знаю о жизни? – в ее голосе прозвучала скорбь старой женщины, повидавшей слишком много на своем веку. – Хорошо, я расскажу вам. Он спокойный мальчик, нежный, вдумчивый, размышляет о разных вещах. Он честолюбив, да, но не в отношении денег. И гордый. У него очень светлая кожа, а он гордится тем, что черный. Больше, чем иной по-настоящему черный. Странно, не правда ли?

– О да, – печально и странно. А он счастлив, Агнес?

– У него есть друзья. Такие же, как он. Да, пожалуй, он счастлив, как и все… Не знаю, что еще вам сказать. В нескольких словах трудно описать все прошедшие годы. Одно могу сказать – он лучшая часть моей жизни.

– Я помню день, когда ты забрала его. Я хотела на него посмотреть – и не хотела. И мне стыдно, что не посмотрела до сих пор.

– Здесь нечего стыдиться. Вам было шестнадцать, вы были напуганы до смерти. Хотя в вас было столько мужества, будьте уверены.

– Я часто думала, что существуют два вида мужества. Есть такой, что помогает держаться, придает спокойную уверенность в себе. Это обо мне, это моя жизнь. А другой вид мужества дает способность рисковать, идти неизведанными путями. Мне этого не дано.

– Не бояться правды, вы хотите сказать?

Ти кивнула. Внезапно она осознала, что дышит тяжело, почти задыхается, словно долго бежала.

– Это было бы неразумно с вашей стороны. И я сказала бы то же самое, даже если не собиралась брать Патрика. Тогда вы не получили бы всего этого, – Агнес обвела рукой комнату.