Птица несчастья - Лада Валентиновна Кутузова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приплыли, – сообщил Полкан.
– А что случилось? – по обыкновению, Федор ничего не понял.
– Леший шуткует, – охотно пояснил Полкан. – Сбил нас с пути.
– Потому что кто-то не о том думает, – вмешался Максим. – Федор, ты за чем в Заручье отправился?
– За мертвой водой, – слегка замешкав, ответил тот.
– Не ври, – Максиму захотелось вновь встряхнуть парня, но тот стоял на своем. – Так думай о ней! – Максим повысил голос. – А не о всякой ерунде! Иначе мы век не придем. Так и сдохнем тут.
– Я не знал, – смутился Федор. – Да и как не думать: здесь столько всего интересного.
– И я интересный? – игриво поинтересовался Полкан, манерно отбросив волосы с лица.
– Я не в этом смысле, – полыхнул Федор.
– Да он шутит, – Оля заволновалась и принялась утешать Федора. – Конечно, тут интересно! Сама каждый раз удивляюсь.
Максим сплюнул: тяжело с новичками – каждый раз надо все разжевывать, потому и не брал напарника – слишком много ответственности.
– Нужно выбираться, – подытожил он. – Федор, переобувайся. Меняй кеды местами, куртку наизнанку выворачивай.
– А-а! – сообразил Федор. – Лешего путать будем?
– Поменьше разговаривай, – буркнул Максим. – А то накличешь.
У Федора было такое выражение лица, будто он прикусил язык. Но Максим сохранял серьезность: с лешаком лучше не связываться. Ходили слухи о ходоках, которым не повезло: их нашли освежеванными на ветвях деревьев. Тут блужданием по лесу можно и не отделаться.
Он тоже переобулся и вывернул куртку наизнанку. Оля посмотрела на свои ноги.
– У меня ничего нет, – сообщила она.
– А нам можно расслабиться и получать удовольствие от прогулки, – постарался успокоить ее Полкан.
– Я люблю прогулки! – радостно взмахнула крылом Оля.
Максим вздохнул: все усложняется.
– Ладно, идем, – скомандовал он.
Деревья лежали бесформенными кучами с вывороченными корнями. То ли ураган порезвился, то ли неведомый великан силу свою мерил. Такой вполне может и человека изломать, будто спичку. Лезть через деревья смысла не было: Полкан все ноги испортит, да и Оля сидела на его крупе лишним грузом. Пришлось искать пути обхода. Как ни странно, идти переобутым оказалось не сложно, все-таки удобная обувь не зря такой считается: не жмет и не натирает.
Федор постоянно оглядывался, иногда задерживая взгляд на ком-то невидимом.
– Ты что там узрел? – полюбопытствовал Максим.
– Не знаю, – замялся Федор, – лицо мерещится.
– Какое лицо? – насторожился Максим.
– Обычное, – Федор не сразу продолжил. – А присмотрюсь: нет, сучок на стволе выступает, а не нос. Или ветви причудливо сплелись.
Максим ощутил холод между лопатками. Значит, леший наблюдает за ними, и пока оторваться от него не получается. Плохой знак.
– Бессмысленно это, – подтвердил его опасения Полкан. – Леший Федора чует, никакие ухищрения не помогут.
– Раньше сказать не мог? – разозлился Максим. Не на Полкана, на себя – за забывчивость.
– Ну лучше попробовать… – туманно ответил Полкан.
– Вы идите, а я останусь, – вдруг решил Федор.
– О как! – деланно удивился Максим. – Самый умный нашелся?
– От меня одни неприятности, – упорствовал Федор. – Вы же сами сказали, что они меня чувствуют.
– Феденька, я с тобой! – испугалась за парня Оля. – А то одному страшно. А Максимушка и Полкан могут идти, если пожелают.
Максим встал напротив Федора.
– Ты меня бы бросил? Если бы проблема во мне была? – спросил он.
Федор посмотрел на него с таким изумлением, что Максим остался доволен – вопрос попал в цель.
– Так почему считаешь, что я тебя брошу? – Максим медленно цедил слова, точно сплевывая их.
– Я не считаю, – лицо Федора пошло пятнами. – Просто так лучше для всех.
– Не тебе решать, – отрезал Максим. – Иди и не оборачивайся. Делай вид, что все в порядке.
Федор послушался и замолчал. Они продолжили путь. Максим физически ощущал буравящий затылок чужой взгляд. Дорога сделалась трудной: ноги вязли, будто в дегте. Пот ручьями стекал по лбу: сделалось жарко, словно в бане. Максим дышал открытым ртом – воздуха не хватало. Полкан тоже еле шагал, Оля обнимала того за торс и подбадривала:
– Еще немного, скоро все пройдет.
Оля не могла ничего знать, но от ее слов полегчало: когда в тебя верят, это помогает волшебным образом. На некоторое время открылось второе дыхание. Затем тени над лесом сгустились, воздух начал потрескивать, как в ожидании грозы. Дыхание Максима сделалось прерывистым: так было с ним на Эльбрусе – на высоте три с половиной километра. Любое усилие там оборачивалось учащенным сердцебиением и потерей энергии.
Вскоре Максиму стало хуже. Теперь каждое движение давалось через не могу, кости выворачивало от боли, кожа горела огнем. Максима качало, перед глазами потемнело. Попутчикам было не лучше: Оля тихо постанывала, Полкан побледнел, у Федора проступили тени под глазами. Хотелось сдаться: сбросить рюкзак и лечь на землю. Максим с силой сжал зубы: выдержит! Пусть он никогда не цеплялся за жизнь, но жить хотелось, отчаянно и ярко: рано пополнять списки пропавших без вести в Заручье.
Солнце медленно опускалось, над лесом вставал призрак луны. Над головой загорелась первая звезда. И когда тени почти сомкнулись, Максим каким-то чудом разглядел неприметную тропку – они выбрались.
Глава пятнадцатая. Мавка
Федора точно кирпичом пришибли: он ощущал свою вину перед Максимусом и прочими. Находясь рядом с ними, он подвергал их жизнь риску. Всю дорогу по лесу Федор чувствовал изучающий взгляд лешего. Иногда взгляд соскальзывал – видимо, уловка, предложенная Максимусом, срабатывала, но затем возвращался. От чужого присутствия бил озноб: слишком чужеродным оно было. Изначально не добрая и не злая сила, но от этого ничуть не спокойнее: не знаешь, чего ожидать.
Выход напрашивался один: нужно уходить. Оставить Максимуса, Полкана и Олю ради их безопасности. И уходить следовало сейчас, иначе начнут отговаривать. Как Максимус тогда посмотрел на Федора! Точно Федор его в трусости обвинил, а ведь и не хотел ничего подобного. Просто желал защитить от себя. А Максимус повернул так, что Федор себя последним гадом ощутил. Но ведь нельзя так! Тем более, Федор узнал, как искать необходимое в Заручье, пойдет теперь напрямую за живой водой.
Он выждал, когда попутчики заснут, и поднялся. Взял рюкзак и, стараясь не шуметь, удалился. Жаль, бумаги с ручкой нет. Оставил бы записку, чтобы все объяснить, но чего уж – и так поймут, он надеялся на это. Было в этом бегстве что-то от отчаяния, что-то из стремления к героическому – Федор и сам не
