Выйти замуж за лорда - Джудит О`Брайен

Лицо мистера Кримминза пошло красными пятнами от нескрываемого гнева.

Уокер тоже покраснел и, опустив глаза, стал ковырять носком гравий. Мистер Кримминз еще раз поклонился Констанс:

– Спасибо вам и удачи, мисс Ллойд.

Джентльмены сели в карету и уехали. Констанс так и не узнала, кто они, откуда и кто такой таинственный мистер Браун.

Впрочем, это ей и не нужно знать. Следуя за миссис Гэррити вверх по мраморным ступеням, она опять глубоко втянула в себя воздух, готовясь к встрече с герцогиней.

Ее комната оказалась удивительно скромно обставленной.

Констанс облегченно вздохнула. Миновав анфиладу роскошных гостиных, миссис Гэррити и Констанс поднялись наконец на третий этаж, где уже не было ни позолоты, ни мраморных столиков. В ее комнате стояли узкая кровать, два комода, небольшой умывальник и письменный столик. На единственном окне были голубые камчатые портьеры.

– Чай будет в половине пятого, – сказала ей на прощание миссис Гэррити. – Внизу, в красной гостиной. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать. Шнур звонка у кровати. К вам сразу же придет кто-нибудь из прислуги. Постарайтесь прилечь и отдохнуть перед чаем.

Миссис Гэррити с улыбкой удалилась, оставив Констанс одну. Но тут же, тихонько постучавшись, вошла младшая горничная и справилась, не помочь ли ей разобрать вещи. Сундук Констанс, разбитый и перевязанный веревками, представлял собой печальное зрелище. Констанс поспешила заверить горничную, что справится сама, и молодая женщина, сделав книксен, ушла.

Оставшись наконец одна, Констанс устало села на кровать.

В ее распоряжении было всего сорок пять минут. Она чувствовала, как сильно проголодалась. Когда они останавливались в последний раз у таверны, чтобы поесть? Мистеру Уокеру, вспомнила она, захотелось выпить эля, это было в полдень, но мистер Кримминз воспротивился и настоял на том, чтобы ехать без остановок и как можно скорее прибыть в Гастингс-Хаус. У Констанс создалось впечатление, что мистеру Кримминзу не терпелось поскорее доставить ее в Боллсбридж, расположенный в самой глубине Йоркшира.

Был ли Филип дома? Никто ее упоминал о нем и его старшем брате. Неужели она останется одна с герцогом и герцогиней?

К тому же никто не промолвил ни слова и о герцоге. Быстро проходя вслед за экономкой по комнате, она нигде не заметила присутствия хозяина поместья и вообще каких-либо признаков мужчины в доме.

Вздохнув, Констанс принялась распаковывать вещи. Одежда была в пыли, со следами засохшей грязи, кое-где измята и порвана. Письменное бюро матери разбитое бандитами, было оставлено на дороге, а в новый дом не следует привозить обломки.

Еще одна мысль удручала девушку. Ей придется объяснить герцогине, что произошло с драгоценной фатой. Никакими деньгами не удастся восполнить эту потерю.

Раскладывая одежду по ящикам комода, она скова подумала о Джозефе Смите. Какой он все же удивительный человек, окрыленный идеями, страстью и желанием творить!

Где он теперь, ее мистер Смит? Где Джозеф?

Расстроенный Джозеф Смит рассеянно потер губы рукой. Перед ним, выстроившись шеренгой, в деревянных штативах стояло не менее полудюжины флаконов, закрытых пробками. У каждого внизу была табличка: «Барморал. 3 сентября 1874 г. Кухня»; «Барморал, 28 апреля 1874 г. Кабинет ее велич.». На других были пометки: «Виндзор», «Букингем», «Сандринхем» и «Мальборо-Хаус». На всех были даты и другие пометки.

В своей лаборатории в Лондоне, где он проводил эксперименты с красителями, Джозеф отвел особый закуток для этого наиболее важного для него проекта. Лишь один человек был посвящен в его детали, а Джозеф полностью доверял Брауну. Все его знакомые относились свысока к горцу, посмеивались над его сильным шотландским акцентом, и над тем, что он круглый год ходил в шотландской юбке, толстых шерстяных гольфах и не расставался с меховой сумкой.

Дружба родилась сразу же, как только они встретились: Джозеф Смит, богатый валлиец, изгой, одиночка, и Джон Браун, шотландец, личный слуга королевы Виктории. В последнее время стали распространяться злые слухи, появились в газетах грязные памфлеты, где вдовствующая королева называлась миссис Браун и высказывались более гнусные предположения о том, что в отношениях королевы и мистера Брауна есть нечто такое, что выходит за рамки отношений слуги и госпожи.

Но Джозеф знал истинную правду. Джон Браун, прямолинейный, неотесанный, со своеобразным и довольно мрачным чувством юмора, был беззаветно предан королеве. Он давно был у нее в услужении, еще за двенадцать лет до смерти ее мужа принца-консорта Альберта. Джон Браун был готов отдать жизнь за королеву.

И Джозеф Смит, и Джон Браун были для среды аристократов чужаками. Так называемый высший свет относился к ним с пренебрежением и подозрением. Не было секретом и то, что Джона Брауна недолюбливал сам принц Альберт. Однако он был вежлив с Джозефом Смитом, хотя и держался с ним холодно и отстраненно. Но он всегда проявлял интерес, даже искреннее любопытство, когда речь заходила о научных трудах Смита.

Возможно, наследный принц Уэльский ничего не имел против Брауна из-за его кельтского происхождения или же незнатности. Скорее он испытывал обыкновенную ревность, потому что его мать больше прислушивалась к советам слуги.

И еще вполне возможно, что принц не забыл крепких пальцев Брауна на своих ушах. Никто уже не помнил провинности, за которые следовало наказание, но в том, что оно было заслуженным, никто не сомневался. Лицо принца по-прежнему могло вспыхнуть румянцем гнева и унижения, когда он видел Брауна или слышал его имя.

Все знали, что королева Виктория была не слишком высокого мнения о способностях своего старшего сына и не позволяла ему даже заглядывать в важные государственные бумаги. Но по привычке она всегда хотела знать мнение своего слуги-горца обо всем, что занимало ее мысли, касалось ли это поведения того или другого члена суда или парламента или выбора места для летнего отдыха. Иногда она советовалась с Брауном и по государственным делам.

У принца Уэльского были все основания ненавидеть шотландца.

Джозеф остановился, осторожно вынув один из флаконов и поболтал его содержимое. Около десяти лет назад Констанс Ллойд, совсем юная девушка из штата Виргиния, пережила ужасы самой кровавой и жестокой войны.

Какой она была тогда? Бесспорно, красивой, ибо такая красота, как у нее, не рождается в одно мгновение, она зреет и расцветает как редкий цветок. Решительная, но, возможно, лет десять – двенадцать назад она была другой, поскольку ребенок, живущий под крышей родного дома, не похож на того, который потерял родителей, как это случилось с Констанс к концу войны. С их уходом было утрачено и чувство безопасности. Жалких его остатков она лишилась в последних испытаниях, когда потеряла все средства к существованию. Тогда пришел конец надеждам и ожиданиям.