Дело нервного сообщника - Эрл Гарднер

– Да, конечно, ваша честь, непременно.

– Передайте их мне, пожалуйста.

Гамильтон Бергер передал судье путевой листок и квитанцию, сказав:

– Если суд позволит, я готов признать, что произошла какая-то техническая ошибка, нечто, что может быть легко объяснено. Возможно, это опечатка. Я протестую против того, чтобы защита задавала вопросы относительно этого путевого листка. Записи на листке не являются аргументами. Факты говорят сами за себя. Мы попытаемся прояснить ситуацию чуть позже, а сейчас главное – не дать безнадежно запутать свидетеля, заставляя его объяснять какую-то типографскую ошибку.

Судья Хойт сказал:

– Суд оставляет за собой право вынести решение. Суд сам задаст свидетелю несколько вопросов и требует, чтобы в процессе допроса обе стороны, как защита, так и обвинение, воздержались от вмешательства. – Затем судья обратился к водителю: – Мистер Кидди, как вы можете это объяснить?

– Ну, если честно, я не понимаю, почему на квитанции такой номер.

– А записи в своем листке вы можете объяснить?

– Да.

– Есть ли возможность, что вы в своем путевом листке проставили ошибочный номер рейса?

– Давайте разберемся. Если я неправильно переписал номер рейса с показаний счетчика, то его настоящий номер должен быть… ну-ка… значит, первая поездка в «Клуб Джонатан» должна быть под номером 981. Потом 982… нет, нет, секунду… 982 – это как раз рейс в «Клуб Джонатан». Тогда поездка в загородный клуб – это 983, а 984 – поездка с этой женщиной. Нет, вряд ли я мог ошибиться, когда переписывал показания счетчика, не мог я записать 969, думая, что пишу 982.

– Но вы временами делаете ошибки? – спросил судья Хойт.

– Думаю, да. Все мы иногда ошибаемся. Временами я записываю неверный номер, а иногда вообще начисто забываю записать номер рейса. Но такое случается нечасто. Все записи раз в неделю проверяются в главной конторе. Ну, а мы следим за записями, которые ведет контора. Они ведут постоянный учет, где мы находимся… ну, вы сами знаете, у таксиста всегда есть искушение сделать левый рейс… так что они стараются вести записи, чтобы в них все подробно отражалось – куда едет та или иная машина, что делает тот или иной таксист, – словом, при такой системе левые рейсы исключены.

– Давайте разберемся, – сказал судья Хойт. – Если первый ваш рейс имел номер 969, значит, поездка в загородный клуб должна иметь номер 970?

– Правильно.

– А поездка с подозреваемой – 971?

– Да, так и должно быть, но на квитанции ясно стоит: номер 984.

– Минутку, минутку! – снова завопил Гамильтон Бергер.

– Не прерывайте меня! – отрезал судья. – Я пытаюсь разобраться. Дайте мне пересчитать рейсы. Ну-ка, посмотрим… значит, девятьсот семьдесят один… семьдесят два… семьдесят три… семьдесят четыре… семьдесят пять…

Судья Хойт перевернул листок, поправил очки, нахмурившись, вгляделся в текст, бросил взгляд на Гамильтона Бергера и сказал свидетелю:

– Мистер Кидди, то, что являлось бы рейсом номер 984, если бы первый ваш рейс в тот день действительно был номер 969, как вы это утверждаете, помечено у вас «осмотр земельных участков».

– Можно посмотреть? – спросил Кидди.

Он взял путевой лист и, сдвинув брови, начал рассматривать записи.

– Подождите… ну да, – сказал он, – я помню эту поездку. Две дамочки, которых я посадил где-то на Норт-Ла-Бреа. Они хотели осмотреть некоторые предназначенные для продажи участки. Велели мне ехать к этим участкам, затем прямо по какой-то улице, и внезапно одна из них сказала: «Вот оно. Остановите здесь». Она прямо завопила, чтобы я остановился. Что я и сделал. Потом они расплатились и вышли.

– Была ли одной из этих женщин подозреваемая? – спросил судья Хойт.

– Нет. Я не видел ее в промежутке между тем, как она ко мне села там, на дороге, и тем, как мне ее показывали на опознании в полицейском управлении на следующее утро.

– Вы уверены? – спросил судья. – Вы точно помните? Вы сказали, там были две женщины?

– Дайте подумать, – ответил Кидди. – Одна была немного полновата, а вторая… я ее не очень-то и запомнил. Когда перевозишь столько народу…

– Я сформулирую вопрос так: можете ли вы присягнуть, что это не была подозреваемая?

– Ну, я не запомнил ясно вторую пассажирку, но эту даму я не видел до самого опознания следующим утром… Я имею в виду, после того, как высадил ее у вокзала.

– Вы совершенно уверены, что не видели подозреваемую после того, как высадили ее у вокзала, и до момента, когда вам предложили опознать ее в полицейском управлении?

– С позволения суда, – заявил Гамильтон Бергер, – думаю, мне становится ясна линия защиты в этом…

– Минутку, – сказал судья Хойт, – минутку. Я не желаю, чтобы любая сторона, будь то защита, будь то обвинение, меня перебивала. Я желаю закончить допрос так, как считаю нужным.

– Да, ваша честь, – смирился Гамильтон Бергер.

– Я тоже хотел бы задать вопрос, – сказал Мейсон.

– Зададите, когда я закончу, – отрезал судья.

– С почтением указываю суду, – сказал Мейсон, – что в деле такого рода сторонам не должно чиниться помех при опросе свидетелей. Я считаю, что мои права пытаются урезать и…

– На этой стадии допрос будет проводить суд, – заявил судья Хойт. – Представители сторон будут молчать. А теперь я хотел бы услышать от вас со всей определенностью, – обратился судья к свидетелю, – возможно ли такое, что эта квитанция, которая, очевидно, была найдена в сумочке подозреваемой, является квитанцией за рейс, который вы охарактеризовали как осмотр земельных участков двумя пассажирками, севшими в такси на Норт-Ла-Бреа?

Водитель нервно заерзал.

– Да или нет? – настаивал судья Хойт.

– Да, такое возможно, – ответил свидетель.

– И с какой вероятностью такое возможно?

– Ну, если вы так ставите вопрос, господин судья, то есть ваша честь, то вполне возможно.

– Именно это я и хотел знать, – отрезал судья Хойт.

– Я хочу задать вопрос, – сказал Гамильтон Бергер.

– Прошу прощения, – заявил Мейсон. – Напоминаю, что сейчас я веду допрос свидетеля. Я еще не закончил.

– Думаю, я имею право задать вопрос сейчас, чтобы пояснить кое-что суду, – заявил прокурор.

– Суд сам в состоянии прояснить для себя тот или иной вопрос, если таковой вообще поддается прояснению, – сказал судья. – Суд не нуждается в интерпретаторах.

– Ваша честь, но я думаю, что ответ напрашивается сам собой! – воскликнул Гамильтон Бергер. – Подозреваемая, несомненно, знает одну из женщин, севших в такси на Норт-Ла-Бpea, и она получила квитанцию от нее. Совершенно ясно, как все было подстроено. Женщины взяли такси и велели таксисту ехать, не сообщив никакого конкретного адреса. Как только на счетчике выскочило два доллара девяносто пять центов, женщины расплатились и вышли, забрав квитанцию. Далее, без сомнения, следуя чьим-то инструкциям, передали квитанцию подозреваемой, чтобы она была обнаружена в ее сумочке и чтобы тем самым была поставлена ловушка для свидетеля. Это, ваша честь, не только образчик нарушения профессиональной этики, но также убедительнейшее из всех возможных доказательств вины, поскольку показывает, что подозреваемая уже в то время точно знала, что ее будут расспрашивать о поездке, и она приняла участие в подготовке западни для представителей закона.

– Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу, мистер Мейсон? – спросил судья.

– А что говорить? – ответил вопросом на вопрос Мейсон. – Это остроумная теория господина окружного прокурора. Он сформулировал ее, не находясь под присягой. На самом деле он не знает, что произошло. С течением времени я продемонстрирую, что случилось. Я докажу, что свидетель рассказывает нам о неких событиях, которые на самом деле происходили вовсе не так. Просто-напросто его подвела память.

Судья Хойт погладил подбородок.

– Что ж, – сказал он, – мистер Мейсон, продолжайте допрос. Суд, однако, заявляет, что ситуация весьма необычна, и, по мнению суда, она должна быть всесторонне рассмотрена.

– Да уж, – с отвращением пробормотал Гамильтон Бергер.

Мейсон повернулся к свидетелю:

– Вы говорите, что посадили в машину мою подзащитную в точке, указанной вами на карте. Это было примерно без пятнадцати пять пополудни. Обратили ли вы внимание на ее одежду?

– Да.

– А на лицо?

– Я заметил, что оно было очень бледно.

– Женщина была в шляпке или с непокрытой головой?

– Она… э-э… ну, дайте подумать… я…

– Не отвечайте, пока не будете совершенно уверены, – предупредил Мейсон.

– Сказать по правде, я не уверен.

– У нее были серьги?

– Не знаю.

– У нее была сумочка?

– Да, у нее была сумочка. Я помню, потому что она доставала из нее деньги.

– А лицо ее вы, значит, запомнили?

– Я запомнил, что оно было бледным.

– И вы утверждаете, что это была подзащитная?

– Ну… я думаю, что это была она.