Искры революции - Александр Панов

— Спасибо за доверие, господин Умов. Я постараюсь организовать хор. Ну, а газету разрешите выписывать на контору? Люблю читать произведения инакомыслящих. А полиция ведь не поймет, что это просто любознательность.

— Верю вам. Легальную газету, пожалуй, я порекомендую всем благонадежным господам. Пусть они знают, что внушают рабочим социал-демократы. Легче будет бороться с ними.

— А меня-то, господин Умов, уж вы избавьте от этой борьбы. Я петь буду.

— Ха-ха-ха! Пойте, пойте. Не буду обременять вас. Не забудьте о хоре. До свидания!

Чевардин ушел от Умова озадаченный.

— Что это значит? Что он задумал? Надо посоветоваться с товарищами.

Товарищи посоветовали Чевардину воспользоваться предложением Умова, чтоб максимально использовать эту легальную возможность для партийной работы.

Вскоре начальник почты был удивлен еще больше — на газету «Звезда» подписался сам Умов и некоторые мастера, а вслед за ними начали выписывать «Звезду» на дом и рабочие. Подписка увеличилась до 100 экземпляров. На первых подписчиков уже никто не стал обращать внимания.

Чевардин организовал в Народном доме объединенный хор из служащих и молодых рабочих. «Любительница пения» Умова не пренебрегала присутствием рабочих в хоре. Собрались сильные, хорошие голоса. Немного песен было в репертуаре, но слушателей всегда полон зал.

Рассчитывая на то, что развлечение отвлечет народ от бунтарских дум, Умов разрешил средства на приобретение инструментов для струнного оркестра. В Народном доме возникли струнный оркестр и драматический кружок. Большевики воспользовались легальным объединением инициативной молодежи.

Большевистская шестерка организовала во всех цехах читку обращения газеты «Звезда», в котором редакция просила читателей помочь ей в издании ежедневной рабочей газеты.

— Выпишем нашу, рабочую газету! — призывали чтецы и записывали все взносы. Чевардин отправил в редакцию газеты «Звезда» около ста рублей.

В конце апреля 1912 года на заводе появились листовки. Они были очень кратки и без подписи:

— В Сибири, на Ленских золотых приисках, — говорилось в листовках, — убито и ранено 500 рабочих. Хозяева приисков — английские капиталисты, наживающие огромные прибыли, 4 апреля расстреляли рабочих за то, что они попросили увеличить заработную плату. Поможем пострадавшим. Вносите деньги сборщикам!

К тексту, в котором упомянуты английские капиталисты, а не русские и не было слова «долой», полиция отнеслась равнодушно. Она лишь сообщила в жандармское управление, что в Симе собирают средства в помощь семьям, пострадавшим на Ленских приисках.

Большевистская шестерка разослала сборщиков по всему поселку.

И к этому сбору средств Умов отнесся снисходительно:

— Жертвуют свои деньги. Ну и правильно, надо помогать пострадавшим.

Умов был доволен тем, что листовки не вызывали никаких осложнений на заводе.

В мае все, выписавшие «Звезду» и внесшие деньги в фонд изданий ежедневной рабочей газеты, получили «Правду». Эта газета сразу завоевала большую популярность. Ее зачитывали до дыр. В одном из номеров (№ 9 от 16 мая 1912 года) была заметка о том, что врач миньярской заводской больницы В. Бодалев заочно ставил диагноз больным, даже признавал всех инвалидов годными к труду. За это хозяева завода щедро отблагодарили Бодалева: они увеличили ему жалованье на сто рублей в месяц, выдали 500 рублей наградных и послали за счет заводоуправления на отдых за границу.

Газету передавали из рук в руки. Ее читали и в рабочее время. Это встревожило Умова. Он приказал вывесить объявления на всех заводах о том, что чтение газет на работе воспрещается, виновных будут штрафовать.

21 февраля 1913 года в Симе с раннего утра затрезвонили колокола. Все учреждения вывесили царские портреты. Священник Жуков громогласно возвестил в церкви:

— Сегодня исполнилось триста лет царскому дому Романовых. — Да будет царствие его незыблемо во веки веков! — Многие лета, многие лета… — подхватил церковный хор.

По случаю юбилея заводовладелец Балашов, служивший при царском дворе, приказал остановить заводы округа. Умов распорядился не пускать рабочих на завод в этот день.

У проходных ворот собрался народ. На груду камней взобрался сухощавый, среднего роста рабочий.

— Товарищи! — крикнул он.

Все обернулись. Слово «Товарищи» уже давно не произносилось при таком скоплении рабочих.

— Это наш Никанор Кузнецов, — говорили рабочие литейного цеха, — смелый мужик!

— Товарищи! — продолжал Никанор. — Наш хозяин задумал показать, как мы любим царя. Сегодня исполнилось триста лет царствования Романовых. Вот придворный слуга Балашов и приказал закрыть завод на этот день. Дескать, смотрите, ваше императорское величество, как здорово любят тебя симские рабочие, все празднуют сегодня и потому на работу не вышли. Ишь, какой плут! А заработную плату за этот день выдаст? Нет, конешно. Выходит, празднуют за наш счет!

— Не хотим праздновать! Пусть Умов выдаст нам однодневный заработок, тогда пойдем гулять! Умова сюда, Умова! — кричали рабочие.

Умов не вышел из дома. На требования рабочих ой ответил их делегатам: «За безделье не платят. На завод в престольный день пустить не могу».

Такой ответ возмутил рабочих. Долго шумели они у ворот завода. Кто-то предложил написать об этом в Государственную думу рабочим депутатам. Тут же поручили литейщикам Салову и Кузнецову составить такое письмо. Письмо подписали сотни рабочих. На том и закончился стихийно возникший митинг.

Письмо послали обычной почтой. Но бдительные жандармы изъяли его.

В ДОМЕ ВДОВЫ

В один из зимних вечеров, когда на улицах потрескивал мороз, а в домах краснели железные печки, в дом вдовы Напалковой собралась молодежь. Хозяйка приветливо встретила друзей своего сына. Но немало удивилась, когда к молодежи пришли старики.

Михаил Николаевич, поблагодарив хозяйку за радушный прием, обратился к молодежи.

— Здорово, молодцы! Вы что же это без музыки?

— Музыка есть, Михаил Николаевич, вот она, — Иван показал гармошку.

— Ну и хорошо. Так оно надежнее. Однако, для начала, пожалуй, следует нам познакомиться.

Знакомство перешло в беседу.

— Я хорошо знал ваших ребят — Мишу, Пашу, Петю Гузаковых, Васю Лаптева, Ваню Мызгина и еще некоторых, — говорил Михаил Николаевич.

— А о судьбе их знаете? — робко спросил Иван.

— Знаю, ребята. Привет вам от Пети. Он, пожалуй, ваш ровесник?