Белый Ягуар - Аркадий Фидлер

И все это словно ничего не весило — она шла легко и мило улыбалась.

…Луна поднялась уже высоко в небо, и стало еще светлее. Около полуночи на подходе к деревне я выслал вперед разведчиков. Ничего особенного они не обнаружили, деревня Боровай спокойно спала, только лаяли собаки. Где и какой отряд должен был расположиться вдоль опушки леса, было оговорено заранее. Мы быстро окружили весь Боровай со всеми его хижинами, в основном построенными без стен, так называемыми бенабами. Селение не имело никакой ограды, а ручей, протекавший с одной стороны деревни, был совсем мелким. Это полное пренебрежение какой бы то ни было внешней защитой следовало отнести лишь на счет уверенности, что никто не посмеет напасть на самых воинственных и храбрых воинов Гвианы.

Сложенные в огнеупорные мешки тлеющие лучины выполнили свою роль. Привязанные к острию стрелы, метко выпущенной из лука, они на лету разгорались, впивались в сухие кровли хижин, и сразу же вспыхивал пожар.

Наши стрелы легко достигли центра деревни, и там начался кромешный ад. Перепуганные обитатели выскакивали во дворы, воины хватали первое попавшееся под руку оружие. Со стороны леса раздались первые ружейные выстрелы и засвистели смертоносные стрелы. Затем мощный грохот разнесся по верхушкам деревьев: это стрелки, вооруженные дальнобойными мушкетами, дали сверху прицельный залп по воинам, метавшимся в центре селения.

Внезапность оказалась ошеломляющей — полная паника, хаос и растерянность. Казалось, отовсюду со стороны леса неслись тысячи пуль, джунгли превратились для карибов в страшное чудовище, изрыгающее убийственный град. А пули не достигали цели: вот когда сказалась многомесячная тренировка.

С трех сторон, с земли и с деревьев, лес поливал карибов огнем. С четвертой стороны, там, где деревня подходила к ручью, пока было тихо. Здесь затаились варраулы, усиленные пятью неграми Мигуэля, а на самом левом крыле — моим резервным отрядом. Лишь спустя какое-то время карибы разобрались в обстановке и бегом бросились к ручью. Но поздно. Несколько хижин горело уже и здесь, освещая поляну, так что карибы представляли собой прекрасную мишень не только для стрел, но даже и для пистолетов. Женщин и детей мы пропускали, не трогая, и они свободно убегали в лесную чащу.

Стремясь усилить среди карибов панику и не дать им прийти в себя, наши стали выкрикивать, как некий боевой клич: «Белый Ягуар!», и когда клич этот загремел со всех сторон: и со стороны леса, и от ручья,-звучало это впечатляюще и грозно, словно смертный приговор доселе непобедимым карибским воинам. Да, так оно и было. Правда, то одному, то другому карибу в суматохе удавалось достичь какого-нибудь аравака или варраула и пронзить его навылет копьем, но случалось это редко и притом неизбежно завершалось гибелью кариба.

Часть молодых и здоровых карибок мы задержали, имея в виду использовать их для переноски добытого оружия. Этим занимались Уаки и половина его отряда на восточной окраине деревни, там, где проходила тропа, ведущая на плантацию Бленхейм. Чтобы пленницы не разбежались, правые руки их привязывали к общей веревке. Когда девушек набралось около двадцати, я подошел и спросил, все ли они карибки.

— Все, все, — нехотя откликнулись женщины.

— А я — нет, я-не карибка! — громко выкрикнула одна.

Я велел ей выйти из толпы. Оказалось, это была аравакская девушка с берегов Померуна.

— Как ты сюда попала? — спросил я по-аравакски.

— Меня похитили…

— Когда это было?

— Два года назад.

— Ты хочешь вернуться домой, на Померун?

— Конечно!

— Стань тогда в сторону, да смотри, чтобы тебя не связали вместе с карибками. А больше здесь нет чужих?

Среди задержанных оказалась еще одна девушка из другого племени — макуши. Ее тоже освободили, и она присоединилась к первой. Впрочем, и схваченным карибкам ничто не грозило: после того как они перенесут оружие в Бленхейм, мы их освободим, и они вольны будут идти, куда хотят. Не трогали мы и ребятишек. Они то и дело проскакивали сквозь наши ряды, разбегаясь во все стороны от пылающего селения и устремляясь в спасительный лес.

Деревня разбойных карибов догорала. Мы нанесли ям сокрушительный удар, но руку нашу направляло само провидение и чувство высшей справедливости.

Я распорядился прочесать все поле битвы, подобрать раненых и брошенное оружие. Карибов, оставшихся в живых, мы не нашли, зато собрали огромное количество оружия, которое предназначали невольникам с плантации.

— Арнак, сколько примерно карибов пало в бою?

— Мы насчитали человек пятьдесят…

— Ну вот, значит, на пятьдесят охотников за рабами в здешних лесах стало меньше! А труп их вождя, этого красавца, Ваньявая, нашли?

— Нет. Похоже, его не было в деревне…

Нагрузив пленных карибок добытым оружием, в том числе несколькими совсем недурными мушкетами и ружьями, мы двинулись в обратный путь по тропе, ведущей в Бленхейм. До рассвета оставалось еще несколько часов…

К сожалению, победу в Боровае нам пришлось оплатить жизнью четырех воинов; шесть человек было ранено.

КОНЕЦ ПЛАНТАЦИИ БЛЕНХЕЙМ

План уничтожения плантации Бленхейм был продуман заранее и разработан столь же тщательно, как и план ликвидации деревни Боровай. Предполагалось, что, получив от нас оружие, невольники должны будут сами поднять восстание и сами покарать наиболее жестоких и безжалостных своих угнетателей.

Отряду Уаки предстояло перекрыть все дороги, ведущие из Бленхейма на север, а также на лодках отрезать путь бегства по реке: надо было, чтобы вести о бунте в Бленхейме как можно дольше не дошли до Нью-Кийковерала.

На отряд Вагуры возлагалась обязанность оказать помощь негру Виктору в организации боевых отрядов из числа рабов, при необходимости поддержать восставших. Пожалуй, наиболее трудная задача стояла перед отрядом Арнака: ему предстояло обеспечить, чтобы ни один из двух десятков вооруженных палачей-надзирателей не успел открыть огонь и вообще организовать какое бы то ни было сопротивление. Мой отряд должен был неотступно следовать за мной для охраны плантатора и его семьи.

Владельцы всех трех плантаций с семьями были нужны мне в качестве заложников. Это стало бы важной гарантией успеха при окончательном расчете с колониальными властями.

Когда мы подходили к Бленхейму, уже совсем рассвело и из-за туманного горизонта всходило солнце. Плантация была охвачена волнением. Никто не вышел на работу, все рабы, и мужчины, и женщины с детьми, стояли на открытой лужайке перед домом плантатора. Возбуждение и ярость доведенных до отчаяния людей были так велики, что хватило бы одной искры, и они, вооруженные одними палками, готовы были броситься на усадьбу.