Битва королев - Виктория Холт

Хьюго урезонивал супругу. В ответ Изабелла заявила, что готова потерпеть и церковное отлучение. Он объяснил ей, что все не так просто, потому что если человек отлучен от церкви, то он уже не вправе рассчитывать на соборование и услуги священника и, таким образом, умрет без покаяния и отпущения грехов.

Но еще страшнее то, что слуги его, подданные и вассалы освобождаются от всех клятвенных обязательств перед ним. Они могут в любой момент покинуть своего господина и не будут за это наказаны. Если отлученный от церкви сеньор затеет войну, то проиграет первое же сражение, еще и не взявшись за оружие, ибо все его солдаты не поверят, что Бог захочет даровать такому человеку победу.

Изабелла вспомнила, что когда король Джон находился под церковным отлучением, то даже он, далеко не религиозный и чересчур самоуверенный наглец, скоро осознал, что надо вымаливать себе прощение.

Итак, им придется проститься с мыслью о приданом, но зато они отделаются от раздражающей их своим присутствием унылой Джоанны.

Изабелла выслушала Хьюго, а затем направилась в спальню дочери, где Джоанна в последнее время уединялась все чаще.

Девочка апатично глядела в окно на грустный осенний пейзаж.

При виде матери она спохватилась и поспешно сделала реверанс.

– Присядь со мной, дочь, – произнесла Изабелла.

Джоанна подчинилась – напряженная, встревоженная.

– Собирайся в дорогу. Завтра ты покидаешь нас.

– Завтра! – вскричала Джоанна.

– Да, завтра. Ты возвращаешься домой, в Англию. И не говори мне, что ты этим недовольна. Я видела, с каким унылым видом ты бродишь по замку. Тебе здесь уже разонравилось.

– Но я думала, что вы хотите… чтобы я оставалась с вами…

– Теперь не хотим.

– Вы получили приданое?

– Мошенники по-прежнему отказываются платить, но все равно ты должна ехать. Папа Римский ввязался в сражение, и, если б твой братец оказался сейчас здесь, я бы надрала ему уши за его бесстыдство. Подумать только – призвать на помощь Папу… против собственной матери. Неблагодарный мерзавец!

– Вы говорите о короле, миледи!

– Я говорю о своем ребенке! – резко возразила Изабелла. – А тебе надо собираться… Там, в Англии, они подготовили тебе сюрприз – муженька, по крайней мере. Ты улыбаешься? Ты довольна?

– Я думала, что он найдет себе другую, пока я достигну брачного возраста.

– Все возможно. Ему предлагали обручиться с твоей сестренкой.

– С Изабеллой? Но ведь она совсем дитя.

– Александр желает получить в супруги сестру короля Англии. Элеонор уже обещана Маршалу, так что остаетесь вы с Изабеллой. Ты предпочтительнее, потому что Изабеллу пришлось бы слишком долго ждать.

Джоанна в растерянности залилась вдруг смехом.

– Мне приятно видеть, что ты счастлива, девочка, – произнесла Изабелла.

– А разве это не счастье, миледи, когда тебя перебрасывают, словно мячик от одного к другому, не заботясь о твоих чувствах?

– У принцесс нет ни чувств, ни своей воли. Они делают то, что им говорят.

– Не всегда. Вы поступили по-своему.

– Я была обручена с Хьюго, а Джон забрал меня…

– Вы сами этого хотели, миледи. Иначе вы бы не поступили так.

Изабелла невольно улыбнулась дочерней проницательности. Но вслух она произнесла:

– Нет, дочь. Твой отец взял бы меня силой. Мои родители не посмели ему перечить.

– Но вы-то могли посметь, миледи!

– Но он предложил мне корону, не так ли? Я тогда не знала, что он сумасшедший… самый жестокий безумец на свете. А в конце концов он умер, и я вернулась к Хьюго. – Ее голос вдруг смягчился. – Будь разумной, моя девочка. Поступай всегда мудро и с расчетом, и в один прекрасный день ты заимеешь все, о чем мечтаешь. А теперь готовься к отъезду…

Она вновь перешла на деловой тон:

– Ты должна быть послушной, если не хочешь, чтобы нас отлучили от церкви, а этого очень боится твой отчим. Отлучение принесет нам всем много вреда.

– Я буду готова к утру, – с каменным лицом произнесла Джоанна.

Королева положила свои нежные руки на плечи девочке.

– Не бойся, малышка. Старайся пользоваться сполна тем, что дарует тебе жизнь. Я слышала, что Александр весьма приятный молодой человек.

Она запечатлела торопливый поцелуй на дочерней щечке.

Наутро принцесса Джоанна отправилась в путь, обратно в Англию.

Молодой король Генрих начал получать удовольствие от положения, которое занимал. Дурные предчувствия, охватившие его при известии о кончине отца и о том, что это означает для него, как старшего сына и, следовательно, наследника престола, теперь развеялись, и все складывалось так хорошо, как он не смел и надеяться.

Ему были приятны знаки уважения, оказываемые его персоне такими людьми, как де Бург и архиепископ Кентерберийский.

Конечно, они ожидали от него именно таких действий, на какие сами рассчитывали, но, будучи умен не по годам, он и не пытался настаивать на своей воле и послушно следовал их указаниям, понимая, что все это идет на пользу и ему, и королевству. Наступит время, когда он будет способен поступать без чьей-либо указки, ему только надо учиться поприлежнее, чтобы поскорее избавиться от опекунов.

А пока он будет спокойно выслушивать мудрые советы и согласно кивать головой.

После кончины Уильяма Маршала де Бург стал его главным советчиком. Генриху нравился де Бург. Он не был таким серьезным и старым, как Маршал. В нем было больше мягкосердечия и больше темперамента. Он не производил впечатления человека столь великих достоинств, благородства и честности, как Маршал, рядом с которым нормальные люди с их маленькими слабостями ощущали себя неисправимыми, обреченными на вечное проклятие грешниками.

К архиепископу Стивену Ленгтону Генрих относился с благоговейным почтением – его высокая духовность выделяла его среди прочих церковников. Он был образованнейшим интеллектуалом, человеком твердых принципов, которые привели его к конфликту и с королем Джоном, и с Римом одновременно.

Когда Стивен Ленгтон был свободен от исполнения церковных обязанностей, то занимался сочинительством проповедей и составлял комментарии к Библии. У него было много недоброжелателей, о нем злословили, на него клеветали, но де Бург отзывался о нем как о сильном человеке и говорил, что это большая удача для Англии иметь такую личность на посту главы церкви.

«Да, он хороший человек и, может, даже великий… но уж очень он неудобный…» – думал про него Генрих.

Архиепископ недавно возвратился из поездки по континенту и вновь занял свое место в Кентербери. Губерт объяснил королю, что Ленгтон добился хотя бы одной, но очень важной для Англии уступки со стороны Папы.