Столица для поводыря - Андрей Дай

Нужно сказать, старый генерал отнесся к итогам моих переговоров с Наденькой Якобсон как-то… странно. Боюсь признаться, но мне показалось, он был доволен, как добравшийся до сметаны кот. И со мной стал каким-то подозрительно ласковым. Однажды даже пожелал мне доброго утра! Герочка после такого проявления родительской любви полдня мог говорить только междометиями…

Собравшись с силами, я заявился в кабинет к седому доктору права и, каждую секунду опасаясь выдворения по приговору в малозначительности сих терзаний, торопливо вывалил на него всю историю своих приключений в столице вкупе с мыслями и подозрениями. И уже на следующий же день в обед сидел в уютном кабинете кафе-ресторана «Гейде», что на Кадетской линии Васильевского острова.

Заведение было прекрасно известно Герману. Хотя бы уже потому, что изначально принадлежало его деду Карлу. Теперь же, после смерти старого ресторатора, им занимался Герин дядя по матери – Карл Карлович. Так что любой член семьи Лерхе мог рассчитывать на самый радушный прием в этом совершенно немецком кабачке.

Ресторанчик не имел ничего общего с иными, самыми дорогущими и моднющими вроде «Дюссо», «Домона» или «Бореля». Ни отделкой, ни перечнем блюд, ни каким-нибудь особенным, сверхпредупредительным сервисом. Средней руки трактир в среднем немецком городке с «бизнес-ланчем» за шестьдесят копеек серебром. В салате было по-немецки мало масла и много уксуса, зато в меню полностью отсутствовали какие-либо кондитерские изделия. Вместо сладостей – бильярд и стол для игры в кости. А в остальном – скорее пахший табачным дымом и свежим пивом клуб, где все посетители друг с другом знакомы. И где посторонним господам не очень-то рады.

В одной с нами компании был, например, человек, которого и обслуживать бы в «Гейде» не стали, не явись он вместе с Вениамином Асташевым – красавцем-ротмистром в мундире лейб-гвардии конного полка. Да тот и сам бы не посмел зайти, несмотря на все свои миллионные капиталы. Не тем человеком был Гораций Осипович Гинцбург, чтобы спокойно слушать за спиной шепотки. «Еврей в немецком клубе? Ах что вы, право! Какой конфуз!» Тем не менее сейчас он сидел прямо передо мной. Приземистый, коренастый, как сказочный гном, с возмутительной для верноподданнического «бритого» общества курчавой бородкой.

Как я уже говорил, небезызвестного столичного банкира привел Асташев-младший. Ротмистра пригласил, естественно, Асташев-старший. Которому, в свою очередь, назначил встречу в «Гейде» генерал-комиссар Якобсон. Этакий вышел паровозик…

С нашей лерховской стороны на высоких переговорах присутствовали я, старый генерал и отцов младший брат Карл Васильевич Лерхе – начальник канцелярии и личный секретарь принца Ольденбургского. Ввиду полного житейского идиотизма его высочества всеми делами, и политическими, и финансовыми, давно занимался дядя Карл.

Ну и в роли «тяжелой артиллерии» Густав Васильевич привел с собой давнего друга и партнера по операциям с ценными бумагами барона Штиглица Александра Людвиговича. Это был пятидесятилетний высоченный господин с тщательно зачесанной реденькими волосиками плешью и белоснежными, похожими на оставленную после бритья пену, бакенбардами.

Я слегка волновался. Все, о чем говорилось за этим грубым деревянным столом, как-то меня касалось. Эти люди, несмотря на их невысокий официальный статус, были весьма и весьма хорошо осведомлены. И благодаря информированности имели за спиной по огромному мешку с деньгами. Но самым пугающим было то, что даже если бы я каким-то совершенно фантастическим образом смог добиться высочайшего дозволения на строительство в губернии железной дороги, без их финансового участия дело было бы обречено на провал. Что ярко выраженный еврей Гинцбург, что лютеранин с иудейскими корнями Штиглиц были лакмусовыми бумажками для большинства отечественных и всех иностранных инвесторов. Стоило двум этим господам решить, что мой проект неинтересен, и можно голову расшибить, но так и не найти понимания ни в одном ином банкирском доме от Екатеринбурга до Парижа.

– Настораживает излишнее, по моему скромному мнению, копошение окрест нашего молодого друга, – немного наклонившись вперед, тихо проговорил Александр Людвигович. – Особенно в момент, когда требующиеся бумаги готовы и уже лежат в числе первых в папке секретаря его величества. Я полагаю, Карл Васильевич в силах нам открыть глаза на происходящее?

– Да. Конечно. Для меня нет ничто скрытого! – начал дядя Карл по-французски, но, заметив недовольную гримасу на лице не обученного языкам Ивана Дмитриевича Асташева, поспешил перейти на русский. – Непременно, господа. Здесь для меня все совершенно ясно. С чего же начать?

– С вздорных мечтаний моей будущей снохи, – с невозмутимым видом заявил отец. Чем заставил смутиться своего друга, главного военного интенданта империи. – Что это еще за сопливые заговорщики? И как Надежда Ивановна могла дерзнуть упоминать его высочество великого князя Александра Александровича?

– Да уж, – поддержал старого Лерхе Гораций Гинцбург. Его бас, как звук внутри полкового барабана, еще секунду вибрировал в стенах кабинета. – Их заигрывания с огнем подвергают нашего молодого губернатора неоправданному риску.

Меня измерили, взвесили и признали годным. Забота откровенно радовала. Знать бы еще, чего мне это будет стоить. В бескорыстную любовь главы крупнейшего банкирского дома империи я не верил.

– Насколько мне известно, господа, – усмехнувшись и взглянув на насупившегося Якобсона, принялся рассказывать секретарь Ольденбургского, – это целиком и полностью лежит на совести мадемуазель Мещерской. Вам должно быть ведомо, какое влияние она оказывает на молодого царевича. Ну и, конечно, здесь присутствуют нежные ручки принцессы Терезии, неожиданно воспылавшей материнской любовью…

Все понятливо кивнули. Гера сунулся было объяснять и мне, но я его заткнул. Невелика хитрость. И так понятно. Раз Никса никогда не женится на Катеньке Ольденбургской, значит, он не должен достаться и Дагмаре. Чем хуже – тем лучше. Ведьму Терезию больше всего устроил бы международный скандал. Дания только-только проиграла войну и лишилась изрядного куска земель. Брачный союз с наследником Российской империи в какой-то мере компенсирует военные потери в глазах мирового сообщества и поэтому должен состояться любой ценой. Однако этот брак совсем не устраивает Пруссию. Собирателям германских княжеств ни к чему на соседском троне императрица, ненавидящая все немецкое. Нисколько не сомневаюсь, что прусский посланник уже успел намекнуть Терезии, что исход торговли за претензии на Лауэнбург напрямую зависит от успеха матримониальных планов царской семьи.