Резервация разума - Сергей Самаров

– Полковник может полезть командовать, вопреки воле командира операции. На всякий случай, держи над ним паутину, и иногда напоминай ему, как в паутине он чувствовало себя весьма неуютно.

– Сделаю… – квантовый киберкомпьютер прекрасно и правильно оценивал наше положение, и здраво соглашался со мной.

– А пристегиваться здесь не нужно? – Сорабакин поискал взглядом ремни безопасности, но ничего похожего не нашел.

– Здесь и необходимости нет. Это же не автомобильная дорога.

– Да, понимаю. – согласился полковник. – Если на дороге два автомобиля столкнутся, ремень еще может спасти, а если два скутера столкнутся в воздухе, то спастись уже будет невозможно.

– Скутеры разумные, и обладают прекрасной реакцией. Я не слышал, чтобы они сталкивались, – успокоил я начальника погранотряда.

– Но сегодня твой скутер такие «кренделя» в воздухе выписывал. При таких маневрах легко из кресла вылететь.

– Кресло будет вас держать, не переживайте. Да мы и не будем «кренделя» выписывать. Нет необходимости в этом. Летим?

– Летим.

Меня, честно говоря, все же подмывало выполнить в воздухе несколько сложных фигур высшего пилотажа, чтобы заставить Сорабакина поволноваться. Но я благоразумно удержался. Не удержался только от высокой скорости, которая просто вдавливала в кресла наши тела. Но я уже знал направление движения, поскольку уже летал в эту сторону и обратно. И потому смело держал маршрут. Остальные скутера тоже сразу набрали скорость, и старались от меня не отставать. И фигур высшего пилотажа никто показать не пожелал. Должно быть, сказывалась дисциплина. Всем было приказано не демонстрировать возможности скутеров лишний раз. Вот и не демонстрировали. Только скорость показали. И то из-за меня, чтобы не отстать, и не искать потом дорогу в небе. А там следа не остается. Это я всех подбил так быстро лететь. Но здесь полет был безопасным. Мы на большой высоте находились. Сам погранотряд располагался тоже на большой высоте. А застава только незначительно выше. Но погранотряд на плоскогорье стоял, а застава на округлой горе. Перепад незначительный. Но здесь не было скалистых ущелий, в которых невозможно было летать на высокой скорости. Можно просто успеть увернуться от одной скалы, и угодить в другую. Не хватит человеческой реакции, чтобы успеть помыслить правильно, и справиться со скоростью. Здесь же полет проходил по прямой линии, практически, без маневров и даже без поворотов, потому что мой шлем сразу выбрал нужное направление К тому же разряженный воздух позволял скутеру лететь быстрее обычного, но не переходя за предел того, что может выдержать человеческий организм. Но все же к этому пределу приближаясь. Это я понял, бросив короткий взгляд на искаженное лицо Сорабакина. И только тогда вспомнил физическое состояние полковника, которому квантовый киберкомпьютер влил в рот, рта не раскрывая, бутылку водки. Просто переместил, иначе говоря, водку из одного сосуда в другой. Из бутылки в желудок и пищевод. От природы я был человеком не злым, и потому Сорабакина пожалел, тем более, что уже изменил свое отношение к нему, и мысленными переговорами со шлемом снизил скорость просто до быстрой. Тем более, мы уже подлетали к горе, и здесь предстояло сделать маневр, чтобы совершить посадку на плацу погранзаставы, оставаясь незамеченным возможным наблюдателям с грузинской стороны. Для этого требовалось скорость вообще сбросить. Маневр я совершил. Вернее, его совершил скутер, снизившись, и одолевая подъем так, словно на телеге ехал, не касаясь поверхности самой горы. Очень низко летел, и не быстро, словно с оглядкой. И, в действительности оглянувшись при повороте, необходимом, чтобы скопление скал облететь, я увидел, что все последователи мой маневр повторяют. Понимают, что концентрацию сил на территории одной заставы лучше не рекламировать. Похоже, был такой приказ. Я приказа со стандартной формулировкой «Делай, как я», не давал. Если бы приказ дал майор Медведь, делать не как он, а не как старший лейтенант Троица, я услышал бы его по связи. Значит, приказ был отдан квантовым киберкомпьютером моего шлема, и слышен он был только шлемам с других скутеров. С возможностями работы шлемов я еще знаком был плохо, и потому не знал, смогут ли шлемы по приказу тех, кто нацепил их себе на голову, например, помогать в спортивной гонке между скутерами. Обыкновенным компьютерам азарт не свойственен, но, если квантовому киберкомпьютеру доступно такое человеческое чувство, как жалость, то вполне допускаю, что и азарт ему тоже не совсем чужд. С такими мыслями я завершал полет, отвлекая себя от того, что предстоит делать.

Вообще, человеческая психика – это настолько индивидуальное понятие, что, по моему мнению, не может быть такой науки, как психология, и не может ни один психолог дать нужный совет индивиду. Кто-то настраивается на работу, беспрестанно думая о том, что предстоит сделать, кто-то, как я, пытается забить голову посторонней неважной ерундой, чтобы полностью отключиться мыслями от настоящего и будущего, и не «перегореть» в ожидании начала действия. А кто-то, бывает, себя «заводит», вспоминает былые схватки и бои, проверяет в мыслях свои действия на предмет ошибок. Хорошо, если злится только на себя. А когда злится на посторонних – это может плохо повлиять на готовность к действию. Эмоции у некоторых людей случаются настолько сильными, что сам человек совладать с собой не в состоянии. Я себя давно уже изучил, и моя готовность всегда бывает лучше, если я перед этим расслабляюсь, и думаю только о постороннем, ни на чем вообще не концентрируя внимание.

В таком состоянии я выбрал место для посадки на дорожке, ведущей от плаца к той клумбе, где я думал приземлиться раньше. Но тогда не приземлился, потому что пожалел цветы. Они красивые, и помять их легко. Я привык уважать чужой труд, особенно труд солдат. Не стал выбирать место в клумбе и сейчас, предпочтя традиционную бетонную дорожку. Но остальные десять скутеров, как я увидел, оглянувшись, приземлялись на плацу, причем достаточно кучно, как стая птиц…

Полковник Сорабакин выглядел довольным. Полет ему, кажется, понравился, хотя и дался с немалым, видимо, трудом. Хотя, возможно, довольство в лице полковника появилось как раз потому, что полет завершился. И это больше походило на правду. Радовало только то, что Сорабакин не проявлял беспокойства, понимая, что сейчас ему предстоит перенести еще один перелет, уже без скутера, и не на такой высокой скорости. Я помнил, как полковник начал было трепыхаться, когда неведомая ему, да и мне не слишком понятная, антигравитационная сила поднимала нас в воздух. Но потом он, кажется, успокоился, и держал себя в коротком перелете с достоинством. Хотелось надеяться, что перед своей родной заставой он это достоинство сохранит. Посмотреть на нас вышел весь штаб и вся казарма – еще бы, зрелище невиданное! Квантовый киберкомпьютер поднял фонарь кабины, и одновременно поднял и меня, и полковника Сорабакина, и перенес на дорожку. Видимо, шлем помнил мой разговор с капитаном Светлаковым о стоящих ровно в ряд табуретках, и потому нас несло по воздуху, ни на половину сантиметра не вынося никого вперед. Тем не менее, Сорабакин опустился на землю раньше, видимо, за счет длины своих ног и вообще достаточно долговязой фигуры. И сразу шагнул к капитану Светлакову, причем, сделал это так торопливо, что я понял – полковнику очень хотелось выйти вперед раньше меня. Нашел с кем соперничать! Я же к таким вещам всегда был равнодушен, и возражать не собирался.

– Рассказывай подробно о стерехах, – приказал полковник.

– О ком, простите, товарищ полковник?

– Ну, о тех, как ты их назвал, диких кошках.

– Товарищ полковник, сам я их не видел. Но их видел старший наряда наблюдателей младший сержант Афиногенов. Он только что сменился, могу позвать.

– Зови. – проявил милость Сорабакин, понимая, что сам капитан, что слышал, то уже передал ему по телефону.

Светлаков, как и в прошлый раз, стоял с сержантами. Только в этот раз их было не два, а уже четыре. Обернулся, и коротко дал приказание одному из них:

– Афиногенова к товарищу полковнику!

Сержант не ответил уставной фразой, подтверждающей, что приказ понят правильно, но сразу исчез, словно телепортировался, и уже через тридцать секунд вернулся, и привел с собой младшего сержанта Афиногенова, который сначала посмотрел на меня, как на старого доброго знакомого, и только после этого на полковника – с легким, как мне показалось, испугом.

– Товарищ полковник, младший сержант Афиногенов по вашему приказанию прибыл.

– Молодец, что так быстро прибыл, – Сорабакин обернулся на подошедшего в этот момент майора Медведя, но майору не сказал ничего, и снова обратился к младшему сержанту:

– Рассказывай.

– Что рассказывать, товарищ полковник?