Лики прошлого - Минас Багдыков

Время было послевоенное, разруха, нехватка медикаментов, перевязочного материала, больничных коек, в стране насаждалась мысль — все советское — самое лучшее, а тут Румянцев со своим методом подсадки. И получил Г. С. Ивахненко задание — дать новый метод лечения, дать нового ученого человека из народа, фронтовика. Дать? Так в чем же дело? Стали давать. В методике целителя Румянцева отсутствовала экспериментальная основа. Метод подсадки роговицы глаза, предложенный академиком Филатовым, был всемирно известным, а вот подсадка различных тканей по методике Румянцева — нет.

Выделили койки в хирургическом отделении, возглавляемом Л. С. Аствацатуровым, и в клинике, руководимой профессором Г. С. Ивахненко. Незрелость метода, ее теоретическая необоснованность были очевидны сразу же и прямолинейный врач-практик, мудрый и опытный хирург, высказал, более того, высказались и ученые медицинского института, за что все тут же имели большие неприятности, а Л. С. Аствацатурова отправили на пенсию.

Не мог перенести незаслуженную обиду старый мастер и вскоре тяжело заболел и умер. Похоронили скромно, без речей и кумача и постарались забыть его в высших эшелонах власти города, но народ и по сей день помнит о нем, старики вспоминают с благодарностью, с пожеланиями мира праху его.

Однако спустя два десятилетия после его смерти мне довелось разбирать заброшенный чулан в подвале хирургического отделения, где неизвестными почитателями Л. С. Аствацатурова были собраны и сохранены заваленные всякими тряпками уникальные экспонаты, хирургические находки, свидетельства его профессионального мастерства и успеха. Там были камни почек, буквально слепки мочевого пузыря, желчного, пузыря и протоков. Опухоли, кисты, различного рода аномалии, уродства. Все это было поднято на свет божий и расставлено по шкафам, только была песнь без слов, нельзя было подписывать, чьими руками это было сделано, но старые врачи узнавали экспонаты, с благодарностью и признательностью вспоминали своего учителя.

Ушел из жизни большой хирург, высоконравственный, принципиальный человек, давший жизнь и радость родным и близким, многим тысячам ростовчан, но где он покоится — не знают даже многие его почитатели, а что говорить о грядущем поколении!

Не менее легендарной личностью в нашем городе был ученик Аствацатурова — Михаил Гаврилович Саркисьян. Хирург огромного дарования, уникальный диагност, один из последних хирургов, блестяще владевший особенностями местного обезболивания, так и не научившись производить удаление желчного пузыря под общим обезболиванием. Его выступления на хирургическом обществе отличались всегда не только глубиной теоретических знаний обсуждаемого вопроса, но и багажом личного опыта, мнения, своей точки зрения и суждения. Он постоянно поражал нас, молодых хирургов, количеством сделанных операций и анализом полученных при этом результатов и собственными выводами. Когда шли сообщения хирургов об уникальных операциях, все ждали, что скажет Михаил Гаврилович, как поразит он своим метким и точным выводом мастера, сославшись на буквально десяток сделанных им операций, и все это просто, без пафоса, как само собой разумеющееся, интеллигентно и с признательностью к тем, кто когда-то уже занимался этой проблемой. Любил и хорошо знал русскую и армянскую литературу, историю религии, занимался богословием, историко-армянской религией. Регулярно посещал храм, не стеснялся давать деньги на его содержание. Для того времени это был вызов и нелепость, тем более для заведующего отделением городской больницы.

Люди его ценили, шли к нему на операцию со спокойной душой, а он решал нее проблемы с чистой совестью, делал только то, что знал, и был обогащен личным опытом. Неоднократно избирали его депутатом городского совета нашего города. С его мнением считались. В коллективе знали, что их шеф глубоко религиозный человек, не навязывающий своих убеждений никому.

Как-то Михаил Гаврилович рассказал мне историю, как его хотели сделать атеистом. Прислали лучшего лектора райкома партии в больницу и стали проводить для коллектива цикл лекций по атеистической пропаганде. Как руководитель, он должен был присутствовать, задавать вопросы, вести коллектив вперед, к поставленной цели.

Человек, знающий глубоко теорию вопроса, был поражен поверхностным суждением, граничащим с безграмотностью знанием марксистско-ленинской философии партийца.

«Я не могу присутствовать на этом оболванивании и безобразии» — фраза, произнесенная им, давшая повод для серьезной проработки его и заставившая посещать лекции. В конце одной из лекций он стал задавать вопросы, ни на один из которых лектор не ответил, считая, что он пользовался неизвестной ему литературой. Творчески мыслить лектор не мог, да и обязан был читать текст, заверенный райкомом. Долго ему помнили это, однако мастерство и авторитет врача да время оттепели в стране спасли строптивого доктора.

Жизнь его проходила в работе: приходил в хирургическое отделение намного раньше всех, смотрел больных, особенно тяжелых, и уже с готовыми решениями встречал своих сотрудников. Они знали, что все неясное в диагностике следует оставить в хирургическом отделении под наблюдением до утра, а утром Михаил Гаврилович, посмотрев, решит, и все станет ясно. Главное не отпустить страждущего, главное, чтобы самому лечащему врачу стало ясно, что с больным. Дома бывал мало, а те часы, которые оставался у себя в домашнем кабинете, читал или же донимали его местные армяне — выходцы тех мест, из которых когда-то бежали от резни его родители. Они верили в его добропорядочность и искусство врачевания, могли зайти к нему домой на правах гонимых.

Годы брали свое, работать становилось все труднее, выраженное варикозное расширение вен обеих ног, профессиональная болезнь, нашло его на старости лет, но мало кто об этом знал. Появилось новое поколение администраторов, реорганизаторов здравоохранения, делавших ставку на молодежь, и он стал консультантом в своем отделении, больницы в целом, а затем ушел на заслуженный отдых. Уехал к дочери в Москву и, как Антей, оторванный от земли, через месяц, внезапно скончался.

В памяти народа остались его добрые дела, многочисленные рассказы старшего поколения о нем, да и периодически встречающиеся красиво выполненные рубцы на коже у больных постарше возрастом пробуждают память о неординарном человеке, работавшем в нашем городе. Жаль, что мы лишены возможности подойти к его могиле и положить букетик цветов.

Институт скорой и неотложной помощи, больница скорой помощи дали много замечательных специалистов, личностей. Одним из них был Николай Михайлович Артановский. Врач-хирург широкого кругозора и диапазона действий, постоянно, работавший над повышением своей квалификации. Он хорошо разбирался не только в хирургии, но и в гинекологии, урологии. Был умным, образованным, деликатным человеком, любил жизнь во всех ее проявлениях. Творческая натура, отличался глубиной знаний в литературе, истории, философии.

Оперировал всегда не спеша, красиво, четко, анатомично, без показной виртуозности и эффективности. Прочитав что-либо новое, любил обсудить, узнать мнения молодых людей и очень деликатно выразить свою точку зрения. Все как-то доброжелательно, порой с сочувствием к тем, кто не любил работать над литературой.

Доброжелательно относился к студентам вообще, поощрял использование своего хирургического отделения в качестве учебной базы. Наглость, ханжество, зазнайство встречал ироничной улыбкой, порой просто откровенным смехом. У него было особенно выражено чувство товарищества, умение приходить на помощь своим коллегам, оказавшимся в беде, это касалось не только хирургов, но и гинекологов.

Меня, молодого врача, буквально потряс случай, когда он пришел на помощь человеку, желающему показать свое превосходство над ним. Это случилось тогда, когда к нему уже явно подкрадывалась старость. В отделении работала молодая, одаренная, умная врач-хирург с хорошими хирургическими навыками, желающая покорять уже не красотой, а властью. Ей стало казаться, что она уже превзошла мастерством своего патрона и может занять в перспективе его место. Это стремление подчеркивалось независимостью суждений, манерой поведения. Николай Михайлович это чувствовал, но не подавал вида. Однажды она оперировала грыжу и во время оперативного вмешательства чрезмерно увлеклась иссечением «лишних тканей». Войдя в операционную, ассистент это заметил и тут же сообщил о происходящем заведующему. Оставив продолжение своей операции на ассистентов, он вошел в операционную, оценил происходящее, отстранил ее и все остальное взял на себя. Была долгая кропотливая работа по сбору оставшихся тканей от практически иссеченного мочевого пузыря. Проведя уникальную операцию, записав ее на свой счет, выходил больного, долгие месяцы и годы нес этот нелегкий крест.