Вечерний день - Михаил Климман

Платонов встрепенулся. Что рассказывать «сыну», а что нет? И дело не только в дове­рии или недоверии. Как рассказать про то, чего сам не понимаешь? Или не чувствуешь?

Ты знаешь, я начну издалека, - сказал Платонов. - Некоторое время назад я купил одну шкатулку.

Глава 24

Ты уверен, что не пишешь романы? - спросил «отца» Сергей.

Они спешили к метро, чтобы поймать там такси и отправиться в общагу за Русла­ном. Платонов шел, не слыша «сына», под впечатлением только что происшедшей встречи с Анастасией. Он закрывал дверь, когда сзади загудел лифт, послышался металлический лязг открываемой двери, и он услышал знакомые шаги. Сергей чуть раньше пошел вниз пешком, ему хотелось курить так, что он уже не мог терпеть, и Владимир Павлович остался один. Он стоял, не поворачиваясь, у своей двери и гремел ключом, делая вид, что не замечает свою «блаженство и безнадежность».

Очень глупо, - услышал он в спину, - сердиться и делать вид, что вы - бурундук надутый.

Почему он оказался «бурундуком», Бог его знает, но все равно слышать это было обидно.

Если будете и дальше дуться, - опять сказал голос за спиной, - не дам больше пирож­ков с капустой. - Последовала пауза, потом в голосе Анастасии он услышал слезы: - Ну и не надо, ну и пожалуйста.

И хлопнула дверь.

Наверное, он постарел лет на пять, когда вышел из лифта, потому что Сергей посмо­трел на него испуганно:

Что-то случилось? Платонов отмахнулся.

Как хочешь, - пожал плечами «сын». - Только я хотел тебе напомнить, что сразу с тобой поехать не могу.

Да, я помню, тебе к генералу надо, - насупился Платонов, - потом на вокзал, билеты уже на руках, наверное.

Билетов никаких нет, я их вечером хотел взять. Потом надо узнать про твоего прия­теля историка, я же обещал, - Сергей говорил с ним, как с больным ребенком. - И нечего дуться.

И оттого, что ему второй раз за последние десять минут посоветовали перестать «дуться», Платонова вдруг отпустило. Он как-то расслабился и успокоился, «включил голову», как сейчас говорят.

Ты надолго к генералу? - он жестом остановил «сына».

Разговора на пять минут, плюс чтобы бумаги подписал. А сколько в приемной про­держат, Бог знает.

Тогда я сейчас в общежитие, а ты, когда освободишься, тоже туда приезжай. Если его там нет, я тебе записку оставлю.

Сергей вынул из кармана мобильник.

Вот, выдали мне здесь на время командировки. Номер запиши. И если я не беру, значит, в кабинете у генерала уже и вот-вот освобожусь, тогда перезвони через пять минут. А парня, если найдешь, от себя не отпускай. Тебя они, похоже, трогать не собираются.

А ты там у себя никому ничего не говори, - заворчал Владимир Павлович. - Никто все равно не поверит.

Он с трудом добился от «сына» такого обещания, а единственным убедительным аргу­ментом оказалась опасность того, что введение в ситуацию незнакомых и не сильно дели­катных людей может спровоцировать непредсказуемый поворот событий.

Платонов рассказал Сергею не все, только упомянул о своих занятиях, все равно тот уже знал об этом из своих источников. Сказал, что есть шкатулка, в которую было положено нечто, по мнению владельцев, очень важное, что ключ и ларец долгие годы существовали раздельно и что, возможно, сейчас у них есть шанс встретиться.

«Сын» смотрел во все глаза, ему не верилось, что такая история возможна вообще, тем более с его участием.

И никто не знает, что там внутри? - он с уважением посмотрел на шкатулку.

Думаю, что сейчас действительно никто. - Платонов тоже посмотрел на шкатулку.

А если взломать?

Там внутри устройство, - Владимир Павлович болезненно сморщился, все-таки мент и есть мент, - при котором содержимое уничтожается, если ларец вскрыть неправильно.

А рентген пробовали?

Рентген? - Платонов задумался. - Нет, рентген никто не делал. А что на нем можно увидеть в нашем случае?

Все металлические части. Понять, какое там устройство. Ты же говоришь, там слож­ный замок. Наши мастера, я думаю, в два счета откроют. Посмотрят, что к чему, какая тяга куда идет, и привет.

Владимир Павлович недоверчиво смотрел на «сына». Может, так и надо жить - посмо­трел на рентген, разобрался, что к чему, открыл и дальше побежал.

Он взял телефонную трубку и набрал номер:

Болтун, это я. Как ты считаешь, если эту шкатулку на рентгеновском аппарате про­верить?

А ты все еще с ней маешься? - хихикнул Болтун. - Чего мне так и не принес? Я бы поковырялся, и привет.

Платонов посмотрел на «сына». Вот еще один собрат ему по кавалерийским наскокам.

Так что с рентгеном? - не отвечая Болтуну, спросил он.

Рентген, - опять хихикнул тот. - Если бы все было так просто, то я бы теперь жил в Израиле и купался каждый день в море с двумя блондинками.

В Мертвом море, - в тон ему подхватил Палыч.

Почему в Мертвом? - обиделся Болтун. - В Средиземном, а то и в Красном. Ты в Эйлате был?

Так почему рентген не поможет? - Владимир Павлович уже начинал терять терпение.

Потому что шкатулка только облицована деревом, а внутри она металлическая, и рентген ничего не покажет. Так вот про Эйлат. Там такие.

Кто в Эйлате «такие», Платонов выслушивать не стал и, не прощаясь, отключил теле­фон.

Внутри шкатулка металлическая, - объяснил он «сыну», - рентген не поможет.

И все равно я бы показал ее нашим ребятам из технического отдела. Они и не такие сейфы вскрывали.

Это все твои идеи? - желчно спросил Владимир Павлович.

Как все упрямые люди, в других он больше всего не любил упрямство.

Как хочешь, - смирился «сын».

Платонов рассказал ему о смерти старухи Лериной и историка.

А как он погиб? - заинтересовался Сергей.

Откуда я знаю. Да и зачем это?

Ты не понимаешь, потому что не в милиции работаешь. Тот же почерк, что и в пер­вом случае? Случались ли подобные убийства раньше? Кто их совершал? На свободе чело­век или сидит? Да мало ли вопросов. Скажи мне точные данные на своего приятеля - имя, фамилию, адрес.

Платонов продиктовал, потом перешел к ситуации с появлением записок историка в гардеробе цирка.

А откуда они узнали, что историк для тебя что-то ищет? - прервал его «сын».

Не знаю, - покачал головой Владимир Павлович. - Мне в какой-то момент показа­лось, что меня слушают из квартиры напротив.

Сергей встал, проследил за взглядом отца, подошел к занавеске и осторожно выглянул наружу.

Оттуда?

Палыч кивнул. «Сын» что-то пометил в блокноте.

А зачем тебе Руслан Скосырев? - он сел опять на стул и почесал висок. - Какое он отношение к этому всему имеет? Наследник?

У него должна быть тетрадка от Станислава Петровича с какими-то записями, - без­заботно сказал Платонов и вдруг посмотрел на «сына».

Тому, похоже, пришла в голову та же идея.

Надо ехать спасать парня, - сказал он, поднимаясь.

Глава 25

Почему Платонову раньше не пришло в голову, что Руслан Скосырев подвергается такой же опасности, как и старуха Лерина, и историк, он не знал. Но угроза эта была настолько очевидной, что теперь он никак не мог взять в толк, почему так долго не понимал этого.

Поэтому Владимир Павлович, взволнованный несколько больше обычного, поехал в институтское общежитие на такси, хотя, будь он в нормальном состоянии, выбрал бы метро. Потому что ветка была прямая и от общаги до станции всего метров восемьсот. А сейчас они пробирались через несусветные пробки, и было уже понятно, что он сделал глупость. Разница по меньшей мере минут в двадцать.

И он действительно опоздал. Вышел он все равно у метро, и пока добирался до обще­жития, и когда уже поднимался по ступенькам обычного хрущевского пятиэтажного дома (только подъезд был один, а не три), навстречу ему тянулись хорошо одетые мальчики и накрашенные девочки, направляющиеся к ближним и дальним точкам вечерних и ночных развлечений.

Они равнодушно глядели на стремительно шагавшего им навстречу старика, даже нет, не равнодушно, они просто смотрели сквозь него, занятые своими крайне серьезными про­блемами.

Здоровенный мужик около сорока, дежуривший у входа в общагу, не говоря ни слова, протянул руку и перекрыл дорогу Платонову. Форменная рубашка на его груди была рас­стегнута.

Куда? - почти брезгливо спросил он.

Мне нужен Скосырев, Руслан Скосырев, - Владимир Павлович изо всех сил старался не сорваться и не потерять собственного достоинства. - Вы не подскажете, в какой комнате он живет?

А он тебе зачем? - детина с удовольствием почесал волосатую грудь. От него омер­зительно пахло потом и дешевым табаком. - Мальчиками молоденькими интересуешься, дедушка?

Платонов, человек, всю жизнь проживший на обочине общественной жизни, как сей­час говорят - маргинал, страшно эту самую общественную жизнь не любил. Знакомый с самыми разнообразными людьми - от бандитов и бомжей до олигархов и политиков самого высокого ранга, в общении с наглым смердом он мог совершенно растеряться.