Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Документальные книги » Публицистика » Как я был «южнокорейским шпионом» - Валентин Моисеев

Как я был «южнокорейским шпионом» - Валентин Моисеев

Читать онлайн Как я был «южнокорейским шпионом» - Валентин Моисеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 62
Перейти на страницу:

Для того чтобы еще больше убедить и суд, и «свидетеля М.», в МИДе был запрошен список мидовских должностей на корейском языке, т. е. то, как сами корейцы называют эти должности, в котором совершенно четко указывается, что мой перевод корейского словосочетания единственно верный. Один его экземпляр был приобщен к делу, а другой Гервис вручил лично «свидетелю М.» на память. Но он упорно продолжал стоять на своем, и для суда эта справка, как показала практика, оказалась не убедительной.

В ряде случаев, когда уж никак нельзя было найти никаких отговорок для оправдания сделанного перевода, «свидетель М.» со мной соглашался. Но не думаю, что именно это повлияло на решение суда удовлетворить ходатайство о новом переводе. Просто был найден военный переводчик, знакомый «свидетеля М.», который, исправив очевидные несуразицы и переведя текст полностью, оставил все, что нужно суду и внес «свой вклад» в обвинение.

Этот «независимый» специалист откомментировал те положения корейского текста, перевод которых я оспаривал, что в его полномочия не входило. Он также «исправил» в аннотации «старший советник» на «ранее советник» и степень секретности с первой на вторую, хотя в оригинале совершенно четко на каждом листе стоит цифра «1», не допускающая двоякого толкования, и понимание которой не требует знания корейского языка и даже диплома о высшем образовании.

Зачем были сделаны комментарии – понятно. А зачем были сделаны исправления, станет понятным из рассмотрения содержания «Проекта приказа…», построенного по классической форме: отчет за прошедший год и план на будущий. Это стало ясно, когда в конечном итоге уже другая судья – Г. Н. Коваль – запросила в ФСБ его полный текст в оригинале. Хотя полученный текст тоже содержал укрытые места, но он уже был примерно на 30 страницах и давал гораздо более полное представление о документе. В аннотации, сделанной в УКРО, упоминания об этих двух разделах опущены.

В разделе, посвященном отчету о работе в 1996 году, речь идет о человеке без указания имени и фамилии, который на момент составления проекта приказа занимал должность начальника отдела Кореи в МИД России. Приказ готовился после 4 ноября 1996 года, что стало ясно тоже только позже из его более полного текста, В аннотации эта дата была специально опущена, а «свидетель М.» в суде, подгоняя свои показания под нужную ему версию и ссылаясь на «существующую у нас практику», утверждал, что приказ был написан в начале октября.

Все дело в том, что с 25 октября я уже не занимал эту должность, поскольку был назначен заместителем директора департамента. Фактически я выполнял обязанности заместителя директора еще раньше, после того как мой предшественник на этом посту Валерий Денисов получил от Пхеньяна агреман и верительные грамоты от президента. Южнокорейцам же стало известным о предстоящих служебных перемещениях в департаменте еще в апреле того же года, о чем свидетельствует запись в списке полученных сведений. Кроме того, будь этим человеком я, составители приказа не могли бы не отметить хотя бы предполагаемое служебное повышение характеризуемого ими вновь привлеченного в отчетный период сотрудника. Этого же в документе нет. И, наоборот, в другом разделе, рассматривая перспективу сотрудничества с ним в планируемый период, они опять же называют его «начальником отдела».

Человек, о котором идет речь в «Проекте приказа…» в тот же отчетный период на начальном этапе привлечения к сотрудничеству, как говорится в документе, был старшим советником отдела Кореи МИД России и назначен в том же году начальником отдела. Должность же старшего советника ни в 1996 году, ни ранее я никогда не занимал. И если безосновательные рассуждения «свидетеля М.» о подготовке «Проекта приказа…» в октябре вполне удовлетворяли судью Кузнецову и других судей, то мой послужной список лежал в деле, и опровергнуть его было невозможно.

Хотя, в любом случае, речь в документе идет о 1996 года, о работе в Москве, а меня обвинили в том, что я был завербован в 1992-1994 годах в Сеуле. Мог ли я в таком случае быть человеком, который имелся в виду в этом документе? Да и за задание, «полученное при вербовке», выдали цитату из отчета за 1996 год. Вместе с тем, никаких сведений о том, что кто-либо, в том числе и я, «включен в действующий агентурный аппарат АПНБ», как это утверждается в отношении меня в приговоре, «Проект приказа…» не содержит.

Исправление степени секретности понадобилось потому, что, выступая на одном из первых заседаний суда и желая, видимо, продемонстрировать свою осведомленность, «свидетель М.» рассказал о степенях секретности, существующих в Южной Корее. По его словам, гриф «секретно первой степени» присваивается только тем документам, которые готовит президент Республики Кореи или которые готовятся с его участием. Не берусь утверждать, так это или иначе, поскольку никогда этим не интересовался, но при рассмотрении в дальнейшем в суде аннотации «Проекта приказа…» получилось, что документ не мог быть подготовлен в Южной Корее вообще и в АПНБ в частности. Трудно доказать, что южнокорейский президент прибыл инкогнито в Москву, чтобы поучаствовать в подготовке «Проекта приказа…». Легче сменить степень секретности. Что и сделали.

И я, и мои адвокаты, естественно, протестовали против такой подмены. Цифра «1» была очевидна и повторена на каждой странице. Но и здесь был найден нетривиальный выход. На одном из заседаний судья предложила «свидетелю М.» взглянуть на эту цифру. Как прежде диплом и словари, «случайно» у него в кармане оказалась лупа, которую он достал и, посмотрев через нее на документ, без тени сомнения сказал:

– Римская два.

– А фонарика у вас нет? – не удержался от ехидного вопроса Гервис.

Шутка шуткой, но документ так и остался для суда «секретным второй степени», хотя корейцы практически никогда не используют римские цифры. И, разумеется, «профессиональный переводчик» не мог не знать этого. Чтобы это мог узнать и суд, ему была представлена свидетельствующая об этом справка кафедры японского и корейского языков МГИМО. Кстати, «свидетель П.» все же увидел на документе единицу. Прав Юрий Петрович – не заматерел еще.

В сверхъестественных способностях «свидетеля М.» видеть то, что не видят другие, можно было убедиться и в дальнейшем. Уже в ходе другого процесса, взглянув на протокол «отбирания объяснений» у Чо Сон У, он увидел там несколько бледных линий, сделанных шариковой ручкой от полей до края листа, и тут же заявил, что это подпись Чо Со У, поскольку он ее «хорошо знает». Судья улыбнулась, но не стала спрашивать о причинах его столь странной осведомленности.

Что касается не имеющих заголовка 11 листов на корейском языке, названных отдельным документом, то они состояли из бланка анкеты, в которую были внесены некоторые искаженные данные обо мне, и списка сведений, полученных какой-то корейской организацией с января 1994 года до начала сентября 1996 года, с указанием конкретных дат их поступления. Все эти листы не имели не только сквозной, но и вообще какой-либо нумерации, а также других признаков, позволявших считать их единым документом, подготовленным в Южной Корее, в АПНБ, а уж тем более самим Чо Сон У. Идея, как я понимаю, заключалась в том, что, соединив анкету и список сведений в один документ и дав ему название «Выписка из личного агентурного дела Моисеева В. И.», обвинить меня в передаче этих сведений Чо Сон У.

Между тем «свидетель П.» заявил, что счел эти листы единым документом только потому, что они были даны ему на перевод одновременно, а «свидетель М.» был вынужден признать, что ни в анкете, ни в списке сведений нет «признаков принадлежности к спецслужбам», что «возможно использование анкеты в других ведомствах Южной Кореи» помимо спецслужб.

Подобные анкеты действительно ведутся во всех южнокорейских учреждениях, которые имеют отношения с иностранцами. Учитывая объем моих связей с корейцами и в Сеуле, и в Москве, такие анкеты существовали в десятках учреждениях Южной Кореи. Объективки на собеседников составляются и в российских учреждениях.

Назвав анкету выпиской из моего личного дела, ни следствие, ни суд не удивились, почему же в ней отсутствует якобы присвоенный мне в АПНБ номер? Где-где, а уж в личном деле он должен быть отражен. Почему в этом «личном деле» искажены фамилия моей жены, мой послужной список, контактные телефоны и другие сведения? Выходит, что, дав согласие на сотрудничество с АПНБ и выдавая государственные секреты, я хранил в тайне данные о себе, а профессионалы не удосужились выяснить установочные данные на своего агента?

Эти вопросы я пытался задавать на суде, но не получил ответов. Нашелся, однако, прокурор. По его просвещенному мнению, о том, что анкета составлена разведслужбой и именно АПНБ свидетельствует тот факт, что в ней указан мой сын от первого брака, из чего следует, что я женат дважды. Такие конфиденциальные и компрометирующие человека сведения, заявил он, просто так иностранцам известны быть не могут. Канцлер ФРГ Герхард Шредер или его заместитель, министр иностранных дел Йошка Фишер с их многочисленными браками не оправдались бы перед Главной военной прокуратурой, попади в ее руки.

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 62
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Как я был «южнокорейским шпионом» - Валентин Моисеев торрент бесплатно.
Комментарии