Тайна улицы Дезир - Доминик Сильвен

— Может быть, но почему эти воспоминания обязательно должны иметь какое-то отношение к смерти Ванессы? И кто вам сказал, что они достоверны? Очень часто люди неосознанно их искажают.

— Ну, хорошо. Раз вы не хотите говорить ни о воспоминаниях Хлои, ни о причине, по которой она бросила своего далматина, найдем другую тему. Поговорим о булимии в общем.

— Что вы хотите знать, мадам Жост?

Леже смотрел приветливо и учтиво. Казалось, их беседа доставляла ему удовольствие, или же он был воспитан истинным джентльменом.

— Зовите меня Лолой. Я хотела бы знать, что приводит к булимии.

— Булимия, Лола, — это насилие, направленное против себя. Этим часто страдают женщины. Девушки подвергают насилию собственное тело, юноши, так сказать, тело общества. Но результат всегда один и тот же. Они устают чувствовать себя неотъемлемой частью общества, искать свое место в жизни. Не важно, движет ли ими привязанность или сопротивление. Сопротивление родительской власти — важный этап в становлении личности. В неполной семье или в семье, где один из родителей — безработный, оказывать сопротивление труднее. У этих молодых людей не хватает духу вступить в конфронтацию со взрослым, уже попавшим в сложную ситуацию. Следовательно, некоторые из них устают искать себя и видят, как их жизненные ориентиры потихоньку уничтожаются.

— Это и случилось с Хлоей Гардель?

— Мать Хлои страдала хронической депрессией. Она одна растила дочь. А потом погибла в автокатастрофе.

— Да, все это невесело.

— Как видите.

— Что вы думаете об искалеченной Ванессе? Вы ведь видели, что с ней сделали, верно?

— Видел. Но я ничего не понимаю в криминальной психологии. Я лишь могу рассказать о символике таких увечий.

— Уже кое-что.

— Увечье может служить признаком развенчания. В кельтской традиции король лишался права на трон, если терял в битве руку.

— Убийца хотел сбросить Ванессу с пьедестала…

— Это всего лишь одна из интерпретаций, и, как таковая, она не имеет никакой научной ценности. Есть и много других.

— Я слушаю вас с огромным интересом.

— Вместо увечий мы можем рассмотреть ногу.

— Неплохо, продолжайте…

— Фрейд и Юнг усматривают в ноге фаллический смысл. Для некоторых фетишистов нога — это объект эротической фиксации.

— И отрезать ноги у женщины — значило бы уничтожить сексуальную притягательность, которой она обладает?

— Почему бы и нет? Но мы можем рассмотреть дело и с другой стороны, оставив в стороне сексуальный аспект и вплотную занявшись духовным.

— Что ж, поднимемся к небесам, Антуан.

— Ангелы, Лола.

— Ангелы, Антуан?

— Меркурий, посланник богов — древняя предтеча ангела. Крылышки на его ногах символизируют ту легкость, с которой он поднимается до уровня божественного. И не забудем про ступню. Во многих культурах она является небесным следом в мире людей. Будда измеряет вселенную, сделав семь шагов в каждом направлении пространства. А вспомните следы Христа в Гефсиманском саду и след Магомета в Мекке.

— А что вы скажете об этих историях с омовением? Здесь речь идет о ритуалах очищения?

— Прекрасно, Лола. Дервишам мыли ноги, чтобы избавить их от нечисти, собранной на неправильных дорогах прошлого.

— Нанесение увечий — самый радикальный метод очищения?

— Довольно смелая теория. Но опять же: почему бы нет?

Лола долго беседовала с Антуаном Леже. От усталости у нее в мозгу рождались странные образы. Задавая вопросы, слушая ответы, она полностью расслабилась. Ей виделся, например, пес, который проглотил две красивые белые ноги, сваренные в кухонной кастрюльке. И ничего от них не оставил. Ни плоти, ни кости, ни хряща. Лола поддерживала умный разговор, пока у нее не начали слипаться глаза. Потом, не в силах больше вычленить из беседы никакого смысла, она спросила, где диван. Она попросила психоаналитика об одолжении: позволить ей растянуться на этом мифическом предмете мебели.

— До того, как вас встретить, я и не знала, что он одна из составляющих моих зрительных галлюцинаций, — уточнила она.

Антуан Леже встал и показал ей обитый голубым диван из такого же красного дерева, как стол. Лола почувствовала позади себя какое-то движение и, обернувшись, увидела далматина, который, позевывая, приближался к ней. Она поправила юбку и легла, потом обернулась и убедилась в том, что Антуан Леже сел в кресло, расположенное позади нее. Зигмунд устроился у его ног.

— Он всегда так делает?

— Всегда. А еще Зигмунд — единственный, кто знает все секреты моих клиентов.

Лола нашла в себе силы улыбнуться. Она скрестила руки на животе. Потом она несколько раз глубоко вздохнула. Она слушала, как Антуан Леже перебирает своими бархатными ногами, раз, другой. Потом еще раз и еще.

17

Ее разбудил серый свет. Утро проникало в комнату через незнакомые высокие окна. Лоле понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что ночь закончилась на диване у психоаналитика.

Она встала, чуть не опрокинув пустой стакан, стоявший на полу. Она направилась в библиотеку. Психоанализ, психиатрия, психология, социология, общая энциклопедия в нескольких томах, мифологические словари, Библия, Коран, мысли Далай-ламы, Видаль. На одной из стен — черно-белые фотографии далматина, на которых иногда появлялись части тела доктора Леже. Неужели в жизни Антуана был только далматин? Самая любопытная фотография запечатлела Зигмунда на пляже, лежащего на надувном матрасе рядом с человеком, у которого были видны только икры и босые ноги. Снова и снова ноги.

Лола порылась в письменном столе и в конце концов обнаружила то, что и ожидала найти: многочисленные досье пациентов, рассортированные в алфавитном порядке. Ни в папке с буквой Г, ни в папке с буквой X не было досье Хлои Гардель. И ничего, относящегося к Хадидже Юнис или Ванессе Ринже. «Интересно, видел ли доктор Леже, как я прошла сюда в своих огромных башмаках?» — подумала она. Она довольно устало произнесла «о-ля-ля», прежде чем выйти из кабинета. А потом вернуться туда снова. Она снова порылась в столе в поисках имени, которое, как ей казалось, она прочитала несколько секунд назад.

Точно! На ярлыке было написано: Рене Жамен-Кантор. Досье было набито написанными от руки листочками, содержавшими комментарии и даты. Продавщица книг консультировалась здесь уже больше семи лет. Если Лола правильно читала между строк, Рене Жамен вела жизнь, наполненую чувственным опытом, праздниками, созерцаниями искусственного рая и разными партнерами. Иногда она задавалась метафизическими вопросами относительно своего беспокойного существования.

Первые вопросы возникли после исчезновения биологического отца Патрика. Некоего Пьера Нортона, который в один прекрасный день решил покинуть жену и ребенка и с тех пор не подавал признаков жизни. В этот момент на сцену вышел Родольф. Он играл роль отца в семейке Адамс и отчима в семье Кантор. Лола закрыла досье с неприятным ощущением, как будто она подглядывала в замочную скважину. «Сейчас, когда я перестала быть полицейским, необходимость копаться в чужом грязном белье больше не кажется мне романтичной», — подумала она. Она положила документы на место и поскорее вышла из кабинета.

Квартира казалась пустой. Она постояла в нерешительности, потом обошла ее всю — около ста пятидесяти квадратных метров. Приоткрытая дверь, ведущая в спальню. Большая кровать была смята, кто-то спал на ней в одиночестве. В кухне стояла пустая миска Зигмунда да остатки завтрака плавали в раковине с мыльной водой. В центре внушительного деревенского стола, на поверхности, отполированной тысячей следов ножа, сотнями донышек слишком горячих кастрюль, бесчисленными семейными обедами, возвышался чайник. Странно, особенно для холостяка. Лола покинула квартиру.

На улице Фобур-Сен-Дени открывали свои лавки торговцы. Лола поздоровалась со своими любимыми зеленщиками и мясником. Дождь кончился, и повседневная жизнь вступала в свои права. Этой ночью, пока Лола спала на диване, Сена благоразумно не вышла из берегов. Катастрофа 1910 года не повторилась.

У дома Антуана Леже остановилось такси. Из него вышел психоаналитик со счастливым лицом. Он держал на руках ребенка, а за ним по пятам следовал Зигмунд. Красивая блондинка, примерно того же возраста, что Ванесса Ринже, вышла из машины вслед за ним, и, по привычке прищурив глаза, Лола представила себе, что девушка вернулась из царства мертвых, куда за ней ездил Леже. Таксист протянул блондинке чемодан. Пара с ребенком и далматин вошли в дом. Лола не двигалась, а потом, осознав, что стоит перед своим парикмахерским салоном, нырнула внутрь.

В «Маленькой моднице» был только один клиент, поэтому юная Доротея с жаром занялась ею.

Лола поздоровалась с Джонатаном и заметила, что не уславливалась о встрече.

— Я это прекрасно знаю, дорогая. Ты никогда не уславливаешься. Разве что раз в год перед поездкой к сыну в Сингапур. Но сейчас вроде не сезон. Ну, садись же. Что будем делать?