Йоха - Ирина Щеглова

Так проходит детство, так приходит любовь – первая!

Это похоже на рождение птицы, на услышание мелодии…

Нет мыслей, ни одной… Только теплая ладошка в твоей руке, только дыхание сонное рядом с твоей щекой, ночью, у костра, в одном спальнике. Только дорога рядом с твоей дорогой… И уже одна она: и женщина, рожденная дорогой, или птицей, или облаком…

Так уходит песня, так приходит светлая радость, так начинается новая жизнь… Какая она будет – не важно! Важно – здесь и сейчас!

А сейчас – только она: наваждение, сказка, музыка – она!

И мир замкнулся на ней, обошел кольцом и замер до дрожи, до боли… Она звенит в ушах и спирает дыхание… Хочется крикнуть! Или прошептать – «люблю», но не хватает воздуха. В легких огонь, пустота и свет… Откуда ты? Почему? За что?

День девятый.

Остались самые упорные. Ели гороховую кашу и страшно не хотели уезжать.

ЙОХА

– Слушай, поедем жить в Москву? А?

«Очередное желание, вызванное очередной женщиной» – понимает он. Ему смешно, но его уже несет.

Наташка – буря сексуальности – бегает, летает, носится по песчаному пляжу, лазает по горам, и говорит, говорит своим посаженным хрипловатым голосом, вызывая в присутствующих мужчинах забытое чувство охотничьего азарта.

Йоха поддается вместе со всеми.

Поедем жить в Москву, – говорит он Владе. Это значит: «Поедем туда, где произрастает это нечто, зовущееся Наташкой».

Это опасно, поэтому «поедем» с вопросом, для подстраховки.

Йоха уже знает, что есть женщины и женщины, и несть им числа, что на всех его не хватит. Хотя… на его век, все-таки, придется достаточно.

Он пушит хвост, шумит и бегает вместе со всеми. Бурлит адреналин в крови, хочется жить!

Нет, это слишком! Такая головная боль… Э! Да тут Сенька попался… Держись, братушка!

День десятый.

С трудом собрались и уехали…

Глава 46. Сказочка

Тук-тук, тук-тук…

– Кто это стучит? Неужели молоток! – восклицает импульсивная столовая ложка. – Неужели, работает? Ах, ах! Скажите, пожалуйста! Работает, гвозди забивает! Нет, вы подумайте – гвозди! Ведь это трудно! Это невозможно! Немыслимо! Кто из нас может похвастать подобным умением? Да никто! Может быть, только пепельница..? Нет, пожалуй, разобьется, не выдержит. А ему – хоть бы что! Какой талант! Да что я – Гений! Вот так вот взять да и стукнуть со всего маху по крохотной металлической шляпке! И что вы думаете, и попадает! Смотрите, смотрите: он вгоняет их в деревянный брус как в масло!

– Подумаешь! А вы пробовали день-деньской шить, как я! – раздался возмущенный голос швейной иглы. – Так и колю, так и бегаю; да еще нитку за собой таскаю. Куда ей одной: она же мягкотелая. Устраиваю всем личную жизнь: соединяю, восстанавливаю, создаю, прокладываю пути! А сама? Целуюсь с наперстком – пустым ничтожным болваном! – игла дернула ушком, собираясь зарыдать.

– Нет, вы не правы, голубушка! – не унималась ложка. – Ваш труд, несомненно, уважаем; но материя – мягкая, податливая: сами знаете, каковы они – нити, с ними, что хочешь сделать можно. А он! Он! Ведь вот я: я, если что-то могу, так это только – по лбу!

– Это Вы себя не цените, – вступает в разговор тарелка, – Вы и вычерпываете, и вкладываете; И к тому же – Вы такая музыкальная!

– Благодарю Вас, конечно, но я, все-таки, продолжаю восхищаться нашим молотком! – гордо произносит ложка.

Топор в углу хмыкает, но молчит. Ложка косится на него и с напором продолжает:

– Есть, есть среди нас такие, кто завидует чужому таланту. Но мы продолжаем с ними бороться!

– Топор кряхтит, но в спор вступить не решается.

Вместо него возмущается табуретка:

– Позвольте, ведь и топор кое-что может!

– А Вы помолчите! Здесь все прекрасно осведомлены о Ваших взаимоотношениях с топором и пилою! – кричит ложка.

– Да, но и молоток.., – ей не дают закончить, на нее шикают, и табуретка обиженно замолкает, прячась под широким боком доброго стола..

Пепельница с тарелкой тихонько шепчутся о том, насколько они похожи, но сколь разные имеют судьбы…

На салфетке лежат нож с вилкой и ни на кого не обращают внимания.

Одинокий пирожок истекает масляными слезами об ушедших безвременно собратьях и о своей незавидной участи. И только одна мысль успокаивает его: «А каково же гвоздям!»

Тук-тук, тук-тук… Бам!

Неужели мимо! Сглазили!

Глава 47. Монастырь

В лабиринте меловых пещер хор голосов приобретал какое-то особое звучание и глубину. Люди стояли тесным кругом, держась за руки, и отдавали свое дыхание горе. Гора принимала и рождала музыку.

Звук то нарастал, то затихал на время и, заново подхваченный новым вздохом, рос и ширился, заполняя темное нутро горы.

Люди, поющие в горе… Гора, превращенная людьми в убежище – Храм, никому не видимый, а потому надежный в смутное время. Спрессованные останки того, что было до нас много веков назад.

Глава 48. Беседы с будущим отцом Михаилом

– Я принял в себя Бога. Конечно, я не святой и очень далекий от монашеской жизни человек; но я понял, что значит любовь…

– Христианская?

– Почему? Любовь – это любовь, ей не нужны определения.

– Значит, я должен любить всех, даже своих врагов? Пусть они размазывают меня по стенке: я только улыбаюсь и подставляю щеки?!

– Если ты любишь, у тебя не может быть врагов…

– Ну конечно!

– Непротивление злу насилием – это не то, что ты думаешь. В Евангелиях все написано…

– «Ходит, ходит за мной один с козлиным пергаментом и пишет. Я посмотрел однажды и ужаснулся, ничего такого я не говорил».

– Господи! Прости нас грешных! Почему каждый из нас, прежде чем принять тебя, стремится к твоему распятию!

– Если кто не хочет быть счастливым, то палкой его, палкой! Он или изменится, или умрет.

– В Рай? Палкой?

– А если иначе не понимают?

– Конечно, не поймут. Да и зачем? Посмотри, какие мы разные… И каждый для чего-то. А у тебя выходит: все должны быть одинаковыми, в одну связку, одной цепью… Зачем? Кто не с нами, тот против нас? «Мы та молодая шпана, что сотрет вас с лица земли»? Кого сотрет? Какая шпана? Кто это – мы?

Риторический вопрос.

…через постижение цели. А в чем она? Задавшись этим вопросом, человек начинает познавать себя. Если это только внутреннее самосозерцание и больше ничего, то вряд ли существо, называющее себя – человек, сможет до чего-нибудь дойти.

Так что главное? Почему одним доступно творчество, а другим лишь разрушение? Одни поют о любви, другие прославляют битвы?

Да, вот еще что: это я по поводу того, что дураки целуют русалок, а умные только смотрят, да облизываются. А ну-ка, умные, кто из вас хочет быть дураком?

Кто такой дурак? Если он и есть «нищий духом», поистине, он блажен. Значит, все его грехи замолены и прощены, и он просто наслаждается жизнью. Так какой же он дурак! Он – мудрец!

А если дурак – это человек, так сказать, не познавший добра и зла, не вкусивший… человек невинный, девственный… Можно сказать, что он – животное. Ибо только животные не знают добра и зла.

А мы, созданные по образу и подобию, нарушили запрет. Мы сделали выбор. Господь – великий экспериментатор и неисповедимы пути его!

Ловушка.

Страх – это еще одна ловушка дьявола. Страх, когда хочется закрыться на все замки, занавесить шторы и заползти в какую-нибудь щель: в темноту и тишину. И сидеть там, как старый толстый таракан, с мягким брюшком.

От жизни не спрячешься, тараканы тоже сделали свой выбор.

Глава 49. Как бы на самом деле

Из колхоза они сбежали. Пробыли там три дня, этого оказалось достаточно, чтобы понять две простые истины: придется вкалывать, а денег за это не дадут.

Куда податься троим молодым мужикам, которым нужны средства к существованию?

В Москву!

Как?

По трассе!

И они пошли по трассе.

Судьба снова подкинула шанс.

Наташа вернулась домой в Москву совершенно на крыльях.

Жизнь теперь пойдет совсем по-другому, – думала она. – А иначе, зачем жить? Теперь я знаю, как правильно… Я знаю, что есть люди и их много, на которых держится весь наш мир! Есть другие города и страны, есть еще много чего, чего я не знаю, но очень хочу… Теперь я знаю, как стать счастливой, как обрести самодостаточность… Вот только.., – и образ вновь обретенного героя вставал перед ней…

Какой он! Ах, какой!

Невинность – вот что привлекло воинствующую диву, природная, патриархальная, человеческая невинность, взращенная среди полей и лесов русского черноземья.

Как бы не разрушить, не разбить чудный дар. Как сохранить? И возможно ли? – сидя одна в пустой квартире, Наташа все думала и думала об ушедшем. Занятия в школе еще не начались, и ей нечем было себя развлечь. Прежние знакомые казались ненужными, пустыми и такими далекими…