Азарт - Терентий Гравин

Минут пять ничего и никого. Потом через крышу сарая перелетает небольшой булыжник и с гулким стуком врезается в стенку моего (моего?) дома. Тут же подмечаю, что темная фигура высовывается у самой земли, из-за угла сарая. Опять хитрый пейзанин? Смотрит оттуда, где сложней заметить. Что проверяет? Реакцию "толстого" скелета? Точно! Операция с камнем была проделана еще три раза. Два из них — особо удачно. Застонало стекло в детской спальне, затем громко зазвенела от удара слюдяная пластинка на крыше. Но ничего не пострадало.

Хорошо еще, что пришелец хоть гранаты или кувшинчики с напалмом не кидает! Раз есть фугас и разговорчивые, агрессивные скелеты — следует опасаться чего угодно.

Я и опасался.

Таюсь, как партизан, очнувшийся в Рейхстаге. А визитер после проверок явно осмелел и решил подобраться к хозяйскому дому ближе. Вдоль стены сарая идти не стал, выбрался на открытое пространство, выставил перед собой арбалет и двинулся чуть ли не прямиком ко мне. Сдвинулся в невидимую для меня зону, и, наверное, вначале заглянул в детскую комнату. А тут довольно высоко, надо первоначально на выступ фундамента встать или запрыгнуть, и только потом, придерживаясь за подоконник, заглядывать внутрь. Судя по всему, неведомое существо так и поступило. Но детские рисунки, карандаши и книги его не заинтересовали, поэтому оно спрыгнуло вниз и по большой дуге приблизилось уже и к моему окну. Короткий разбег, прыжок на выступ — и он уже наклоняется, заглядывая в комнату. И с коротким восклицанием замирает.

Наверное, и по местным меркам рассыпанные на кровати драгоценности считались немалым богатством. Вот блеск бриллиантов и мерцание золота глаза неизвестному созданию и затмили. Под капюшоном кто-то запыхтел, явно вознамерившись забраться в комнату.

А я тут как тут, такой весь добрый, настроенный на захват пленницы, которую уже мысленно прозвал Пятницей. Одной рукой пережимаю худенькую шею, придавливая неудачника к подоконнику, а второй откидываю капюшон со словами кота Леопольда:

— Давайте жить дружно! — потом проворно выхватываю так и не использованный арбалет и аккуратно отбрасываю на кровать. Подхватив пленницу за длинные волосы, я поднял ей голову, чтобы заглянуть в лицо. — Японский городовой! — вырвалось у меня, потому что вместо взлелеянной в мечтах красавицы в моих руках истерически бьется парнишка, лет пятнадцати. Волосы-то у него длинные, а вот лицо, да еще и перечеркнутое шрамом, сомнений в его половой принадлежности не вызывает.

Парень от страха моментально побледнел до синевы и даже начал протяжно подвывать, а потом его глаза расширились от удивления, он хрипло прокашлялся и ошарашено спросил:

— Так ты… живой?!

— Как видишь, — ответил я самым миролюбивым тоном. — А кого ты тут надеялся увидеть?

Нежданный гость закосил глазами по углам комнаты, и выдохнул:

— А где сторож?

Пришлось принимать меры, чтобы разговор велся в нужном мне русле. Меч на спине гостя я тоже вынул из ножен и отбросил подальше. В просторных складках рясы тоже могло оказаться что-то опасное, поэтому, не мудрствуя лукаво, я просто стянул пареньку запястья рук за спиной, вздернул легкое тело вверх и поставил перед собой на колени для допроса:

— Имя? — я добавил строгости в тон. — Отвечай! Как тебя зовут?

— Са — са… — стал он с хрипом заикаться, и, наконец, выдавил: — Сандер.

— Где живешь?

— Мм… в домике лесника…

— Кто там еще с тобой живет?

— Никто. Только я один…

— Зачем сюда бежал?

— Взрыв услышал у Багрянки, — паренек отвечал все уверенней и безбоязненней, с каким-то невероятным интересом рассматривая мою пижаму и выбивающиеся из общего вида берцы. Бинокль вроде особого интереса у него не вызвал, а значит, видел подобное или вообще понятия не имеет, что это такое.

— А в дом зачем полез?

— Так ведь окно открыто! Вдруг случилось чего… помочь надо или как…

О — о! Чувствую, этот местный пейзанин похлеще любого цыгана, кого угодно проведет и в дураках оставит. Запястий мне его не видно, но прямо физически ощущаю, как он пытается вывернуться из ременных пут. Зря это он, я свои умения не по брошюркам для диверсантов отрабатывал, а в самых, что ни на есть, боевых условиях. Так что чем больше дергается, тем туже петли затянутся, а там и ручки синеть начнут.

А вдруг не зря он трепыхается? Завалил лицом на кровать, глянул мальцу за спину. Полный порядок. Опять вернул в исходное положение, намереваясь продолжать допрос и замер в недоумении. За щекой моего нежданного гостя из леса отчетливо просматривался вздувшийся флюс. А ведь пару мгновений назад, его не было!

Подставляю ладонь к его подбородку:

— Отдавай! — тяжкий вздох пленника, и на ладонь мне вывалился массивный золотой перстень с бриллиантом. — Остальное — тоже! — ору, с огромным трудом давя в себе разрывающий внутренности смех. На ладонь падает тонкое женское колечко и одинокая черная жемчужина.

После чего нахмурившийся от горя Сандер, заявляет:

— Нет ничего больше! — и нагло открывает рот. Пользуясь случаем, внимательно там все осматриваю и стараюсь улыбнуться мальцу, как родному племяннику:

— Если что проглотил, и оно у тебя в желудке прирастет, сам будешь себе вскрытие делать. Еще при жизни!

— Да нет, — кажется, парень опять струхнул. — Не глотал я ничего… — и откровенно признался. — Слюны нет…

Ну, это нормально: человек, когда боится, у него тотчас во рту пересыхает. Но сила воли у этого типа о — го — го какая! Все равно попытался хоть что-то урвать для себя. Силен, бродяга! Поэтому меняю тему допроса:

— Зачем тебе такое ценное кольцо? — блефую. — Его ведь продать трудно, скорей убьют, чем заплатят.

— Ну — у… если осторожно, то можно и продать…

— Где продать? В лесу, что ли?

— Да не в лесу. Но мало ли куда судьба забросит.

Однако! То ли тут все такие пейзане с детства философы и умники, то ли мой пленник особенный и, сравнивая его с цыганенком, я его слишком недооценил. Что интересно, своей ауроцепцией я чувствую: паршивец мне еще ни разу не соврал, но ему есть что скрывать. Но прямо спрашивать обо всем подряд нельзя, сразу поймет, что я в местных реалиях последний лох и воспользуется этим. Поэтому — да простит меня бог за излишние грубости в отношении мальца — начинаю на него давить:

— Значит так, Сандер! — многозначительно наматываю тонкую прядь его волос на большой палец своей левой руки. — Сейчас мне начинаешь рассказывать подробно и досконально всю свою биографию: где родился, что делал, с кем и где жил до своего поселения в лесу. Если хоть раз остановишься, соврешь или запнешься на полуслове — выдираю этот клок и готовлю следующий. Понял? Приступай!

Было видно, что парнишка очень дорожит своими патлами, недаром до такой длины отращивал. Но и свою биографию ему явно не хочется передо мной раскрывать. Судя по мелькнувшему языку, непроизвольно облизавшему пересохшие губы, собирается отчаянно врать. Ничего, пусть хоть с чего-то начнет, а я послушаю.

— Да я, как все, появился в мире Дракулы три года назад. Сразу в ранге "сирота", профессия — вор, с возможностью прокачки либо на воина, либо на сторожа. Есть возможность развития класса маг, но весьма слабая и посредственная. Два с половиной года прожил в городе Саллагар, а потом старший нашей гильдии воров меня подло и незаконно продал группе дальних переселенцев. Точнее, работорговцев. Как я понял, они шли в тот мир, где молодые рабы и дети ценились дороже эпичных драгоценностей и легендарного оружия. Как он называется и где — понять я так и не смог. Их сборная группа насчитывала восемьдесят особей, ну и нас, рабов, в основном людей, они набрали больше сотни. Вели, точно скот, в специальных ошейниках, скрепленных между собой. Перебрались мы в земли Пурпура Смерти в той стороне, — он четко указал на восток. — Очень хитро сделали временный мост из двух древесных стволов, после перехода его сразу столкнули в магму. По землям Пурпура мы шли десять дней, после чего недовольные вояки все-таки уговорили лидера похода на разграбление одной из башен. По легендам, в каждой из них полно сокровищ, шмота, редких книг и прочих артефактов эпического уровня…

Он сделал короткую паузу, прокашливаясь и с напряжением глядя на меня. Я же сидел с окаменелым выражением лица, слушая эту ахинею, и старался больше следить за своим прорезавшимся чувством отличать правду ото лжи. Каким бы абсурдным это ни казалось, но малец говорил чистейшую правду! Ну, разве что в самых первых предложениях не столько соврал, сколько что-то недоговаривал. Да и у меня была твердая уверенность, что именно там таилась основная ложь.

Но в любом случае следовало дослушать до конца. Тем более что рассказчик явно успокоился, опять слегка смочив языком пересохшие губы, бойко продолжил: