Испытание - Жоэль Шарбонно

Осознание увиденного будто удар наотмашь. Я издаю истошный крик.

Райм мертва.

Глава 7

Меня поддерживают, не давая упасть, выводят в коридор. Кто-то просит меня подождать, отовсюду бегут люди в комбинезонах. Я прижимаю к груди рюкзак, как спасательное одеяло. Вокруг нарастает суматоха. Веревку обрезают, Райм опускают на пол. Появляется каталка. Когда ее провозят мимо меня, я узнаю́ веревку, которой все еще обмотана шея мертвой: платье, в котором она так красиво выглядела вчера, с привязанной к нему простыней.

Меня выворачивает наизнанку, из глаз брызжут горячие слезы. Я оплакиваю ее, себя, мне горько, что под фасадом высокомерия я не разглядела ее отчаяния. Неужели то, что я закончила последний письменный тест раньше срока, стало последней каплей? Вдруг ее спасло бы одно доброе словечко?

– Сия?

Я моргаю. Оказывается, д-р Барнс держит меня за плечи, заглядывает в глаза. Я стараюсь больше не реветь, но тошнота не проходит. Я киваю, давая понять, что слышу его.

– Тебя переселят в другую комнату. – Он приваливается к стене рядом со мной. – Хочешь об этом поговорить?

Не хочу, но придется. Я тихо рассказываю про высокомерие Райм, про ее сегодняшние насмешки, про свою реакцию, про то, как я попросила у нее прощения. Даже про кукурузные лепешки и про свои опасения, что они могут быть отравлены. Он умеет слушать, его умные карие глаза смотрят прямо в мои без малейшей укоризны, он кивает, поощряя меня продолжать, ни разу не оглядываясь на людей, то входящих в мою комнату, то выходящих в коридор, моющих рядом со мной пол, тихо переговаривающихся о том, куда нести вещи Райм.

Выговорившись, я чувствую пустоту, но это все же лучше, чем грызущее чувство вины. Д-р Барнс уверяет меня, что я не виновата в гибели Райм. Мы уже обсуждали опасность стресса. Люди по-разному его переносят. Некоторые не могут есть, другие лишаются сна. Райм лишила себя жизни. Это, конечно, трагедия, но для всего населения Содружества лучше знать, что она не справилась бы со стрессом, с которым могла столкнуться в будущем. Это прискорбное событие, но Испытание уже принесло пользу и продолжит идти своим чередом. Он надеется, что решение Райм выбыть из числа кандидатов не повлияет на мои результаты.

Выбыть из числа кандидатов? В моем животе разливается холод. Сотрудник в пурпуре докладывает, что моя новая комната готова, и д-р Барнс дружески меня обнимает. Я с улыбкой заверяю его, что пришла в себя, что от нашей беседы мне стало гораздо лучше. Надеюсь, он не заметит обмана. Он говорил со мной утешающим тоном, но слова выдавали безразличие. Для него это всего лишь экзамен. Некая Райм провалилась. Если я расслаблюсь, то тоже провалюсь.

Новая комната расположена в конце коридора. Ее стены выкрашены в желтый цвет и напоминают мне о платье, в котором Райм со мной знакомилась. Сотрудник спрашивает, не возражаю ли я, что буду в комнате одна. Если меня не устраивает одиночество, то одна из сотрудниц охотно заночует на свободной кровати.

Нет, я не хочу быть одна. Бодрствуя, я все время буду видеть мертвые глаза Райм. Во сне меня будут преследовать кошмары. От мысли, что весь этот ужас мне предстоит переживать в одиночестве, мне хочется съежиться и исчезнуть.

Но в памяти всплывают слова д-ра Барнса. Испытание – это не только то, что происходит в классе. Просьба о помощи ночью будет расценена как слабость. Лидеры – не слабаки. Испытание – это поиск лидеров.

Поэтому я благодарю сотрудника и говорю, что не возражаю против одиночества. Он советует предупредить дежурную, если я передумаю. Если мне будет трудно уснуть, мне могут дать снотворное. Сказав это, сотрудник выходит и закрывает за собой дверь.

Я оглядываю комнату. Она не отличается от прежней ничем, кроме цвета стен. Из-за стен доносятся приглушенные шаги и голоса: кандидаты расходятся по комнатам после ужина. Я раздумываю, не сходить ли мне к друзьям. Улыбка Зандри, рукопожатие Томаса, даже спокойный взгляд Малахии помогли бы прогнать грусть. Но я не открываю дверь, потому что даже это сочли бы слабостью. Вместо этого я принимаю душ, переодеваюсь в пижаму, стираю нижнее белье и вешаю его сушиться.

Лежа в постели, я таращусь в потолок, пытаясь сосредоточиться на приятных воспоминаниях. Все что угодно, лишь бы не зрелище Райм, висящей на люстре! Мне трудно избавиться от мысли, что мой отец стал на Испытании свидетелем чем-то похожего. Вдруг его мозг создал еще более страшное воспоминание об Испытании взамен ужаса, испытанного наяву? Сейчас мне кажется, что именно так и произошло.

Наступает тишина. Все улеглись и уснули, чтобы быть готовыми к тому, что произойдет завтра. Но я бодрствую. Я не гашу свет, как ни тяжело это для глаз. Битва со сном уже почти проиграна, когда мое внимание привлекает что-то маленькое, круглое, поблескивающее в углу под потолком, похожее на то, что я видела в глиссере.

Камера!

Я очень стараюсь сохранить на лице безразличное выражение. Что удивительного в том, что камера фиксирует наши банальнейшие занятия, вроде сна и одевания? Но я все равно удивлена. Может быть, наблюдение установлено только в этой комнате? Из-за Райм? Эту догадку я тут же отбрасываю. Если под наблюдением одна комната, значит, камеры есть во всех. Это наводит на такие страшные мысли, что мне становится трудно дышать. Раз камеры есть во всех комнатах, значит, кто-то наблюдал, как Райм стягивала с кровати простыню, связывала ее со своим платьем, выбирала, где и как все это привязать. Наблюдал, как она отталкивает стул, как бьется в конвульсиях, как просовывает под петлю пальцы, чтобы сохранить жизнь, как повисает, как жизнь покидает тело…

Ее могли бы спасти, но не спасли, а дали умереть.

Изображая спокойствие, я иду к выключателю и погружаю комнату в темноту. Не хочу, чтобы наблюдающие за мной видели мой ужас. После этого я накрываюсь с головой, по привычке прижимая к себе рюкзак. Вот бы знать, снится ли людям, сидевшим у экрана, смерть Райм. Это негуманно с моей стороны, но я надеюсь, что она является к ним в кошмарах – как мне.

Меня преследует во сне покрытое красными пятнами лицо Райм и ее налитые кровью глаза, ее голос напоминает мне о моих неудачах. Она предлагает мне кукурузные лепешки, и в этот раз я беру одну и съедаю. Просыпаясь от страха, я заставляю себя лежать неподвижно, не метаться, молчать, а не звать на помощь. Я не высовываю голову из-под одеяла на случай, если камере не мешает темнота, и очень стараюсь прогнать из головы все ужасы, прежде чем опять провалиться в сон.

Когда звучит побудка, я с облегчением вылезаю из-под одеяла. В ванной я изучаю себя в зеркале. У меня усталый вид, но не больше, чем прошлым утром. Приняв это за добрый знак, я одеваюсь, причесываюсь и при этом ищу в ванной признаки слежки. Здесь камеры нет – во всяком случае, я ее не вижу. Наверное, Испытателям нет дела до наших гигиенических привычек. Я оставляю волосы распущенными в надежде, что это отвлечет внимание от моего усталого вида, беру рюкзак и иду завтракать.