Яма - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

– Что было потом?

– Я стал учеником банды «Тёбэй-гуми» и состоял в ней, пока карма не свела меня с господином Фандориным. Тёбэя Одиннадцатого к тому времени уже не было в живых, он убил себя, чтобы не попасть в руки полиции. Это был человек чести.

– А что случилось с твоей подружкой?

– Когда Тёбэй отпустил ее, она отбежала в сторону и стала звать меня. Я не пошел. Тогда она плюнула и скрылась в темноте. Больше я никогда ее не видел, но рассказывали, что потом, года через два, ее зарезал пьяный матрос. Кёко всегда говорила, что собирается жить только до восемнадцати лет, так как после этого наступает старость, но не дожила и до четырнадцати. Без правил выжить на свете еще трудней, чем с правилами. А была ли у вас встреча или ситуация, которая определила всю вашу жизнь?

Эмма заколебалась, словно не могла решить, отвечать мне или нет.

– Ладно, – сказала она в конце концов. – Раз уж у нас тут такая исповедальня… Да, у меня была встреча, которая определила мою жизнь. Правда, не в тринадцать лет, а в девятнадцать. Я, как ваша подружка Кёко, не хотела жить по правилам. Во всяком случае по тем правилам, которые мне предписывалось соблюдать. Раз я родилась на свет девочкой, мне полагалось помалкивать, не рассуждать, ничем интересным не заниматься и только надеяться, что какой-нибудь выгодный самец захочет меня осеменить, а потом я буду, как свиноматка, рожать ему поросят.

Я сочувственно покивал, хотя, честно говоря, к этому моменту мне тоже уже очень хотелось, как выразилась Эмма, ее «осеменить» – но не только, не только. Мне хотелось, чтобы наши души слились и мы ощутили себя крепостью, готовой выдержать удары судьбы и враждебность мира. Что ж, откровенная беседа была шагом в правильном направлении.

– Я была задиристой девицей. Ушла от родителей, зарабатывала уроками музыки. Не признавала косметики, коротко стриглась, одевалась не красиво, а удобно, строго придерживаясь лишь трех цветов: зеленого, белого и фиолетового.

– Почему?

– Green, White, Violet, сокращенно GWV, означает «Give Women Vote». Это главный лозунг женского движения за право голоса. По этому триколору мы узнавали единомышленниц. Я была активисткой «Женской лиги», движения суфражисток. Мы проводили пикеты и демонстрации, а самые отчаянные устраивали «боевые акции», призванные привлечь внимание общества к нашей борьбе. Я относилась к числу «самых отчаянных».[12]

Не сомневаюсь, подумал я, любуясь ее скуластым личиком и представляя, как оно разрумянится в минуту страсти.

– Однажды мы перекрыли дорогу кортежу королевы Виктории. Потому что она тоже женщина и не смеет позволять, чтобы ее сестер держали в рабстве. Я дралась с полицией, сломала зонтик о морду констебля и угодила в участок. Мне угрожала тюрьма. Денег ни на залог, ни на адвоката у меня не было. Но утром меня выпустили, потому что кто-то внес требуемую сумму. Когда я вышла из-под ареста, меня встретила молодая женщина. Она сказала: «Я видела, как ты лупила полицейских. Много силы и храбрости, но мало ума – вот в чем твоя проблема. Плевать на избирательное право. Нам не нужно равенство с мужчинами, потому что они нам не ровня. Они хуже нас. Я научу тебя, как…»

Тут Эмма запнулась, нахмурилась и вдруг ни с того ни с сего разозлилась, хотя я молчал и слушал ее с самым сочувственным выражением лица.

– Я раскусила вас! Вы с вашим японским коварством пытаетесь влезть ко мне в душу! Сама не понимаю, чтó на меня нашло!

– Я догадался. Вы говорите о мисс Ларр, которая привела вас в сыскное агентство. Это, должно быть, незаурядная женщина. Расскажите мне о ней, прошу вас, – попросил я.

Но Эмма кинула на меня свирепый взгляд, велела катиться к черту, и наша беседа прервалась.

Моя спутница легла на диван лицом к стене и очень скоро засопела – этот милый звук я уже слышал минувшей ночью. Я же долго сидел в темноте, прислушивался к сонному дыханию поразительной девушки и мечтал о времени, когда оно будет раздаваться рядом каждую ночь, но только ближе, совсем близко.

Утром во Франкфурте мы пересели на местный поезд и к полудню были в Марбурге.

Первое впечатление от городка было самое приятное. Прилепившийся к пузатому холму, Марбург напомнил мне яблоко – красный от черепичных крыш, похрустывающий инеем, какой-то круглый. Может быть, мне так показалось, потому что по-японски «мару» значит «круглый», и получалось: Мару-буругу – Круглый Город. А еще, поскольку из-за влюбленности я пребывал в сердечном волнении, Марбург напомнил мне своим цветом и контуром сердце.

О том, как действовать, мы договорились еще утром, в вагоне. План составила Эмма. Он был прост.

Мы с Фандориным сопровождаем Корделию в гостиницу, а Эмма тем временем производит разведку. Гуляющая барышня привлечет меньше внимания, чем «опереточный красавчик» или «азиат» – так выразилась наша невежливая предводительница.

Отель мы выбрали заранее – по рекламному объявлению на вокзале. Гостиница называлась «Wasserfall», «Водопад», и сулилась, что она лучшая в Марбурге.

Извозчик провез нас вдоль живописной речки ни к какому не водопаду, а к невысокой плотине, построенной между двумя прибрежными мельницами. Вода с плеском перекатывалась через дамбу, падала вниз на метр или полтора и разливалась широкой запрудой. Под ивами стоял старый дом в переплетении фахверков. Это и была идиллическая гостиница «Водопад», которая потом много лет будет являться мне в кошмарных снах.

– У нас с мужем свадебное путешествие, поэтому прошу без вызова нас не беспокоить, – сказала Корделия на рецепции с невозмутимым видом. – Мою компаньонку и секретаря моего супруга поселите по обе стороны от нашего номера.

Из-за мертвого сезона других постояльцев, кажется, не было. Нашему приезду в гостинице очень обрадовались.

Голубки сразу заперлись у себя. Я отобедал шницелем с кислой капустой, запил пивом. Эта трапеза вдохновила меня на танку:

Настроение, однако, было хорошее. Я ждал возвращения той, кто настроила меня на поэтический лад, и предвкушал встречу с человеком в зеленых очках. По сравнению с тупиком, в котором расследование находилось до появления Эммы, дело сильно продвинулось. Доктор ван Дорн, кто бы он ни был, поможет разъяснить тайну картины и выведет нас на след Бенджамена Аспена, а коллеги Эммы тем временем работают в Америке с предположительными заказчиками второго преступления. Не одна, так другая цепочка обязательно выведет нас на след зловещих «метростроевцев». У меня будет много шансов продемонстрировать Эмме, чего я стою, и она оценит мои достоинства, говорил себе я.

Разведчица вернулась часа через два.

– Я понаблюдала за домом, поговорила с соседями и булочником, – рассказала она нам. – О докторе ван Дорне все говорят уважительно. Солидный человек, семейный. Жена, маленький сын. Он не врач, как мы думали, он доктор исторических наук. Владелец фирмы «Генеалогише ферзухунген», которая берет заказы на восстановление родословных, поиск предков и прочие подобные изыскания. Дела у фирмы, видимо, идут очень хорошо – либо же доктор просто богатый человек. Особняк, в котором он живет, выглядит весьма респектабельно.

– Или же фирма – не более чем прикрытие для иной деятельности, – заметил Эраст Петрович. – Он действительно носит зеленые очки?