Торпедный веер - Александр Маркелов

Так закончила славный боевой путь бесстрашная «Малютка». Вечная слава ее героическому экипажу!

«За Полтаву!»

Лейтенант Петренко, ведя наблюдение, заметил, как из воды показалась и вмиг исчезла еле приметная тонкая рисочка. Следовало выждать немного, убедиться, что ты не ошибся, прежде чем объявить тревогу.

Никаких сомнений, впереди противник. Петренко еще не успел сказать себе этого, как старшина первой статьи Перетейко прогремел трубным голосом:

— Силуэт справа тридцать!

Капитан-лейтенант Алексеев резко повернулся к правому борту. Он пока ничего не видел, море было чистое, но если Перетейко стоит на посту, можно быть уверенным. Так и есть. Из темноты на лунную дорожку медленно выползал транспорт.

Застопорили зарядку аккумуляторов. Не теряя времени, начали сближение. Обстановка складывалась как нельзя лучше. Над эской громоздились облака, обнаружить ее вдруг невозможно, а там, где находился конвой, небо было чистое, корабли освещала луна.

Алексеев решил незаметно выйти в голову конвоя, определить курс, скорость цели, затем подойти по возможности ближе и атаковать с выгодного курсового угла.

Но прежде следовало обогнать противника. Задача не из легких. И Алексеев, и его инженер-механик Георгий Друзин знали возможности машин. Разгоняйся, да знай меру. Поэтому мотористы поминутно замеряли температуры и давления в цилиндрах, давали полную смазку. Прислушиваясь к бешеному грохоту, качали головами. Этак можно и в воздух взлететь!

Передышку дизелям дали спустя два часа. Транспорт остался позади, лодка готовилась к атаке.

Вдруг эсминец, охранявший корабли, включил прожекторы. Мощные лучи света разрезали темноту, прыгали по волнам, вонзались в облака. Свет ударил по мостику, и лейтенант Петренко уже готов был скомандовать погружение, но луч метнулся в сторону. Радист доложил, что вражеское судно дает общий вызов катерам и те отвечают морзянкой.

Увлеченный переговорами, противник ослабил наблюдение. Корабли шли прежним курсом, перемигиваясь огнями и совсем не замечая, что в двенадцати кабельтовых притаилась советская подводная лодка.

С-33 развернулась, уверенно проскочила завесу кораблей охранения. У командира от нетерпения зудели руки. Хотелось поскорее ударить по эсминцу, душу из него вон! Нельзя. В приказе значилось: топить в первую очередь транспорты с войсками и техникой, затруднять подход резервов и тем самым облегчать положение наших фронтов.

До цели оставалось семь кабельтовых, напряжение нарастало. И тут фашистский эсминец неожиданно повернул на лодку. Алексеев стоял у ночного прицела, не зная, как поступить в данной ситуации: погружаться или же атаковать вопреки строгому предупреждению комбрига.

Мысль работала четко и быстро. Траверзное расстояние [6] слишком мало, эсминец пройдет по носу, его не утопишь. В крайнем случае, если полезет на таран — пояснил свой замысел помощнику Костыгову — мы сами продырявим его.

Между тем расстояние быстро сокращалось. Уже отчетливо просматривался корпус корабля. Слышно было, как эсминец шкварчал избыточным паром, гудел вентиляторами. Пеленг резко бежал на нос. Алексеев чертыхнулся, вытер пот со лба. Надо же было так спутать карты! И тут проблема решилась сама собой. Эсминец пересек курс лодки в ста метрах по носу. Хорошо, что он не заметил эску. «Значит, атаковать транспорт», — решил командир.

Переговорная донесла басовитый голос Девятко, сообщавшего курс, скорость, дистанцию залпа. На прицеле все было установлено верно, сухогруз приближался.

— Аппараты! — командовал Алексеев.

Вслед за тем последовало короткое «пли!», и торпеды, оставляя за собой извилистый след, ринулись вперед.

Блеснула молния, осветившая полнеба, вслед за ней послышались раскаты грома. Транспорт с оружием и войсками валился на борт. Темнота сомкнулась, поглотила и тонущий корабль, и эсминец, и неспокойное, бушующее море.

Теперь не мешкать! По опыту Алексеев знал, что враг сейчас бросит все силы на поиск лодки. Надо уходить на глубину.

Предусмотрительность капитан-лейтенанта была своевременной: спустя пять минут после взрыва торпеды над лодкой прошел эсминец. Пронзительно гудели винты, охали глубинки. Враг метался в поисках лодки, сатанел от бессилия и злобы.

Только к утру противолодочные корабли оставили преследование. Эска в это время находилась в безопасной зоне. Люди смеялись, шутили. Шалаев снова бренчал на балалайке, свободные от вахты играли в шашки.

Уставшие, словно после тяжелой работы, собирались в кают-компанию на завтрак офицеры. По установившейся традиции победу надо чем-то отметить, устроить маленькое торжество. И кок Николай Акименко не подвел: испек пирог да еще и глазурью сверху расписал. Все оживились. Где, на какой подлодке встретишь другого такого повара? Нет на всем флоте подобных ему мастеров, Акименко один такой! — слышались отовсюду голоса.

А кое-кто и опечалился… Пирог был принадлежностью мирной жизни, той, от которой их оторвала война. И каждый из сидящих вспомнил ласковые, добрые руки жен своих, щебет детей за празднично накрытым столом, уют, давно потерянный и ставший чем-то нереальным.

Борис Андреевич поднял глаза от своей тарелки с нетронутым куском пирога и прямо перед собой увидел Петренко. Тот сидел задумчивый, почти угрюмый. Алексеев догадывался о причинах. Антон Лукич тяжело переживал, услышав по радио весть о том, что нашими войсками оставлена Полтава. В этом городе он родился, там жили его родные, друзья, его любимая Марина. Фашисты варварски разрушили город…

— Товарищи! — нарушил тишину Алексеев. — Фашисты бесчинствуют сейчас в родном городе лейтенанта Петренко. Но не только Антону Лукичу, всем нам тяжело оттого, что фашисты хозяйничают на нашей земле. Поклянемся же за этим столом без пощады громить ненавистного врага. И пусть сегодняшняя наша победа будет нашим отмщением за поруганную Полтаву. Мы победим, товарищи!

Завтрак после боя

Через приоткрытый люк переборочной двери слышались веселые голоса и дружный смех. Это неутомимый на выдумки доктор Мандрик, повторяя свое неизменное «так вот», рассказывал очередную — удивительную! — историю.

— Так вот… — начал было доктор, но тут же умолк. Из акустической сообщали о шумах винтов дизельных кораблей. Кают-компания тотчас опустела.

Вахтенный командир Темин выбрался наверх последним, когда капитан-лейтенант Алексеев уже всматривался. в мутный воздух, различая в нем еле видимый дымок.

— Торопитесь, вахтенный! — резко бросил командир, уступая место Темину.

Темин, затем инженер-механик Друзин поочередно припадали к окуляру, пробуя разгадать, что же там такое впереди; канонерские лодки, быстроходные катера, самоходные баржи… Дымит, словно большой пароход, но палубные надстройки отсутствуют. Утюги какие-то…

— Ваше мнение? — кивнул Алексеев вахтенному.

— Ничего не понимаю, Борис Андреевич, — растерянно проговорил Темин.

С-33 приготовилась атаковать из кормовых аппаратов. Несколько часов тому назад лодка удачно торпедировала транспорт, шедший на Одессу. И вот вторая встреча. Неизвестно только, что собою представляет противник.

Приблизившись, разгадали: это были специально оборудованные суда с замаскированным орудием, предназначенные для уничтожения подводных лодок. Они так и назывались — суда-ловушки. Атаковать их оказалось поздно, малый курсовой, а самонаводящихся торпед не было, израсходовали. Единственно оставалось нырять и ложиться на курс. Но с командой на погружение малость припоздали. Враг не зевал — с дальней дистанции выстрелил двумя торпедами. К счастью, они прошли мимо. Лодка уходила на глубину.

Беды начались позже, когда два судна начали молотить эску глубинными бомбами. От первых же взрывов посыпалась изоляционная пробка, все задрожало, замигало. Первая «ловушка» сбросила в течение пяти минут двенадцать глубинок, а после этого включила гидролокатор [7]. Винты застучали над самой головой, взрывы загрохотали совсем близко. Алексеев все время маневрировал, чтобы увернуться от смертельного удара. Трюмный Шалаев считал количество сброшенных фугасок. После двадцать шестой лодка клюнула носом и, отчаянно вращая винтами, покатилась вниз, как сани с ледяной горки.

Бомбежка не прекращалась. Тогда Алексеев приказал уменьшить ход, чтобы сбить с толку противника. Но «ловушки» упорно не отставали, не давали ей возможности оторваться, выйти из опасной зоны.

Ждали, прислушивались, что сообщит Мокроусов. Он поминутно докладывал обстановку, его мягкий ровный голос ободряюще действовал на членов экипажа. Вот когда можно по достоинству оценить роль акустика! В его руках судьба лодки, всей команды, он — глаза и уши командира. Такой себе неприметный матрос-тихоня, сидит в своей миниатюрной рубке, где тесно от приборов к предохранительных коробок. Сидит, прослушивает водную толщу, определяя, с какой стороны нужно ждать опасности.