Закодированный - Алексей Слаповский

И направил их к штатному фотографу, который, однако, оказался занят и велел прийти завтра. Или послезавтра. Татьяна догадалась, дала ему пятьдесят рублей, и он нашел свободную минутку, снял Георгия.

Георгий маялся – очень хотел что-то делать, но не понимал что.

– Займись теплицей. Или дом попробуй подремонтировать, – предложила Татьяна. – Вдруг тебе будет интересно?

Георгий занялся.

И у него все пошло на лад. В сарае были целые штабеля кровельной жести, досок, кирпичей, которые отец Валеры, человек, в отличие от сына, дельный, приготовил для ремонта, но помешала болезнь.

Инструменты тоже нашлись.

Георгий за несколько дней привел дом в порядок, заменил все гнилое и старое, а потом покрасил и крышу, и стены краской, которую купила Татьяна – из своих денег, долларов не трогая.

– Забор у тебя какой-то… – сказал Георгий Татьяне. – Кривой.

– А чего ему прямым быть? Забор и есть забор, лишь бы стоял. Нет, если хочешь, поставь новый.

И Георгий поставил.

Ему никто не мешал: соседка Обходимова молча дивилась, а Кумилкин игнорировал, не испытывая тяги к контакту с человеком, который гробит жизнь на бессмысленное благоустройство в то время, когда надо решать коренные вопросы. К тому же Георгий его не замечал, будто не был знаком, это обижало.

Потом, походив по саду, Георгий взял тележку и отправился в карьер. Вернулся со щебенкой. В саду крошил ее до полной мелкости и усыпал ею дорожки. Сделав несколько рейсов, весь сад испетлял красивыми белыми дорожками. Костя и Толик сперва помогали, и даже с увлечением, но соскучились, умчались на пруды.

Таня, вернувшись с работы, одобрила:

– Вот спасибо! А то как дождь, ноги из грязи не вытащишь!

Георгий на этом не успокоился. Взял да и вырыл лопатой колодец, смастерил для него деревянный сруб. И поднялась вода! И оказалась замечательной, гораздо лучше городской хлорированной из колонки.

Дважды инвалид Одутловатов не утерпел, пришел посмотреть, долго стоял над колодцем и, не догадавшись сам, спросил:

– А зачем? Колонка же рядом.

– Тут вода лучше, – объяснил Георгий. – А что, у других жителей колодцев нет?

– Ни одного. Тут никто никогда их не копал.

– Почему?

На этот вопрос Обходимов не нашел ответа. Вернее, считал, что первым ответом исчерпал тему: потому и не копали, что до них никто не копал!

Георгий приладил к колодцу электромотор (нашелся в сарае запасливого отца Валеры), пустил воду ручейком в сад.

Маленький прудок выкопал – не купаться, а декоративный. Притащил камни, валуны, насадил травы. И мостик соорудил из небольших бревен. С перильцами. Беседку старую свалил, поставил новую, покрасил.

В общем, навел в саду необычайную красоту, которая Татьяну даже слегка напугала:

– Люди подумают – денег у Таньки невпроглот, устроила тут парк культуры и отдыха!

– Так ничего же не стóит! – удивился Георгий.

– А поди ты, объясни им!

Но и этого мало было Георгию. Дом и сад стали хороши, но окрестности были гадки: улица Садовая никогда не знала ни асфальта, ни щебня. Колдобины, непросыхающие лужи, мусор и помойные озера: жители привыкли избавляться от бытового отброса простейшим способом – кидая и выливая через забор.

Георгий не спеша начал возить на улицу щебенку. Казалось бы, дело долгое, трудное. Но – одна тележка, другая, десять, один день, другой, третий – и уже вся улица у дома Татьяны засыпана, утрамбована, хоть езди, хоть гуляй, хоть даже танцуй. Но остальное протяжение улицы стало казаться еще грязнее. Поэтому Георгий, ухлопав неделю, засыпал ее всю, благо недлинная – дюжина домов.

Не обошлось без неприятностей. Одинокая злая бобылка Гаврина смотрела, смотрела из окна, вышла на крыльцо и заорала:

– Ты чего тут копаешься у моего дома? Я тебе разрешила?

– Это общественная территория, – ответил Георгий.

– Общественная! А у общества ты спросил?

– Так всем же хорошо…

– Хорошо, не хорошо – за людей не решай, понял? И заканчивай давай тут!

– Да я уже почти закончил…

Другие, хоть на словах и одобряли (чиховцы, как и прочие люди, предпочитают казаться разумными и добрыми), но втайне тоже сердились. Во-первых, человек, в считаные дни доказавший им, что они годами и десятилетиями жили по-свински, считая обустройство улицы неподъемным делом, их этим самым обидел. Во-вторых, помои лить в ямы и ухабы было сподручно и естественно, на белой же щебенке слишком все видно, приходится тащить в другие места. Они сперва утешали себя тем, что Георгия, наверно, коммунальная власть наняла за деньги, но, когда узнали, что он все сделал даром, обиделись окончательно.

– Легко ему! – говорила раздраженно Гаврина. – Живет, тунеядец, у Татьяны на всем готовом, а когда у людей семьи, да работа, да хозяйство – будет у тебя охота огороды городить и улицы засыпать? – Она при этом переживала не за себя, а за других, потому что у самой не было ни семьи, ни работы, ни хозяйства, жила тем, что гнала самогон и держала шинок. И в данный момент терпела, между прочим, убыток: ее клиенты, грязные пьяницы, раньше были незаметны в общей грязи хоть ночью, хоть днем, а теперь, попадая в эту чистоту, они пугались, терялись, стеснялись сами себя и шли на соседнюю улицу Рукопашную, где всё было привычно – вонюче, срамно и уютно.

В результате к Татьяне и Георгию явился коммунальный работник Хамичев, унылый мужчина лет под шестьдесят, в сетчатой шляпе, когда-то белой, купленной молодым Хамичевым в городе Сочи в 1967 году, но за многие десятилетия пожелтевшей и скоробившейся, усохшей, как усохла, оставшись почти без волос, и сама голова коммунальщика.

– Люди жалуются, – сказал он, доставая из портфеля папку, но не открывая ее. – Беспокойство причиняете.

– В кои-то веки без грязи, чем они недовольны? – удивилась Татьяна.

– Мы тоже недовольны. У нас генеральный план благоустройства вашего района с последующим сносом.

– Зачем же благоустраивать, если сносить? – не поняла Татьяна. – И, кстати, первый раз слышу – нас что, в самом деле сносить будут?

– Вопрос не решен.

– Тогда благоустраивали бы!

– Вопрос средств на благоустройство тоже не решен в связи с нерешением вопроса о сносе, – терпеливо пояснил Хамичев, привыкший втолковывать обывателям, не понимающим тонкостей коммунального хозяйства, особенности работы его сложного механизма. – Но по генеральному плану тут асфальт с бордюрным камнем. Комиссия приедет проверять, увидит: щебенка есть, асфальта нету. На нас скажут: начали работу и не кончили. Средства потратили или вообще украли. Понимаете? Велят наряды предъявить на щебенку, на выполнение работ – что мы предъявим?

– А вы заключите с человеком договор, да и заплатите! – предложила Татьяна.

Хамичев на эту несуразную чушь даже не стал отвечать. Он сказал:

– Короче, сделайте так, как было.

– Извините, не сделаю, – возразил Георгий. – Потому что это нелепость. И даже идиотизм!

– Мое дело предупредить, – ничуть не обиделся Хамичев, твердокожий служака, привыкший к поношениям.

И ушел.

Потому что он действительно выполнил свое дело. Сигналы были – он отреагировал. А дальше пусть сами жители решают. Или пишут, или принимают меры.

Жители писать не стали, зная, что бесполезно: начальство бед и болей народа не слышит. А меры приняли. Но не злостно, а – как-то само собой все произошло. К Обходимовой заезжал племянник на большом и старом грузовике «Урал», в дождь, нанес на огромных колесах грязи, а потом еще и забуксовал и, выползая, вырыл большие ямы. Мамынов Дмитрий Анатольевич, уважаемый человек и умелый садовод, привез кучу навоза и свалил на улице, не найдя во дворе свободного места. Квасниковы Ольга и Гена, молодая семья, забогатев, купили новую мебель, а упаковку от нее и старые кресла, шкафы и стулья вышвырнули на улицу.

Так оно и пошло.

И вскоре у улицы Садовой стал вид прежний: лохматый и мусорный, а щебенки было уже почти не видно сквозь слои грязи.

И полились опять помои привычным прежним потоком…

Да ладно, что уж об этом.

Лучше о приятном.

Приятное: Лидия восторгалась теми изменениями, которые Георгий произвел в саду. Будучи женщиной достаточно сведущей, продвинутой, как она себя аттестовала, Лидия высказала предположение:

– Вы знаете, кто были, наверно? Вы были ландшафтный дизайнер!

– Это что такое? – спросила Татьяна.

Георгий объяснил:

– Это специалист, который находит художественное решение для природного пространства вокруг человека. Не думаю, что я… Хотя все может быть. Если уж, говорят, даже в футбол тут поиграть умудрился…

– Люди за это большие деньги платят! – уверила Лидия. – Я вас обязательно порекомендую!

У нее было кому рекомендовать – Лидия была женский парикмахер. Работала от себя, среди ее клиенток были весьма богатые по чиховским, да и не только чиховским, меркам. Самые богатые, конечно, предпочитали салоны красоты в Москве, хотя Лидия умела стричь ничуть не хуже. Вообще-то она сперва была мужским парикмахером, но с мужчинами, как выяснилось, работать ей абсолютно невозможно. Руки подрагивали, очень нервничала, всей душой хотела каждого мужчину сделать красивым. Но не получалось: то лишнего выстрижет, то, наоборот, оставит, где не надо. Лидия пришла к выводу, с которым я, как автор, согласен лишь частично: хорошо и четко выполняешь только ту работу, к которой довольно равнодушен. А если она тебе интересна, если ты за результат волнуешься, то получается либо очень плохо, либо гениально, что не всякому дано. Поэтому она и переключилась на женщин, к которым, естественно, была равнодушна, и это гарантировало стабильный профессиональный результат.