Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский

— Я — князь Оболенский, — надменно представился Борис Туреня и кивнул головой сидящему чуть позади всаднику. — Ну-ка, Артем, покажи ему нашу грамоту.

Артем Захаров, насмешливо улыбаясь, показал Медведеву грамоту, развернув и держа ее перед глазами Василия точно так же, как он только что показывал свою Оболенскому. С грамоты свисала точно такая же сургучная печать, со святым Георгием, пронзающим копьем змия, и стояла под ней точно такая же подпись.

Грамота свидетельствовала, что великий московский князь Иван Васильевич поручает боярину и воеводе Борису Турене-Оболенскому схватить изменника, князя Василия Верейского вместе с супругой там, где он его найдет. Всем московским дворянам предписывалось оказывать всяческую помощь и поддержку князю Оболенскому во время выполнения им порученного наказа.

Тех несколько десятков секунд, которые необходимы были для прочтения грамоты, хватило Медведеву для того, чтобы мгновенно просчитать все свои возможные действия, а также их последствия и выбрать из них единственно правильное.

При этом он вспомнил своего доброго друга, князя Андрея, который когда-то сказал ему: «Честь выше славы».

Медведев спокойно вернул грамоту Захарову, вынул из-под своего кожана грамоту Верейского, и точно так же крепко держа ее в руках, развернул перед лицеем Оболенского.

— Извини, но князь Василий Верейский был первым. Вот грамота, в которой великий князь предписывает мне оказывать князю Верейскому всяческую помощь и гостеприимство. Если бы ты приехал первым, я должен был бы помогать тебе, и не пустил бы на свою землю князя Верейского, даже несмотря на то, что он славный в народе герой.

Борис Туреня грозно нахмурился:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что намерен помешать мне выполнить волю государя?

— Напротив, это ты собираешься помешать мне выполнить волю государя! Я только что показал тебе грамоту в которой он повелевает мне оказать гостеприимство князю Верейскому. Я верный и послушный слуга великого князя, кроме того, отныне князь Удалой мой личный гость, а я своих гостей в обиду никому не даю.

— Ты, верно, совсем рехнулся в этой глуши, беседуя с медведями, и разучился понимать человеческий язык! — Угрожающе сказал Оболенский и, повернув голову к своим людям, скомандовал — К оружию!

Два десятка воинов выхватили из ножен сабли со скрежетом, неестественно прозвучавшим в морозном воздухе тихой лесной опушки.

— Прочь с дороги, Медведев! Вас только трое — и мы сметем вас с пути, а твоя жена через минуту станет вдовой, — багровея от гнева, воскликнул Туреня.

— Советую тебе вспомнить, князь, что нынче большой праздник, и негоже христианам проливать в этот день кровь. Это большой грех. Прошу тебя подумать, прежде, чем ты примешь окончательное решение и напоминаю: здесь моя земля и мне дано государем право без всякого суда и следствия казнить и миловать на ней всех, кого я посчитаю нужным.

Медведев повернул коня и, неторопливо возвратившись к Левашу и Зайцеву, которые спокойно ожидали его в десяти шагах у заставы под вышкой, снова развернулся лицом к отряду.

Князь Оболенский несколько секунд помедлил, будто и вправду размышлял прежде, чем принять решение.

— Я всегда точно выполнял наказы моего государя. Выполню их и нынче, и да поможет нам Господь, — он перекрестился и, выхватив саблю, крикнул: — Вперед! Догнать и схватить изменника!

Все остальное произошло в считанные секунды.

Как только прозвучала команда Оболенского, и его отряд лишь начал трогаться с места, Леваш и Зайцев выхватили сабли, а Медведев неторопливо вынимая свой меч, кивнул поднятой головой в сторону гнезда на вышке, зная, что Юрок наблюдает за ним и ждет указаний.

Кони пяти первых всадников, следовавших за Оболенским и Захаровым, успели сделать всего лишь один шаг, а их хозяева уже с криками и стонами падали на землю, пробитые насквозь тяжелыми боевыми стрелами из луков и самострелов.

Они затормозили движение оставшихся позади, в то время как Борис Туреня и Артем Захаров оказались отрезанными от своих людей наедине с тремя противниками впереди.

Вышло так, что Медведев стоял посредине, а нападающие чуть разъехались по сторонам, предполагая очевидно, что основной удар нанесут их люди, и потому защищаться пришлось Левашу и Зайцеву, а поскольку они оба были опытными воинами, то не получили ни единой царапины, в то время как князь Борис Туреня и дворянин Артем Захаров, не успев даже понять, что случилось, уже лежали на снегу, обагряя его своей кровью, а их лошади, дико заржав, помчались в разные стороны.

Все это произошло так быстро, что остальные всадники, споткнувшись о падающих со стонами товарищей, неуклюже остановились и ошарашено стали оглядываться по сторонам, увидев, что лишились в одну секунду не только пятерых товарищей, но и своих командиров.

— Стойте, где стоите! — Спокойно сказал им Медведев, — И тогда, может быть, останетесь живы. Здесь порубежная застава Великого Московского княжества, и мои люди эту заставу стерегут.

Всадники посовещались, и один сказал:

— Мы готовы отступить. Отдай нам Туреню и Захарова.

Медведев спешился и склонился над лежащими неподвижно на земле телами.

Опытным взглядом он сразу определил, что тучный князь Оболенский просто потерял сознание, ударившись во время падения с коня. Рана, мастерски и точно нанесенная опытной рукой Леваша Копыто, была легкой, но сабля, нанося ловкий удар, одновременно перерезала натянутую уздечку, что привело к резкому падению тяжеловесного всадника. Леваш был мудрым и старым бойцом, который старался никогда не проливать зря кровь. Он прекрасно понимал, что их задачей было всего лишь остановить Туреню, а не лишать его жизни.

А вот у Зайцева воинского опыта не хватило. Он грамотно отразил удар нападающего всадника, но ответил на него всерьез — Артем Захаров с пробитой насквозь грудью хрипел, и было ясно, что если не оказать ему немедленной помощи, он умрет в течение ближайшего часа.

— Оболенского можете забрать, — сказал Медведев, — его рана легкая, а вот второго мы отвезем в мой дом, иначе ему не выжить.

Леваш спешился, мурлыча под нос какую-то украинскую песню, неторопливо порылся где-то за пазухой, вынул несколько пучков корпии и опытными руками, не раз проделывавшими подобные операции на полях многих боев, остановил кровь из ран Захарова на груди и спине, после чего уверенно сказал Медведеву:

— Довезем. А твоя Надежда его быстро на ноги поставит.

— Я не хотел, — виновато сказал Зайцев.

— Ты поступил правильно, — успокоил его Медведев и, убедившись, что отряд Оболенского, взяв с собой раненых и убитых, удаляется в сторону Медыни, скомандовал: — Поехали!