Расплата за жизнь - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Многие ему досаждали. Областное начальство ругало всегда. Все грозились выгнать. А когда решил уйти, убедили остаться. Народ, сами знаете, всегда ненавидел милицию. Свои сотрудники много хлопот доставляли. Особо молодые! Из-за них одна головная боль…
— Ну а дружил он с кем-нибудь?
— С прокурором города! Они с ним с самого детства вместе! Еще со школы! Он и в городе на одной площадке с нами, и здесь — в соседях живем. Кстати, он тоже на даче теперь.
…Иван Лаврентьевич принял чекистов на веранде. Тут же согласился рассказать ребятам все, что знает о своем друге и соседе.
— Как вы считаете, кто реально мог убить Щеглова? Я не спрашиваю о врагах, неприятелях, но чутье друга должно было подсказать. К тому же вы сами — юрист, много лет работали следователем. И очень успешно. Может, сообща нам удастся найти убийцу? — говорил Вадим.
— Я сейчас в отпуске. Но, честно говоря, не сижу сложа руки… Щеглов был не просто соседом, а моим другом. И я с удовольствием помогу вам! — живо откликнулся Иван Лаврентьевич.
— Щеглов был убит из израильского пистолета, снабженного глушителем. Три выстрела! Два — смертельные. В упор убит. С нескольких метров, — рассказывал Сашка.
— Я читал заключение баллистической экспертизы. Знаю и мнение патологоанатома. Но это уже результат. Тяжелый и горестный. Нужно установить убийцу.
Сашка рассказал об окурках, Вадим об очках.
— Очки и впрямь были потеряны уже после смерти. А вот окурки… У нас тут курящих нет. Да и тропинкой никто не ходит. Забыли ее давно. Раньше бегали на речку купаться. Теперь она вовсе обмелела. Даже плотва ушла. Пойдемте посмотрим вместе. Может, кроме окурков что-нибудь сыщем? Ведь любой вор и убийца обычно трижды расписывается на месте преступления. Так было в моей практике всегда! — одевался Иван Лаврентьевич. — Честно говоря, я и забыл о тропинке! Она как-то выпала из памяти!
— Скажите, Иван Лаврентьевич, а вам в последние годы грозили расправой? — спросил Сашка.
— Случалось! Нынче время такое! Хамское, циничное, бездуховное! Все моральные ценности потеряны. Их материальными — не купишь. Хама хоть в парчу наряди, все равно он хам! Вот так и преступники! Кто у нас теперь правит бал? Вы имеете представление, какими суммами они ворочают? Астрономическими, сказочными! Со множеством нолей. А в душе — одна дырка… Такие как состояния наживают? Вот и возьми за душу. Он — раз за наган… Раньше его за угрозу в клетку можно было посадить. А теперь? Одного вот за такое взяли за решетку, он в комитет по защите чести и достоинства кляузу написал. Пришлось еще извиняться перед ним…
— Вот здесь! Вот они — окурки! — указал Сашка. Иван Лаврентьевич нагнулся. Взял один.
— Это Дегтярев курил, — сказал уверенно.
— Почему так думаете? — поинтересовался Сашка.
— Смотри, на фильтре два прокола. Будто мышь грызла Это его гнилые зубы так расписываются. Другие люди никогда не держат сигарету в зубах, дальше губ не берут. Этот, что б ни попало, сразу в зубы! Порода такая! — Иван Лаврентьевич осекся внезапно. Огляделся и спросил: — А собственно, что ему здесь нужно было?
— Вот и нас это заинтересовало, — поддержал сомнение Потапов.
— Пепел от сигареты целехонек. Значит, после дождя был здесь. Но в дом не вошел. Чего ждал? — говорил сам с собою прокурор.
— А я думаю, что до дождя или во время дождя здесь побывал, — не согласился Потапов.
— Пепел сигарет этого сорта рассыпается в пыль на третьи сутки. А если впитает в себя влагу дождя, то через двенадцать часов в пыль рассыплется. Давайте еще походим здесь. Спустимся к реке. Видно, он не на машине приезжал. Сюда пройти с дороги незамеченным невозможно, нужно открывать калитку. А ее давным-давно не смазывали. Она скрипучее сотни старух. И обязательно разбудила бы всех Щегловых.
— Иван Лаврентьевич! Вадим! Давайте сюда! Вы только посмотрите! — указал Сашка на валявшуюся в траве ручку.
— Странно! Это уже не совпадение. Такие похабные ручки привезли из Японии всего неделю назад наши молодые бизнесмены. Видите? Держу ручку пером вниз, и внутри у нее одетая женщина. Поднял ручку — баба уж успела раздеться догола.
— Вы знаете этих бизнесменов?
— Конечно! Их трое. Но ручек много привезли. Одну подарили Дегтяреву. Вернее — выпросил. Уж и не знаю зачем. С этими бизнесменами он полдня шептался в своем кабинете. А утром пришел с перепоя, весь опухший. Голову держать не мог. Скатываться стал мужик… Щеглов это видел и уже говорил с ним… — рассматривал ручку внимательно. — Не пойму, как он мог ее обронить здесь? Нужно было нагнуться слишком низко, что-то искать в траве или поднять, — говорил тихо прокурор.
— С платком мог вытащить и не заметить.
— А если это был не Дегтярев, а кто-нибудь из коммерсантов или из тех, кому были подарены такие ручки? — напомнил Вадим.
— Значит, Дегтярев был здесь не один, — пробурчал Иван Лаврентьевич.
— Выходит, надо встретиться с Дегтяревым, — предложил Потапов.
И через час заместитель Щеглова уже был доставлен в городскую прокуратуру.
Через три дня он дал показания, как организовал убийство своего шефа вместе с двумя бизнесменами. Он признал, что хотел давно играть первую скрипку, но законным путем добиться своего не удалось. Надоело ждать. А жить только на зарплату — устал. Тем более, когда вокруг все крутят громадными деньгами. Ему предложили войти в долю. Но… Связывал руки Щеглов. Хотел предложить ему разумное. Тот слушать не захотел. А всего-то надо было — не заметить, закрыть глаза кое на что. Щеглов заупрямился. Пригрозил увольнением.
— Другого выхода не осталось! — развел руками Дегтярев, признавший, что не сразу решился убрать шефа своими руками, подсылал киллеров. Но им не повезло. Пришлось убрать обоих, вот и спрятал концы в воду… Но…
Решил довести до конца сам. Как убил? Банально! Щеглов всегда держал открытым окно на мансарде. Я позвал. Он еще не спал. Сказал ему, что приехал со срочным сообщением. Он позвал в беседку. Я ему в последний раз предложил не мешать коммерсантам. Пусть вольно дышат. Чтоб не обидно было, предложил баксы. Он меня по всем падежам просклонял и пообещал, что этот разговор я могу считать последним. Я с этим, конечно, согласился… Пустил ему пулю в лоб. Ребята добавили. На том и кончили уговаривать дурака. Вот только жаль, что окурков накидал по неосторожности. А ручку три дня искал. Выронил случайно, когда зажигалку доставал. И все же, Иван Лаврентьевич, скажу вам: проиграли вы эту партию. Таких, как я, уже много. И с каждым днем нас все больше становится. А вы, как мамонты, вымираете. Думаете, меня расстреляют? Черта с два! Через пару лет буду на свободе! Потому что я нужен в этой жизни. Я усвоил ее! Я скоро вернусь! А вы — бесследно уйдете. И посмеются вам в лицо ваши внуки. За глупую правду, какая не стоит ни гроша. Она — сестра нищеты и горестей. А честное имя, каким дорожите, останется лишь на могильной плите, но кто его прочтет и вспомнит добром? Только идиоты, подобные вам… — рассмеялся Дегтярев.
— Уведите арестованного! — сдавил кулаки прокурор, поняв, что теряет контроль над собою. — Подонок! — бросил он вслед Дегтяреву. Тот, оглянувшись, жестом послал прокурора в задницу и пошел в камеру впереди охранника, беззаботно насвистывая…
Потапов с Соколовым немало удивились самоуверенности и наглости этого человека. Но каково же было их изумленье, когда через три года узнали, что Дегтярев на свободе. И вместо пятнадцати отбыл в колонии всего два с половиной года. Вместе с ним вышли на волю его подельники-коммерсанты и снова ворочают делами, разъезжая по городу на иномарках.
Иван Лаврентьевич умер за год до освобождения Дегтярева. В неполных пятьдесят сломал человека инфаркт, сдало сердце прямо на работе. Врачи оказались бессильны…
Соколов и Потапов с грустью вспоминали об ушедшем. На его место пришел молодой. Без опыта и практики. Зато родители богатые. В друзьях — ни одного старика. Лишь новые русские. Без багажа прошлого, без морали. В голове — звон. Таким легко живется. У них никогда не случается инфарктов… Да и откуда? Ведь бессердечные не знают, как оно болит — сердце.
Сегодня нам опять дежурить? — смеется Потапов, глядя на жену.
Та вздохнула:
— Ну почему у тебя не бывает праздников?
— Люсенька! Милая моя девочка! Короткие минуты могут принести больше радостей, чем долгие годы серого безделья. Не обижайся, но я люблю свою работу!
— А кого больше?
— Ты — мое счастье, работа — жизнь! И если любишь, поймешь меня! Я не могу без тебя и детей! Вы все трое бесконечно дороги. Но я родился таким… Ты это знала… Не сердись, — уходил на работу и в этот день.
Александр просматривал сообщения. Что произошло в городе за эту ночь? Вроде никаких потрясений. И вдруг в дверь послышалось царапанье.