Священный меч Будды - Эмилио Сальгари

Едва он все это окончил, как бессильно упал на траву. Американец пытался побороть внезапную потерю сил, но это ему не удавалось. А силы были нужны: на расстояние не далее полукилометра продолжал реветь второй тигр, который того и гляди мог пожаловать сюда.

— Я пропал! — прошептал бедняга беззвучно.

Взор его затуманился. Ему показалось, что деревья закружились в хороводе и что земля уплывает из-под его ног. Глаза закрылись, силы покинули его и несчастный упал без чувств у подножия тамаринда.

Когда он пришел в себя, была еще ночь, а перед ним невдалеке, глухо рыча, ползал второй тигр. Нечеловеческим усилием американец схватил карабин.

— Это вторая часть драмы, — проговорил он, стараясь улыбнуться. — Кто бы подумал, что китайские тигры сыграют со мной такую гадкую шутку?

Тигр все приближался, шурша кустарником, то показывая в лунных лучах свою полосатую мантию, то прячась в тени высоких деревьев. Его сильно сузившиеся зрачки были устремлены на тамаринд.

Зверь остановился в сорока шагах от охотника, вытянулся, потянул воздух, помахивая хвостом, как рассерженная кошка, и сел на задние лапы, устремив глаза на американца, который, стоя на коленях, дрожащими руками целился в него.

Второй выстрел карабина раздался в лесу.

Тигр подпрыгнул в воздухе и упал на землю бездыханным.

Пуля угодила ему прямо в глаз.

XIII. Миао-цзи

Капитан добрался до лагеря только к заходу солнца и принес с собой с полдюжины водяных невольников, несколько уток и дюжину дроздов, что обещало великолепный ужин, тем более что Мин Си удалось наловить в прудах довольно крупных раков, которые, по мнению китайца, вкусом должны были оказаться отнюдь не хуже тех, что подаются в Макао.

Поляк, разводивший огонь, был удивлен при виде капитана, возвращающегося без своей Тени.

— А сэр Джеймс, должно быть, тащит целого слона? — спросил он.

— Нет, — отвечал капитан, смеясь, — он бегает наперегонки с тапиром, которого будто бы ранил.

— А! Так нас в перспективе ожидают котлеты! Если так, то мы можем немного и подождать.

— Если ты будешь ждать котлет из тапира, то останешься без ужина. Вот увидишь, что он вернется поздно и без добычи.

— Ну, нечего делать! Будем разводить огонь.

Расторопный юноша с помощью маленького китайца развел колоссальный костер и принялся жарить дичь в таком количестве, что ею можно было бы накормить пятнадцать человек. Тут же рядом на огне закипал горшочек, доверху набитый раками.

Два часа спустя ужин был готов, но американец не показывался.

За столом все сидели грустные, так как столь продолжительное отсутствие Корсана начинало беспокоить их.

Ночь они провели в постоянной тревоге. Уже занялась заря, а американца все еще не было.

Капитан вместе с Казимиром, поручив палатку китайцу, направились в лес, решив разыскать американца живым или мертвым.

Солнце, начинавшее проливать красноватый свет, указывало дорогу путешественникам, которым теперь не надо было нагибаться, чтобы найти следы американца.

Они шли уже более получаса по тропинке, протоптанной тапиром, время от времени оглашая лес криками, на которые откликались лишь дикие звери, спешившие укрыться в своих логовищах, когда вдруг громкий выстрел прокатился под зелеными сводами леса. Оба сразу узнали, кто стрелял.

— Это карабин Джеймса! — воскликнул капитан, останавливаясь как вкопанный.

— Да! Да! — подтвердил поляк. — Это его ружье, я узнаю его; я отличу его среди тысячи других.

Раздался второй выстрел, разбудив своими раскатами еще дремавшее лесное эхо. Последний выстрел раздался в полумиле от них.

— Бежим, бежим! — кричал Казимир. — Бум! Вот третий выстрел!

— Вперед, Казимир, вперед! — кричал капитан. — Может быть, мы поспеем вовремя, чтобы спасти его.

Они пустились бежать к тому месту, откуда раздавались выстрелы. Они летели, как ветер, перескакивая рвы и ручейки, сбегая то вниз, то вверх по волнистым извилинам почвы, продираясь через кустарник, несмотря на иглы, колючки и ветви, рвавшие одежду и кожу на руках. Надежда найти своего товарища живым окрыляла их.

Вдруг их ушей достиг голос американца.

— Гром и молния! — крикнул поляк.

В два прыжка перескочили они небольшую речку и выбежали на поляну, посреди которой, под небольшим драконовым глазом, весь в крови, страшно изуродованный, в рваной одежде, лежал американец и тяжко стонал.

Капитан бросился к нему и прижал его к своей груди.

— Джеймс! Джеймс! Друг мой! — восклицал он. — О Боже! Вы весь в крови.

Американец вцепился в своего друга.

— Джорджио!.. Казимир!.. Друзья мои!.. — бормотал он. — Проклятый этот тигр! У меня нет больше сил… я погибший человек.

— Что же с вами случилось? Кто привел вас в такое состояние? Ну же, отвечайте, что с вами случилось?

— Что со мной случилось? Тигры, Джорджио, тигры.

Бедняга не мог продолжать дальше и упал на землю почти без сознания.

Его спутники, видя, что он не в состоянии идти сам, поспешно нарубили около дюжины ветвей, устроили носилки, настелили листьев, осторожно уложили на них бедного охотника и направились с ним в лагерь. Дорогой им пришлось много раз останавливаться, чтобы утолять жажду раненого, у которого началась сильнейшая лихорадка Несмотря на запрещение капитана, Корсан коротко рассказал происшествие последней ночи, разражаясь страшной бранью и угрозами в адрес тигров.

— Если я выздоровею, — говорил он, — тогда горе тиграм. Я буду убивать их без пощады и толстеть от их мяса.

Часов около восьми утра путешественники добрались наконец до лагеря. Китаец в одно мгновение приготовил из одеял мягкое ложе, положил на него американца, раздел донага и с видом настоящего медика внимательно осмотрел его раны.

— Ну? — спросил американец, пронизывая своими глазами маленькие глазки китайца, как бы для того, чтобы прочесть его мысли. — Как ты думаешь? Буду я жить?

— Вы дешево отделались, — отвечал Мин Си, дотрагиваясь до ран концом указательного пальца. — Но некоторое время вам придется лежать неподвижно.

— Сколько именно? Говори сразу, милейший Мин Си!

— По крайней мере дней восемь.

— Что?! — воскликнул тот, бледнея. — Восемь дней! Ты принимаешь меня за бабу, китайский доктор?!

— Какой нехороший пациент! — сказал китаец, смеясь. — Ворчит всего только из-за восьми или десяти дней неподвижного лежания!

Седьмого июля, то есть четыре дня спустя, американец был вне всякой опасности; девятого ему было дозволено встать и выйти из палатки подышать свежим воздухом.

Едва он сел на траву, как с уст его сорвалось громоподобное «О!» Он никак не хотел верить тому, что наконец покинул свою темницу.