Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев

Ты пришла ко мне, как ангел боли,

В блеске необорной красоты,

Ты дала неволю слаще воли,

Смертной скорбью истомила... ты

Рассказала о своей печали,

Подарила белую сирень,

И за то стихи мои звучали,

Пели о тебе и ночь и день.

Пусть же сердце бьется, словно птица,

Пусть уж смерть ко мне нисходит... Ах,

Сохрани меня, моя царица,

В ослепительных таких цепях.

106. Канцона

Как тихо стало в природе,

Вся — зренье она, вся — слух,

К последней страшной свободе

Склонился уже наш дух.

Земля забудет обиды

Всех воинов, всех купцов,

И будут, как встарь, друиды

Учить с зеленых холмов.

И будут, как встарь, поэты

Вести сердца к высоте,

Как ангел водит кометы

К неведомой им мете.

Тогда я воскликну: «Где же

Ты, созданная из огня?

Ты видишь, взоры всё те же,

Всё та же песнь у меня.

Делюсь я с тобою властью,

Слуга твоей красоты,

За то, что полное счастье,

Последнее счастье — ты!»

107

Неизгладимый, нет, в моей судьбе

Твой детский рот и смелый взор девический,

Вот почему, мечтая о тебе,

Я говорю и думаю ритмически.

Я чувствую огромные моря,

Колеблемые лунным притяженьем,

И сонмы звезд, что движутся, горя,

От века предназначенным движеньем.

О, если б ты всегда была со мной,

Улыбчиво-благая, настоящая,

На звезды я бы мог ступить ногой

И солнце б целовал в уста горящие.

108. Гончарова и Ларионов. Пантум

Восток и нежный, и блестящий

В себе открыла Гончарова,

Величье жизни настоящей

У Ларионова сурово.

В себе открыла Гончарова

Павлиньих красок бред и пенье,

У Ларионова сурово

Железного огня круженье.

Павлиньих красок бред и пенье

От Индии до Византии,

Железного огня круженье —

Вой покоряемой стихии.

От Индии до Византии

Кто дремлет, если не Россия?

Вой покоряемой стихии —

Не обновленная ль стихия?

Кто дремлет, если не Россия?

Кто видит сон Христа и Будды?

Не обновленная ль стихия —

Снопы лучей и камней груды?

Кто видит сон Христа и Будды,

Тот стал на сказочные тропы.

Снопы лучей и камней груды —

О, как хохочут рудокопы!

Тот встал на сказочные тропы

В персидских, милых миньятюрах.

О, как хохочут рудокопы

Везде, в полях и шахтах хмурых.

В персидских, милых миньятюрах

Величье жизни настоящей.

Везде, в полях и шахтах хмурых,

Восток и нежный, и блестящий.

109

Вдали от бранного огня

Вы видите, как я тоскую.

Мне надобно судьбу иную —

Пустите в Персию меня!

Наш комиссариат закрылся,

Я таю, сохну день от дня,

Взгляните, как я истомился, —

Пустите в Персию меня!

На все мои вопросы: «Хуя!» —

Вы отвечаете, дразня,

Но я Вас, право, поцелую,

Коль пустят в Персию меня.

110. Два сна

Китайская поэма

I

Весь двор усыпан был песком,

Цветами редкостными вышит,

За ним сиял высокий дом

Своей эмалевою крышей.

А за стеной из тростника,

Работы тщательной и тонкой,

Шумела Желтая река

И пели лодочники звонко.

Лай-Це ступила на песок,

Обвороженная сияньем,

В лицо ей веял ветерок

Неведомым благоуханьем,

Как будто первый раз на свет

Она взглянула, веял ветер,

Хотя уж целых десять лет

Она жила на этом свете.

И благонравное дитя

Ступало тихо, как во храме,

Совсем неслышно шелестя

Кроваво-красными шелками.

Когда, как будто донесен

Из-под земли, раздался рокот,

Старинный бронзовый дракон

Ворчал на каменных воротах:

«Я пять столетий здесь стою,

А простою еще и десять,

Судьбу тревожную мою

Как следует мне надо взвесить.

Одни и те же на крыльце

Китаечки и китайчонки,

Я помню бабушку Лай-Це,

Когда она была девчонкой.

Одной приснится страшный сон,

Другая влюбится в поэта,

А я, семейный их дракон,

Я должен отвечать за это?»

Его огромные усы

Торчали, тучу разрезая,

Две тоненькие стрекозы

На них сидели, отдыхая.

Он смолк, заслыша тихий зов,

Лай-Це умильные моленья:

«Из персиковых лепестков

Пусть нынче мне дадут варенья!

Пусть в куче розовых камней

Я камень с дырочкой отрою,

И пусть придет ко мне Тен-Вей

Играть до вечера со мною!»

При посторонних не любил

Произносить дракон ни слова,

А в это время подходил

К ним мальчуган большеголовый.

С Лай-Це играл он, их дворцы

Стояли средь одной долины,

И были дружны их отцы,

Ученейшие мандарины.

Дракон немедленно забыт,

Лай-Це помчалась за Тен-Веем,

Туда, где озеро блестит,

Павлины ходят по аллеям,

А в павильонах из стекла,

Кругом обсаженных цветами,

Собачек жирных для стола

Откармливают пирожками.

«Скорей, скорей, — кричал Тен-Вей, —

За садом в подземельи хмуром

Посажен связанный злодей,

За дерзость прозванный Манчжуром.