Никогда не влюбляйся в повесу - Лиз Карлайл

Ксантия, приоткрыв глаза, усилием воли заставила себя выпрямиться.

— Похоже, ты серьезно… — протянула она.

— Совершенно серьезно, — подтвердил он. — Прошлым вечером я как раз был у Валиньи.

— Да, я знаю, — сухо буркнула Ксантия. — И кто еще присутствовал при этом спектакле?

— Эндерс и Калверт.

— Лорд Эндерс?! Ужас какой! — ахнула Ксантия. — Этот развратник! О, черт! А если один из них проболтается? Ты ведь понимаешь — если это случится, девушка будет опозорена!

— Я как раз думал об этом, — бесстрастным тоном проговорил Ротуэлл. — Калверта — хоть и с натяжкой — можно назвать джентльменом, так что он будет молчать. А вот Эндерса придется припугнуть. Да и Валиньи тоже, причем чем быстрее, тем лучше.

Господи, как можно с таким ужасающим равнодушием рассуждать о собственной женитьбе, с отчаянием подумала Ксантия.

— Стало быть, ты серьезно? — криво усмехнулась она. — Ты действительно намерен пройти через это?

Киран открыл ящик письменного стола, выудил оттуда плотный листок бумаги и швырнул на стол. Ксантия поднесла его к глазам. Это было специальное разрешение на брак — несколько строк, выведенных крупным твердым почерком фиолетовыми чернилами, — должным образом подписанное и заверенное всеми необходимыми печатями.

— Что это? — ахнула Ксантия, пробежав глазами бумагу. — Как тебе удалось это раздобыть… да еще так быстро?

— С помощью нашего старого друга лорда де Венденхейма, который по-прежнему обитает в Уайтхолле, — ответил ее брат. — Он знаком с кем-то, кто, в свою очередь, водит дружбу еще с кем-то из нужных людей. Так уж случилось, что он оказался у меня в долгу, поэтому нынче утром я заехал в Уайтхолл и сообщил ему, каким образом он может этот долг вернуть.

— Между прочим, он и у меня тоже в долгу, — оскорбленным тоном напомнила его сестра. — Меня, если ты помнишь, едва не прикончили из-за его делишек с контрабандистами.

— Ну уж нет, девочка моя! — возразил Кран, присев на стол. — Насколько я помню, единственное, что случилось с тобой, это то, что ты вышла замуж и забеременела — поправь меня, если я перепутал, в каком порядке произошли эти два события — и уж во всяком случае ни за одно из них Венденхейм ответственности не несет.

— Но почему, Киран? — не слушая его, воскликнула она. — Просто объясни мне, для чего ты это затеял! Честно говоря, я начинаю кое-что подозревать. Я хочу… нет, я требую, чтобы ты немедленно убедил меня, что все не так, как я думаю.

— Что до твоего вопроса, Ксантия… вряд ли ты поверишь, если я скажу, что мне просто стало жаль эту девушку…

— До такой степени, что ты решил жениться на ней?! — саркастически хмыкнула Ксантия. — И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? Да никогда в жизни!

Звякнул стоявший на столике хрустальный графин. Ксантия молча смотрела, как Ротуэлл подлил себе бренди, мимоходом отметив, что рука его ничуть не дрожит. Впрочем, так было всегда. Похоже, все его вредные привычки влияли исключительно на его характер, портившийся с каждым годом. Киран никогда не спал, когда должен был спать, никогда не ел, когда должен был есть, и имел отвратительную привычку пить в те часы, когда ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову это делать. Слово «умеренность» в его лексиконе явно не значилось. Впрочем, как и слово «женитьба». Ксантия могла бы поклясться, что это так.

Внезапно он с грохотом поставил графин на стол.

— Ты носишь ребенка, — проговорил он, вцепившись руками в шкафчик — сейчас он смотрел не на сестру, а на висевшее на стене большое зеркало. — Наследника Нэша, насколько я понимаю. А Памела совсем недавно сделала то же самое для Шарпа. Так вот, Зи, иной раз бывает, что мужчина — даже до такой степени погрязший в пороках, как я, начинает задумываться о продолжении своего рода. О том, кому он передаст то, что имеет. И спрашивает себя, что он оставит на земле после себя, когда… когда его самого уже не станет…

— Нет, — наконец с трудом произнесла она. — Тебе всегда было плевать, кому достанется то, чем ты владеешь, и я никогда не поверю, что тебя вдруг стало это волновать. И потом… не забывай, Киран, я-то видела ее. А Памела — нет.

Ротуэлл как-то странно посмотрел на нее.

— Не смеши меня, — заявил он. — Ты только что сказала, что встретила ее у Памелы.

Ксантия слегка покачала головой.

— Нет, нет, я сейчас имела в виду не мадемуазель Маршан, — проговорила она. — Я говорила об Аннамари.

Ротуэлл окаменел.

— Какого дьявола?! — прорычал он. — Что ты имеешь в виду?

Однако он прекрасно понимал, что она имеет в виду — Ксантия видела это по тому, как разом потемнело его лицо, а возле губ залегли суровые складки. Ротуэлл стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки.

— Я имела в виду нашу незабвенную невестку, — невольно смягчившись, пояснила она. — Разве ты не заметил, что твоя мадемуазель Маршан до ужаса похожа на покойную жену Люка? Эти черные волосы… и потом, глаза… Эта прелестная смуглая кожа. Может, она не так похожа на Аннамари, как их с Люком родная дочь… и все равно, сходство просто поразительное!

Брат посмотрел на нее в упор, его глаза, обычно серые, внезапно заблестели, словно полированное серебро.

— Я был бы крайне признателен тебе, Ксантия, если бы ты в будущем воздержалась от подобных сравнений, — с горечью произнес он. — А теперь уходи. Поезжай домой. Я устал, и у меня нет никакого желания и дальше слушать весь этот вздор.

Ксантия воздела руки к небу.

— Ты ведь даже в мыслях этого не допускаешь, верно? — бросила она. — Но ты обязан об этом подумать, Киран. Эта бедная девочка заслуживает того, чтобы выйти замуж по любви. Потому что кто-то полюбит ее — а не пожалеет, как ты только что тут говорил. И не потому, что она напоминает тебе ту, которую ты когда-то любил, а…

— Я сказал — уходи! — взорвался он. А потом, к ее ужасу, размахнулся и швырнул бокал в камин. Осколки хрусталя брызгами разлетелись по комнате. — Уходи, Ксантия! Оставь мертвых в покое, черт возьми! Проклятие, они не могут вернуться с того света… думаешь, я этого не знаю?!

Лицо Ротуэлла исказилось от ярости. Бренди из разбитого бокала залило камин и вспыхнуло ярким пламенем. Ксантия, покачнувшись, поднялась на ноги, ухватившись за край стола, чтобы не упасть. Господи помилуй, с раскаянием подумала она. На этот раз она, похоже, хватила через край.

— Киран, успокойся, я вовсе не имела в виду…

— Уходи, слышишь? И ни слова больше! — прогремел он. — Именно это ты и имела в виду, Ксантия… впрочем, как всегда. Сколько лет прошло, а ты все никак не успокоишься. — Он прижал ладонь к виску, словно голова у него раскалывалась от нестерпимой боли. — Будь я проклят, у меня такое чувство, будто тебе доставляет удовольствие поворачивать нож в ране, чтобы полюбоваться, как потечет кровь. Люка и Аннамари уже нет в живых. А для их дочери я сделал все, что мог. Все, что обязан был сделать. Будь все проклято, я выполнил свой долг.