Бухта Радости - Андрей Дмитриев

Артур глядел на них с презрением. Голодные и сами меж собою говорят, что голодны, – от шашлыка решительно отказываются. Раз предложил, два предложил; ну сколько можно предлагать? Голодные, а жадные: пьют пиво на пустой желудок. Подал им шесть бутылок на троих; бутылка – двадцать два рубля; помножь на шесть – сто тридцать два рубля: копейки. И никуда не отойти, ни в туалет, ни искупаться: они еще не расплатились. Один ушел уже – и нет его; остались эти двое; тоже уйдут, того гляди, не заплатив. Сначала женщина уйдет, мужчина подождет и тоже попытается слинять, а что, такое сколько раз бывало!…

– Может, люля, если не любите шашлык? Или, давайте, баклажаны на углях, если не верите, что у меня хорошие люля.

– Мы верим, верим, уважаемый, – поморщился Иван Кузьмич, – мы понимаем: у тебя прекрасное люля. Но и ты тоже нас пойми: зачем нам есть люля, когда мы друга ждем? Он нам везет из дома свой шашлык. Нагрузимся твоим люля – наш друг обидится, поэтому не обижайся.

– Если так будет продолжаться, я съем люля, – с угрозой в голосе сказала Александра.

– А я в чем виноват? – ответил ей Иван Кузьмич, допил подонки пива и помахал над головой пустой бутылкой.

– Еще? – приблизившись к столу, спросил Артур.

– Еще.

Артур кивнул уныло и пошел за пивом.

– А вот и он, – сказала Александра и, помолчав, добавила: – Один.

Иван Кузьмич повернулся, не вставая со скамьи, и скамья скрипнула. Геннадий шел, растерянный, по берегу. Не торопясь, поднялся с берега к столу и со всего размаху опустился на скамью. Сказал, ни на кого не глядя:

– Нет его нигде.

– Как – нет нигде? – спросила Александра. – А машина?

– Машина где стояла, там стоит. А он пропал.

– С ключами от машины и вином? – вслух сам себя спросил Иван Кузьмич и неуверенно себе ответил: – Мистика.

– С ключами от моей квартиры тоже, – решился уточнить Геннадий. – Я дал ему всю связку.

– Я ничего такого не хочу сказать, – сказал Иван Кузьмич, – но я пока хочу спросить: он знает, где твоя квартира?

– Откуда!…

– Ты у охранников спросил? – спросил Иван Кузьмич. – Он мимо них не мог пройти.

Геннадий взвился:

– Ты что, забыл, что вышло у меня с охранниками?

– Что вышло? Ничего не вышло. Ты отказался заплатить за въезд, оставил тачку за забором, и это твое право… И я сейчас не обсуждаю, зачем ты это сделал, хотя и мог бы кое-что сказать, но я не обсуждаю.

– Тут обсуждай – не обсуждай, но у меня совесть есть. Это бессовестно – платить сто пятьдесят рублей! Я им такого там наговорил, они такое про себя узнали – ты просто этого не слышал. О чем я их теперь могу спросить?

– Хватит болтать! – сказала Александра. – Лучше подумайте, что с ним случилось и как нам теперь быть.

– Я думаю, он заблудился, – предположил Иван Кузьмич.

– Я тоже так подумал, – с надеждой подхватил Геннадий. – Послать его – послали, а не сказали, где приземлимся. Вот он и ищет нас, я думаю, по всему берегу.

– Но что-то долго ищет, – сказала Александра.

– Нам, главное, сейчас не дергаться, – сказал Иван Кузьмич. – Да, не метать икру. Пить пиво, с места не сходить и ждать.

…Сан Саныч, между тем, уже сходил с маршрутки на площади у станции Мытищи, уже не думая, как с ним могло такое приключиться.

Когда Сан Саныч шел к машине за вином, он нес ключи в горсти, вместо того чтоб сунуть их в карман. Руке была приятна тяжесть связки, пристегнутой к брелоку в виде гробика (Сан Саныч ногтем сдвинул крышку гробика и с перепугу фыркнул: во гробике лежал скелетик, а у скелетика, как только крышка сдвинулась, вскочил стоячий членик на пружинке; Сан Саныч тут же крышечку надвинул и дальше по аллее зашагал), но и не все ключи на гробике ласкали горсть. Точнее, все ключи на гробике были Сан Санычу неинтересны – кроме ключа от “хёндё”. Впервые в жизни он держал в руке ключ от машины.

Сан Саныч, в целом, не завидовал владельцам собственных автомобилей, давно прошло и детское желание рулить, но были у Сан Саныча мгновения, когда не сердцем даже, но подушечками пальцев он ощущал уколы зависти. Едва лишь кто-то на его глазах вставлял ключ в дверцу своего автомобиля или легонько поворачивал его в замке зажигания, после чего автомобиль без промедлений начинал урчать – в подушечках тут же покалывало. Обычный поворот автомобильного ключа ему казался необыкновенным; такое превосходство над собой Сан Саныч прозревал в том повороте, что всякий раз себя не узнавал и видел вдруг себя со стороны не выросшим, не повзрослевшим и навсегда повсюду опоздавшим. И “одноклассникам” он не посмел сказать, зачем ему на самом деле нужны деньги, зачем рискнул быть с ними в теме, зачем поехал с ними в Бухту Радости. Свечной заводик и бензоколонка – все это были отговорки, хохмочки. На самом деле он хотел купить автомобиль. Пусть и боялся вообразить себя сидящим за рулем в сплошном потоке автотранспорта (а как воображал – потел и тосковал), но зато ярко представлял, как с собственным ключом в руке подходит к своему автомобилю – и открывает, повернув легонько ключ, затем, усевшись в кожаное кресло, легко захлопывает дверцу.

Перед шлагбаумом он приостановился, раздумывая, как продолжить путь: подлезть ли под шлагбаум или свернуть и обойти его по тропке перед будкой. Охранник в будке равнодушно на него глядел – умело пряча любопытство, как показалось вдруг Сан Санычу. Решив, что подлезать, согнувшись, несолидно, Сан Саныч обошел шлагбаум по тропке.

Подавшись вправо от дороги, он оказался на бетонированной площадке, уставленной автомобилями, хозяева которых, подобно “однокласснику” Геннадию, не пожелали заплатить за въезд. Глазами отыскав “хёндё”, Сан Саныч легким и ленивым шагом направился к нему. Он шел к “хёндё”, легко подбрасывая на ладони связку ключей на гробике. Он помнил, что вино – в багажнике и, подойдя, похлопал по багажнику ладонью. Прожаренное солнцем железо обожгло ее. Сан Саныч дунул на ладонь и головою покачал. В связке ключей он безошибочно нашел ключ от “хёндё”. Обвел спокойным взглядом стоящие вразброс автомобили и сжал подушечками пальцев пластмассовый вершок ключа. Примерившись, принявшись тихо насвистывать начало какого-то мотивчика (какого, вспомнить не успел), вогнал железный корешок в прорезь замка багажника. Ключ вошел туго и не до конца. Легким ударом ладони Сан Саныч вбил ключ до упора и попытался повернуть его. Но ключ не шевельнулся.

“Черт”, – произнес Сан Саныч и сразу понял, что произошло: ключ влез в замок неправильно. Сан Саныч ухватил пластмассовый вершок, намереваясь вынуть ключ, перевернуть его и вставить правильно – ключ не поддался вновь. “Черт”, – снова произнес Сан Саныч, мучительно стыдясь себя. Подергал осторожно ключ, но тот, застряв в замке, никак не отозвался на подергивание… Подергал нервно – не помог и нерв. “Без паники”, – сказал себе Сан Саныч и попытался вынуть ключ без паники, но ключ только добавил паники.

Сан Саныч оглядел безлюдную площадку, пытаясь успокоиться. Горячий воздух над бетоном замер; кусты вокруг были недвижны. Скрипнув дверью в тишине, охранник выбрался из будки, прошелся, разминая ноги, вдоль шлагбаума, затем остановился и принялся внимательно разглядывать Сан Саныча. Сан Саныч отвернулся и облокотился о багажник с самым беспечным видом. Мелькнув между березовых стволов, к Бухте подъехала машина и встала у шлагбаума. Охранник к ней направился с протянутой рукой. Прежде чем охранник поднял шлагбаум, Сан Саныч снова занялся ключом.

Теперь он не тянул, не дергал, но расшатывал застрявший ключ, как зуб, готовый выпасть, однако ключ не думал выпадать. Сан Саныч посильнее надавил и тут же пальцами почувствовал: ключ гнется. Тогда он, тихо надавив, выпрямил ключ и вытер пот со лба. Шумно вздохнув и надув щеки, Сан Саныч снова надавил на ключ. Глухой щелчок, который он услышал, в первый миг его обрадовал. Он весело вертел в руке вершок ключа, пока не догадался: корешок остался в прорези замка. “Я сломал его, – сказал себе Сан Саныч. Вздохнул, сказал задумчиво: – Теперь его оттуда не достать”, – и на ослабших, полусогнутых ногах повлекся в тень, к ближайшему кусту на краю площадки.

Он опустился в тень куста боярышника, из которой вытекала на бетон длинная тень сосны. Связка ключей оттягивала руку. Сан Саныч принялся вертеть ее в руке, держа за гробик, перечисляя мысленно последствия того, что натворил. Машину не открыть, не завести и не уехать. Идти на берег, рассказать все, что случилось, увидеть лица и услышать, что услышать. Весь план по теме накрывается, а что потом – и не представить. Сан Саныч прекратил вертеть связку ключей, и мысль его остановилась. Он продолжал сидеть в тени куста, бездумно глядя на бетон, пока не обратил внимание на то, что тень сосны подобно стрелке солнечных часов успела отползти далеко вправо. “Должно быть, озверели меня ждать, – подумалось Сан Санычу. – И что мне теперь делать?… Давай, брат, по порядку и спокойно. Во-первых…”