Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева

Офицеры рассмеялись и ушли.

«Хорошо, что Густава не было рядом, — подумала Оля. — Выходить на улицу становится просто страшно».

На следующий день Генрих пришел фотографироваться. В ателье стоял запах свежесваренного кофе.

— Это ваши духи, фрау? Или аромат арабики? — спросил он, усаживаясь на стул перед объективом.

— Моя жена варит хороший кофе, господин капитан, — смиренно ответил Густав. — Ты не угостишь господина офицера, дорогая, пока я проявляю?

— Конечно, дорогой.

В хозяйстве у Густава был старенький, но симпатичный кофейный сервиз из четырех чашек. Столько же было и маленьких ложечек. Оля налила кофе в кофейник, поставила чашку и сахарницу на поднос и вынесла все это из кухни.

— Чудесный кофе. Бьюсь об заклад, вы купили его в Берлине. Даже в Мюнхене я не пробовал такой.

Офицер пил кофе маленькими глотками. Оля улыбнулась.

— Так где же, фрау Моника? Или это секрет?

— Моя жена привозит кофе из Швейцарии, — ответил за Олю Густав, появляясь в дверях проявочной. — Вместе с негативом с вас семь марок. Без негатива — пять.

— А что вы делаете с негативами и пленкой? — заинтересовался немец.

— Негатив смываю, пленку уничтожаю, — равнодушно ответил Густав.

«Вот оно, — подумала Оля. — Я всегда знала, что кто-то поинтересуется».

— Похвально. Я, пожалуй, возьму негатив. Где вы покупаете реактивы?

— Почти все составляю сам, так дешевле…

— У вас хорошо получается. Позвольте угадаю — мечтали быть художником?

Офицер продолжал сидеть за столиком, наслаждаясь не только кофе, но и явным смущением Густава и Моники.

— Мой муж хотел быть пилотом, — ответила Оля.

— Печально. А что вы делаете в Швейцарии, кроме покупки кофе, разумеется? — гестаповец продолжал расспросы.

— Мои дядя и тетя живут там, господин капитан, — на пределе любезности ответила Оля.

— А ваши родители? Они живут там же? — как ни в чем не бывало, спрашивал немец.

— Они умерли. Моника сирота, — ответил за жену Густав.

— Катались на горных лыжах?

— Нет, господин майор. Моя мама умерла в родах. Брат тоже не выжил, — сдержанно ответила Оля.

И что-то изменилось: мужчина, до этого мгновения сидевший в небрежной позе, нога на ногу, как-то посуровел и выпрямился.

— Моя мать тоже умерла в родах, — сказал он. — Я сочувствую вам, фрау. А ваш отец?

— Тут вы угадали: разбился на горных лыжах.

— Благодарю за кофе, — офицер бросил десять марок, забрал конверт с фотографиями и вышел из ателье.

Оля с Густавом перевели дыхание.

— А он настырный, — наконец сказал Густав.

— Да, — ответила Оля.

У нее возникли сомнения о целесообразности такого отчета о ее жизни.

— Он же слышит твой акцент, Моника. Это надо объяснять, — будто услышав мысли жены, сказал Густав.

— Ты, наверное, прав.

Генрих не появлялся до середины октября. Но однажды утром, когда Моника стояла в дверях ателье, он медленно проехал мимо нее на той же машине, такой же элегантный.

— Я скучал без вас, фрау Моника, — произнес он негромко, на мгновение останавливаясь перед Ольгой.

Она улыбнулась. Густава не было рядом, Генрих поехал дальше — в сторону санатория.

«А у нас тут, видимо, отдыхают непростые люди. Только они точно к нам не заходят», — подумала Оля, глядя вслед машине.

Через неделю, встречаясь с Отто на берлинском вокзале, она увидела машину Генриха.

— Осторожно, — отворачиваясь, сказала она. — Это машина знакомого.

Отто отошел к киоску, где в стекле отчетливо был виден Генрих.

— Хорошие у тебя знакомые, — сказал Отто, когда машина проехала. — Он уехал. Пойдем.

Обсудив в вагоне задание, Отто снова спросил про офицера.

— Это Генрих. Он гестаповец. По крайней мере, ходит в черной форме. Он уже дважды приезжал в наш город. Один раз фотографировался.

— Думаю, он тебя не заметил. Если да, то скажи, что ездишь к доктору. Это всегда действует. А я запомнил номер его машины, постараюсь уточнить кто он.

— Да. Он знает, откуда я родом и про смерть родителей…

— Понятно-понятно. Подкатывал к тебе?

— Было дело, — рассмеялась Оля, которая совсем недавно поняла, до какой степени ей небезразличен Отто.

Задание было простым: всего лишь отправить письмо «дяде» из нейтрального городка, куда съездила Оля в тот же день.

— Старайся дважды не приезжать в один и тот же город. Тебя быстро запомнят.

— Я понимаю…

Оля уже устала повторять бесконечное «Ich verstehe, Ich verstehe»[11], но что еще можно ответить?

Через несколько дней Отто снова вызвал ее телеграммой.

«У него есть еще кто-то кроме меня, — подумала Оля. — Ведь не сам же он отправляет мне телеграммы. Кого-то просит или переодевается…»

— Я навел справки о твоем капитане, Моника, — начал Отто, когда они оказались в вагоне. — Это важная птица. Барон. К нацистам примкнул в самом начале, вопреки воле отца. Так что с семьей у него проблемы. Поэтому он изображает бесконечную службу. Постарайся подружиться с ним. Густав вряд ли ему будет интересен. Ты — совсем другое дело.

— Я? — горько усмехнулась Оля. — Думаю, я слишком дорогая цена за такую дружбу.

— Безусловно. Но у него могут быть с собой документы, он сам — источник знаний. Иногда такой офицер владеет не меньшей информацией, чем его начальник. Да-да. Потому что капитан делает свое дело, а еще следит за полковником и генералом. У немцев все друг за другом следят.

— Знаю…

— Если тебя попросят написать на соседку — пиши. Но размыто.

— Как это? — удивилась Оля.

— Хорошая хозяйка. На рынок ходит дважды в неделю. Печет сама. Под дуру, понимаешь? И еще. Если кто-то попросит негатив или пленку погибшего офицера — не отдавайте. Поняла? У вас их нет. Потому что вдова возликует, но тут же напишет на вас донос. Или ее соседка, у которой не осталось фотографии мужа или сына.

— Что нас интересует про капитана? — прервала Отто Оля — до перехода в соседний вагон оставалось несколько минут.

— Нас интересует все. Любая мелочь. Постарайтесь сфотографировать его документы. И то, что у него бывает в карманах. Но не сразу, он будет очень осторожен. И еще. Тебе надо посетить доктора на самом деле. Он все будет проверять.

— Связь с вами?

— Как обычно. До свидания.

Оля видела, как Отто скрылся в противоположном тамбуре.

«Хорошая у меня роль, — подумала она, усаживаясь в соседнем вагоне. — Третий класс, обноски, дружба с капитаном и жизнь с хромым Густавом».

Еще через неделю Оля получила письмо, в котором ей сообщалось, к какому доктору ей следует записаться на прием.

— Что за доктор? — удивился Густав.

— Дорогой, все женщины посещают врача. Это правило. Тем более, что у нас до сих пор нет детей.

Фраза, учитывая обстоятельства, была абсурдной.

— Ну, врач — значит,