Топор правосудия - Вячеслав Денисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По какому праву вы в моем алькове шарились?! – заорала скромная продавщица цветов.
– По твоему алькову можно составлять сводку всех заявленных и незаявленных преступлений, совершенных в Тернове. Это мы, брат Пащенко, удачно зашли. – Струге вздохнул и повернулся к прокурору: – Ну, что? Опять звонить Земцову? Кажется, за три последних дня мы выполнили их план по разобщению бандформирований на год вперед.
– Так, немедленно сообщите мне ваши фамилии, – заключила Самородова и вынула из сумочки, стоящей на столике, записную книжку. – Я вас сгною.
Последнее обещание прозвучало как уже свершившийся факт.
– Вот только не нужно мою фамилию записывать в книжицу, где хранятся адреса всех лесбиянок Тернова! – возмутился прокурор. – Отдельный листочек, пожалуйста! Вам как: просто «Вадик» и номер телефона? Или с должностью?
Самородова желала «с должностью». Если первые слова – «Терновский транспортный…» – она перенесла без видимых реакций, то после слова «…прокурор» отложила в сторону перо с бумагой и совершенно неожиданно сказала:
– Боюсь, произошло недоразумение. Я говорила и делала, совершенно не давая себе в этом отчета. Амок. Что вы, говорите, вас интересует?
– Лучше бы это был амок, – растерянный от неожиданной перемены тона произнес Пащенко. В подтверждение своих слов он вынул свое затертое удостоверение. – Но у вас, Самородова, не потеря сознания. У вас потеря нюха. Кто так с «медведем» базарит?
– Обычно «медведи» предъявляют медвежьи ксивы, а уже потом начинают трусы в шкафах переворачивать, – необоснованно ласково пояснила Галка. – А такой, простите, махновский налет свойственен лишь оперативникам уголовного розыска со стажем работы в полтора дня. Так что, вы говорите, вас интересует?
– Я уже сказал, что нас интересует. У Перченкова, более известного вам и нам как Перец, есть папочка. На ней написано – «Уголовное дело». А сегодня утром вам в магазине передал деньги некий Парфенов Леонид, более известный вам и нам как Парафин. В этой связи у нас зародилось подозрение, что эти деньги предназначались вам в качестве гонорара за украденное у Перца дело. Вам ведь Перченков передал на хранение папку? А вы ее решили использовать по своему усмотрению, верно?
Самородова сидела с отвисшей челюстью, и Струге показалось – еще мгновение, и она точно потеряет сознание.
– Во бред, а… – едва смогла выдавить Галка. – Какая папка? Какой гонорар? Я у Перца украла… Простите, что? Уголовное дело? А разве эти дела не в суде или прокуратуре хранятся? Или Перец на подсосе у судейских в качестве курьера? Вы сами-то, простите, понимаете, что говорите?
– Самородова, если Перец приедет раньше, чем вы начнете говорить, я вам уже ничем не смогу помочь. – Пащенко сделал самую грустную гримасу из всех, что мог изобразить на своем лице. – Ничем, поверьте… Ничем.
– Не надо повторять. Я потеряла нюх, а не память. Парафин привез мне деньги по моей просьбе. Двадцать тысяч мне были нужны для того, чтобы добавить к имеющимся наличным двадцати и рассчитаться с Перцем за предложенную им шубу. От дел, тем более уголовных, я стараюсь держаться как можно дальше. – Она повернулась и ткнула пальцем в сторону «алькова». – А эти коробки меня попросил подержать у себя Парафин.
– Соучастие, – качнул головой Пащенко. – А говоришь, стараешься держаться подальше…
– Это если я знаю, что вещи приобретены незаконным путем, – улыбнулась, демонстрируя чудеса в знании законов, Самородова. – Но ведь я не знаю.
– Кто тебе поверит? – окрысился Вадим. – После мошенничества-то? Сколько условно «выписали»?
– Трешник. – Самородова зевнула, чувствуя свою полную защищенность. Первый страх уступил место самоуверенности.
– Плюс трешник, – начал считать Пащенко. – Итого – шестерик.
– Прям Архимед, а не прокурор.
– Антон, зови понятых и звони Земцову. – Вадим соскочил с подлокотника кресла, на котором сидела Самородова, и вынул сотовый телефон. – А я сейчас в управление транспортное позвоню. Ты знаешь, Галка, что при разбое, когда эти очки пропали, мента грохнули? Наверное, Парафин забыл тебе об этом сказать… Так вот, коллеги этого мента умоляли меня сообщить имена тех, кто это сделал. Даже не знаю, зачем им это, если суд у нас есть… Вот им, Галчонок, и объяснишь, что ничего не знала. Что-то мне подсказывает, что они приедут быстрее тех, кого сейчас этот мужик вызванивает…
– Это же беспредел!! – завопила Самородова. – Это подло. Все равно как ребенка обидеть! Подождите, ребята!..
– Земцова, пожалуйста…
– Начальника уголовного розыска, будьте добры…
Судя по всему, прокурор и судья с вызываемыми абонентами соединились одновременно. С ужасом для себя Самородова поняла, что телефонных рычагов, на которые можно нажать, нет. Тогда она стала обеими руками отрывать трубки от Пащенко и Струге.
– Подождите! Подождите же!.. – В своем порыве она была безумна и беззащитна. – Я же знаю, что вам что-то нужно! Вы же не посадить меня хотите и не ментам на разрыв отдать!.. Что я должна сделать?!!
Мужчины нехотя спрятали телефоны.
– Нам, Галчонок, нужна информация об имеющемся на руках у Перца уголовном деле. Это все, что нам нужно.
– Ну, что же мне делать-то, я не поняла!!!
Пащенко сел на подлокотник и подтянул к себе Самородову. Поправил на виске выбившийся из-за уха девичий локон и провел пальцем по щеке. После этого мужского прикосновения ей показалось, что по ее лицу скользнула змея. Она отшатнулась и повторила:
– Я правда ничегошеньки не знаю… Что сделать?
– Переспать. – Пращенко почесал мочку уха, вздохнул и повторил:
– Переспать, Галка. Только так.
– Кого переспать? – не поняла Самородова.
Пащенко повернулся к Струге:
– Пермяков был прав. Тут на сто процентов неполадки… Не «кого», Галина, а – «с кем».
– Переспать?!! – Самородову осенила страшная догадка. – С тобой?!! Она отшатнулась так, что Вадим едва не сорвался с кресла.
– Я на тебя, гражданка Самородова, в голодный год за десять беляшей залезть не смогу, – успокоил ее Пащенко. – С Перцем. Видишь ли, я тебе могу заявить, что у нас, нормальных мужиков, есть одна, гарантированно проверенная примета. Если мужик, перед тем как зайти по делам к бабе, прикупает пузырек винишка, значит, основной и единственной задачей его визита становится соитие. Я доступно объясняю?
Самородова сглотнула тугой комок.
– Вы что, офонарели?.. Это же мне как с козлом спариться.
– А что делать? – Пащенко вздохнул. – Если бы ты знала, Самородова, на что порой приходится идти, пытаясь восстановить правопорядок…
– Значит, вы правопорядок восстанавливаете, а драть за это должны меня?!
Струге не выдержал и пошел на кухню попить минералки. Бутылка боржоми бросилась ему в глаза еще во время первого беглого осмотра. Вернувшись, он отметил про себя тот факт, что контакт постепенно налаживался. Пащенко в уже спокойной обстановке разъяснял неискушенной Самородовой, что и в какие моменты нужно спрашивать у Перца, чтобы тот говорил правду и ничего, кроме правды. Это немного напоминало материнские наставления перед первой брачной ночью дочери. Между извращением и забором в ИВС Самородова выбрала первое.
– Теперь ты понимаешь, Струге, – вполголоса говорил Пащенко, выходя в прихожую, – что мы не только закон восстанавливаем, но и моральный облик людей?
– Уроды моральные! – раздался в комнате плаксивый голос Самородовой. – Дела теряют, а я их ищи!..
– Галчонок, ты, главное, ничего не бойся, – сказал напоследок, прикрывая дверь, Пащенко. – Мы рядом.
Засада была организована неподалеку. «Пятнадцатые» «Жигули» Пермякова и «Волга» прокурора застыли на противоположных концах подъезда к дому Самородовой. Въехать во двор Перченков сможет без труда, но потом шансов скрыться у него не будет. И потом, трое охотников всегда сильнее одной жертвы.
– Пермяков, ты пистолет прихватил? – поинтересовался по телефону Пащенко.
Через стекло «Волги» Антон увидел, как следователь, сидящий за рулем «ВАЗа», скользнул по нему взглядом. Краем уха он услышал и его ответ прокурору.
– Когда я вижу вас вместе с Антоном Павловичем, необходимость этого становится очевидной…
«Что ж, в чем-то он прав», – подумал Антон. Пащенко что-то говорил, но судья его не слышал. Он думал о том, как хорошо было бы сейчас вернуть время назад. К тому утру, когда он получил в канцелярии из рук Розы Львовны три уголовных дела, одно из которых было по факту обвинения Цебы Артура Алексеевича в преступлении, предусмотренном статьей сто шестьдесят второй Уголовного кодекса. Разбой… А город жил своей жизнью. За три дня поисков Антону пришлось столкнуться с таким количеством преступлений, что нормальному человеку могло сделаться дурно. Но Антону было дурно по другому поводу. От одной только мысли, что из всего этого бесконечного потока людских пороков ему нужно найти и отсеять всего одну каплю. Он никого не винил, кроме себя. И в тот момент, когда на коллегии судей ему укажут на дверь, объяснив это утерей дела, которое ему было доверено вместе с мантией, он также не станет искать виноватых. За все, что происходит в его кабинете, отвечает только он.