Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века - Пётр Пискарёв

Мелочная лавка — специфическое характерное явление в нашем старом быту.

10 февраля 1961 г.

Характеристика быта старого Петербурга была бы неполной, если бы мы игнорировали все то, что вносилось в этот быт празднованием некоторых религиозных праздников. Не следует забывать, что в дореволюционное время влияние церкви на бытовой уклад жизни было довольно сильным. У старых петербуржцев осталось в памяти немало ярких картин, эпизодов, случаев, которые так характерны для быта в некоторые праздничные дни.

Первым большим праздником православной церкви в году был праздник Крещения (6 января). Этот праздник сопровождался обрядом водосвятия. Накануне праздника в каждом православном храме святили воду, и верующие в бутылочках уносили эту воду к себе домой. Но большое торжество, связанное с обрядом водосвятия, происходило на Неве у Зимнего дворца. В этом торжестве участвовала и царская фамилия, которая выходила на молебен с водосвятием с подъезда дворца. Вот почему этот подъезд получил название Иорданского.

Для совершения обряда водосвятия на набережной Невы устраивался павильон в церковном стиле. Павильон был небольшой, так что под его кровлей помещались лишь духовенство и царская фамилия, а все остальные участники молебна устраивались на набережной.

Место водосвятия было оцеплено полицией. Движение по Дворцовому мосту было закрыто. По Троицкому мосту движение не закрывалось, но многочисленная полиция, которая дежурила на мосту, никому не давала останавливаться. Все эти меры принимались по охране царской особы. Таким образом, наблюдать за церемонией этого торжества можно было лишь на далеком расстоянии, с набережной Петербургской стороны. Пышность этой церемонии была изумительна. Молебен совершался высшим духовенством столицы, золоченые ризы которого горели на солнце, если день был солнечный. Не менее ярким зрелищем являлась и многочисленная свита царя. Особенно выделялись кавалергарды, медные каски которых, начищенные до предельного блеска, так же горели на солнце. Торжество это на Неве оканчивалось салютами с Петропавловской крепости[151]. После салюта царская фамилия возвращалась во дворец и начинался разъезд участников молебна.

Однако, как ни широко была поставлена охрана царской особы, царь никогда не мог быть спокоен за свою судьбу. В 1905 году во время торжества у Иорданского подъезда, по окончании молебна, как всегда производился салют. И вот во время салюта обнаружилось, что одна из пушек была заряжена боевым снарядом. В журнале «Нива»[152], при сообщении об этом событии, было помещено фото места происшествия и даже помечены места попадания картечи. Картечь попала в 2–3 окна второго этажа дворца, в павильон и на мостовую набережной.

В связи с этим праздником интересно вспомнить и про любителей окунаться в прорубях Невы. Этот своеобразный спорт, в котором так ярко отражалась закалка русского народа, собирал вокруг «героев дня» много любопытных. Целью такого соревнования была, конечно, продолжительность пребывания в воде.

Следующим большим праздником, даже самым большим, был праздник Пасхи. Однако, прежде чем рассказывать об этом празднике, надо рассказать о той подготовке, которая велась к этому празднику. Начинать надо с Масленицы, которая, в свою очередь, была подготовкой к Великому посту. Слово «масленица» происходит от слова масло (имеется в виду животное масло). Масло — молочный продукт питания. Чтобы не делать резкого перехода к строгому посту, церковь делала этот переход постепенно, запрещая на масленой неделе есть мясо, но разрешая молочные продукты. Масленица продолжалась целую неделю, почему она и называлась Масленая неделя, или Мясопустная неделя, или даже просто Мясопуст.

С наступлением Масленицы резко менялся стол петербуржцев. Весь город пек блины — такова уж традиция этого праздника. Редкий день обходился в семье без блинов. А уж в дни широкой Масленицы (так назывались дни этой недели от четверга до воскресенья включительно) без блинов никто не обходился. Приправа к блинам была, конечно, различная — все зависело от достатка людей. У богатых людей стол ломился от дорогих приправ и закусок: тут и паюсная и зернистая икра, и разнообразная рыбная гастрономия, не считая растопленного масла с яйцами и сметаны, что считалось обязательной приправой к блинам даже для хозяев с небольшим достатком. Люди среднего достатка делали стол поскромнее, а еще беднее — довольствовались лишь маслом да сметаной, а дорогую рыбную гастрономию заменяли селедочкой. Не приходится и говорить, что блины обильно смачивались выпивкой, какие же блины без водки! Да к тому же не следует забывать слова князя Владимира: «Веселие Руси есть пити!»[153]

В дни широкой Масленицы (особенно, конечно, в субботу и воскресенье) люди ходили друг к другу в гости, ходили целыми семьями. Масленица была особенно любима купечеством, которое, как известно, отличалась своим чревоугодием. Был даже дикий обычай вступать в соревнование — кто больше блинов съест. Нередко такое соревнование заканчивалось в больнице. Вот какие были дикие нравы!

Блины пеклись не только в домашней обстановке, но и в ресторанах, трактирах, столовых. Везде можно было видеть широковещательные надписи: «Горячие блины». Они били в глаза, зазывая как отдельных прохожих, так и целые компании в эти злачные учреждения. И, надо сказать, торговля у содержателей этих учреждений шла очень бойко.

К началу масленицы в Петербурге появлялись вейки. Вейка — слово финское (veikko), что означает — друг, товарищ. В Петербурге — финн-извозчик, с разукрашенной ленточками и бубенцами <лошадью>, запряженной для катания на масленице. С появлением веек чопорный Петербург преображался. С вейками в город входило праздничное веселие. Вейки использовались для развлекательных целей: днем мамаши катали своих ребят, вечером катались парочки или в поздний час возвращалась домой загулявшая в ресторане публика. Финны очень плохо говорили по-русски и плохо понимали русский язык. К тому же еще очень плохо знали город. Договариваться с ними о месте поездки и о цене было нелегко. Когда речь заходила о цене, финны называли лишь одну цифру: «рытцать копеек». Этой суммой в тридцать копеек определялась стоимость небольшого прогулочного катанья. Однако некоторые финны, которые каждый год появлялись в городе на Масленице, стали лучше разбираться в городе и более осмысленно стали назначать за проезд, не ограничиваясь суммой в «рытцать копеек»[154].

Но центром развлечения на Масленице были балаганы. Последнее время, с начала нынешнего века, балаганы устраивались и на Семеновском плацу[155], находившемся в нескольких шагах от дома, в котором я жил (угол Гороховой улицы и Загородного проспекта).

На большой площади были разбросаны наскоро сколоченные постройки для зрелищ и для торговли, а также разные аттракционы (карусели, колесо, кривые зеркала, силомеры и многое другое). Театральные зрелища были самые различные, начиная с трагедии, кончая одноактными комедиями легкого жанра. Очень яркой фигурой был балаганный дед. Дед — с большой седой бородой, густыми седыми бровями, с широким большим красным носом и красными щеками, в широком армяке с большим кушаком, в валенках, в высокой шапке, — чинно расхаживал по балкончику театра, зазывая зрителей в театр. Зазывал он в стихотворной форме, с прибаутками, всячески расхваливая зрелище, которое ждет зрителей в театре: то ли душераздирающая драма, то ли веселая комедия до слез, до коликов. Зазывание это звучало очень соблазнительно и публика охотно раскупала билеты. Однако деды не только рекламировали зрелища, но выступали и с острыми сатирическими замечаниями и по адресу городских властей, и по адресу разных слоев общества. Такие сатирические выступления очень нравились гуляющей публике и деда награждали дружными аплодисментами, одобрительными репликами. Вокруг таких дедов всегда были большое оживление и дружный смех[156].

Большим успехом пользовались у публики зрелища циркового характера: борцы, силачи по поднятию тяжести, дрессировщики, фокусники, иллюзионисты, чревовещатели и другие.

На эстраде наибольший успех выпадал на куплетистов. Репертуар их песен носил, конечно, исключительно веселый, развлекательный характер, что так соответствовало настроению посетителей балагана.

Но безошибочно можно сказать, что самым большим успехом на балаганах пользовался наш традиционный русский Петрушка. Этот вид народного искусства был широко распространен в дореволюционной России. Петрушка ходил по дворам Петербурга, летом — по дачным местностям, был участником всех народных гуляний и уж обязательно появлялся на балаганах[157].