Расплата за жизнь - Эльмира Нетесова

— Кто там? Входите! — привстал Александр.

В кабинет вошла старуха, взлохмаченная, злая, она волокла за руку упиравшуюся девчонку лет двенадцати. Та вырывалась, пытаясь сбежать, но старуха крепко вцепилась в руку девчонки.

— Вот, полюбуйтесь! Сучку к вам привела! Сказали, только вы умеете их к рукам прибирать! Сладу с ней не стало! — зашлась бабка на весь кабинет.

— Это не по моей части. Я малолетними не занимаюсь! Обратитесь в милицию… — отмахнулся Потапов.

— Чего? Так в милиции одни козлы! Они мне и сказали: «Оставь девку на ночь! Утром на карачках приползет. На месяц про блядство забудет!» Это что? Разве так надо? Я ее веревкой до черна порола. А она ночью снова сорвалась, как с цепи…

— Может, больна?

— Одна у ней болезнь — на тряпки подрабатывает! Вчера с негром ее застала в подъезде. Поначалу, не разобравшись, подумала, что сам черт ее схомутал! Ведь чего боюсь — болезнь поганую может зацепить иль дитенка от негра! Ну что тогда? Хоть в петлю от срама! Помоги! Мил человек! Пожалей меня — старую и ее — глупую! Ить про тебя в Орле столько доброго слышим! Нешто откажешь и отворотишься? Мы же с ней сироты. Никого, вдвух маемся! Сдохну я — она вовсе скатится! — плакала бабка навзрыд.

— Как зовут тебя? — глянул на девчонку Та, огрев злым взглядом, отвернулась молча.

— Лизавета она! — ответила старуха за внучку.

— Сколько лет?

— Двенадцать скоро.

— Учишься в школе?

— Да где там? Выкинули ее еще в прошлом годе. Когда она учителю по истории предложила на большой перемене перетык! Тому уж за пятьдесят перевалило. Со стыда чуть не задохнулся. А она, чтоб вы думали, позвала за собой всех мальчишек класса. А учителя высмеяла и обозвала гадко. Ладно б просто таскалась. Теперь еще и на иглу села. С наркоманами связалась. Те вовсе до пути не доведут.

— Давно колешься? — спросил Елизавету так, что девчонка в комок сжалась, вздрогнула всем телом. Ответила тихо:

— На прошлой неделе и вчера…

— А до этого?!

— Не кололась.

— Где и кто колол?

Девчонка заплакала:

— Если скажу — убьют…

— А не скажешь — сама умрешь!

Елизавета громко, испуганно икала. Но адрес

назвала…

— Лечиться будешь! Понятно? По полному курсу! От всего разом! В больнице тебя никто не побеспокоит. Когда вылечишься, поговорим с тобой. У тебя будет время подумать над своим будущим…

Девчонку увезли прямо из кабинета. А через год, выйдя из больницы, пришла она к Потапову, подросшая, похудевшая, тихая.

— Что решила, Елизавета? — узнал девчонку Александр.

— Учиться надо мне, — ответила тихо. И добавила: — На врача. Только, наверное, не возьмут. Не поверят, — выкатилась слезинка.

— Я уже говорил о тебе. Будешь учиться… Но под контролем. Моим, личным. Хоть и не входит это в мои обязанности, — признался Сашка.

— Спасибо вам. Я буду стараться, — вышла из кабинета следом за бабкой. А через два года и впрямь поступила в медучилище.

Потапова знали многие. Он знал всех. Известны были ему почти все рабочие военных заводов. Там не раз приходилось пресекать воровство, вскрывать левые заказы, отправку готовой продукции не по назначению, контролировать поступающее сырье, металлы, детали.

Знал Александр проблемы и заботы горожан. Нередко его останавливали на улице. Советовались, делились радостью и горем. Постепенно он становился здесь своим, очень нужным человеком. В этом немалую помощь оказал ему Вадим, работавший вместе с Александром все годы.

Конечно, далеко не все в Орле считали чекистов нужными людьми. И на каждой улице жили те, кто с радостью свел бы с ними счеты за пережитые неприятности. Но… Идти в открытую — не решались.

Чекисты ходили по городу не оглядываясь, в любое время суток, хотя знали, что опасность рядом. Ведь и в Орле стихийно возникали свои черные рынки, где сбывался оптом нелегальный товар. Эти базары с молниеносной скоростью переходили с одной улицы на другую. Деляги умело скрывали товар. Перекупщики никогда не выдавали поставщиков и покупателей. Они умело миновали таможенников, налоговую инспекцию, лабораторный контроль качества. В сопроводительных документах указывались липовые данные. Вся эта неразбериха била по городской казне. Но горожане, не разбираясь в сути, зачастую покрывали, вступались за воротил черного бизнеса. Ведь те привозили дешевый товар. О низком качестве узнавали потом, когда продавцы исчезали из города бесследно. Шли горожане жаловаться властям… Запоздало сожалели о доверчивости. Сетовали на жулье. Но как пресечь, если сами, обманувшись один раз, вскоре попадались на другом.

Едва пресекли продажу дешевого мяса, вызвавшего эпидемию желудочного заболевания, свалившую с ног треть горожан, в Орел завезли спирт. Его умело прятали от проверок. Доступная цена притянула многих. Брали впрок. Кто на лечение, другие — для праздника, большинство — на выпивку сиюминутную. Многих не удалось спасти. Один за другим умирали горожане. «Неотложки» не управлялись доставлять в реанимацию всех. Иные не успевали назвать причину.

Массовые отравления насторожили чекистов. Они быстро выявили поставщиков спирта. Ими оказались жители закавказских республик. Это они скупали в Турции низкосортное сырье за копейки и, сделав свою наценку, гнали спирт в Россию, где оборотистые деляги изготавливали из этого спирта ликеры и водку…

В Орле открылось множество частных цехов, откуда потоком пошла в продажу продукция из спирта. Яркие этикетки и низкая цена продолжали притягивать горожан.

— Сосед умер? Слабак оказался! Меня никакая холера не возьмет!

Запихивали бутылки по карманам и сумкам… А вечером, кляня собственную доверчивость и смелость, скручивался мужик в штопор от нестерпимой боли. И, оказавшись в больнице, запоздало жалел о собственной беспечности.

Спиртовозы, приходившие с Кавказа, отлавливали таможенники и милиция, чекисты и гаишники, инспекторы и контролеры.

Соколов с Потаповым в эти дни забыли об отдыхе. Десятки спиртовозов были выдворены за пределы области, водители оштрафованы, груз уничтожен. Выявили, разыскали все подпольные цехи. Закрыли, изъяли самодельное спиртное, вылили его, конфисковали оборудование и тару.

Казалось, навели порядок, защитили горожан. Но… Справившись с одним, узнали о другом. В городе объявились неизвестные доселе кавказские банды.

Своих, местных, знали милиция и прокуратура, чекисты и даже горожане. Их отлавливали быстро. Здесь же, будто снег на голову, свалились заезжие гастролеры. Они оказались более дерзкими, жестокими и беспощадными. Они грабили и убивали, пытали и насиловали. Они расправлялись с каждым, кто имел на кармане хоть какую-то сумму. Бизнесмены и банкиры, арендаторы и предприниматели, цеховики и лавочники становились их жертвами каждый день.

Бандиты появлялись под видом проверяющих. Прилично одетые, с документами и удостоверениями инспекторов. Попробуй не отвори им! Но едва перед ними открывали дверь, в ход пускались ножи и пистолеты, газовые баллончики, цени.

Они не только отнимали деньги — все до копейки, не только били — снимая кожу и калеча людей, не щадя никого, ни стариков, ни детей. Они истязали, заставляя засветить всех, из кого можно было вытряхнуть деньги.

— Люди добрые! Три года всей семьей мы вкалывали на своей ферме. Три сына с невестками, я с женой. Во всем себе отказывали, по копейке собирали на комбайн. Сами знаете — с утра до ночи в поле, на хозяйстве работали. А вчера… Поставили нас под наганы. Ночью ворвались. Невесток, сыновей — цепями выпороли. Все забрали. До последней копейки. Хорошо, что не противились. Вон мой сосед — за топор ухватился. Так бандиты всю семью его извели. С самого шкуру лезвием снимали! Что же это творится? Ведь мы город кормим! Неужель защитить нас стало некому? — плакал арендатор, войдя к Потапову.

— Опишите их, — попросил тот человека. Фермер сбивчиво рассказал, как выглядели рэкетиры.

— Вы в милицию обращались? — спросил Соколов.

— А что толку, сынок? Все к ним поначалу шли. Приедут, посмотрят и уедут. Они ничего не могут! Их не дозваться. Ведь сами сказали, что не станут нас стеречь, мол, защищайтесь, как можете, заведите собак, звоните, если что. Но только и мы не сладим с ними, их много, нас мало. Вон сосед собак завел. Овчарок! Целую свору. Бандюги их за минуты перебили. Да еще и смеялись: мол, сыскал защиту от нас, старый дурак…

Едва ушел фермер, в кабинет фурией влетела Софка.

— Это что ж творится, мужики? Никакого житья не стало в белом свете! Обобрали нас до нитки! Ворвались спозаранок! Я думала, клиенты к девочкам пожаловали. Еще и обрадовалась, что их много. А они, едва открыла, враз меня за горло прихватили. Я, дура, заорала, что девки есть свободные, зачем ко мне — старухе — лезть? Думала, перебрали водки и в темноте не разобрались. А они мне говорят: «Размечталась, старая блядь! Кому нужна твоя гнилушка? А ну, сыпь «бабки», да поживей, покуда стоишь на своих катушках! Не то вмиг откинешься!» И так звезданули в ухо, что я в угол отлетела. А один сунул мне в бок туфлей и орет: «Хватайте сук! Эту стерву оставьте! Сама откинется! Только «рыжуху» с нее сдерите!» Гляньте, что с ушами сделали, серьги вырвали, цепочку сорвали, кольцо и два перстня чуть не с пальцами выдрали. Всех моих девочек обобрали дочиста. Клиентов до нитки раздели. Все отняли, все! — выла бандерша на весь кабинет.