Последняя бригада - Морис Дрюон

Неприятель продолжал обстреливать город. Каждый раз, вылезая из мотоцикла, Шарль-Арман чувствовал, как дрожит земля под ногами. Разъезжая по городу, они заехали как-то раз на улицу От-Сен-Пьер. Шарль-Арман сделал Гийаде знак остановиться.

— Минуту! — крикнул он. — Забегу домой. Мне надо кое-что взять! Я быстро.

Дом скрипичного мастера был пуст. Сломя голову взбежал наверх, перескакивая через три ступеньки, так как времени было в обрез, а дисциплину нарушать не хотелось. Влетев в комнату, он застыл на пороге: постель была разобрана, а на стуле стоял раскрытый чемодан Марии.

Сколько же времени Шарль-Арман даже не думал о ней? Да ни разу с того вечера в Шеневе, когда в малой гостиной его охватило чувство пустоты и покоя. Но вечер в Шеневе был только что, каких-то двенадцать часов назад. А казалось, прошла целая вечность: время текло очень странно.

Шарль-Арман провел рукой по лбу.

Мария… Значит, она пришла с толпой беженцев. Сколько же она пробыла в этой комнате? Наверное, убежала в пещеры вместе со стариками и женщинами из бедных кварталов. Ее присутствие ощущалось в каждой детали: маленькие часики на ночном столике еще тикали, простыни хранили тепло ее тела.

И для Шарля-Армана Мария осталась где-то там, в другой жизни… И ребенок, которого она носила… Одного военного утра хватило, чтобы приблизить прошлое и отодвинуть будущее далеко назад.

Перед раскрытым чемоданом с надушенным бельем он чувствовал себя, как перед старинным воспоминанием. У Шарля-Армана сжало горло. Причиной тому была не Мария, а он сам. Он быстро собрал кое-какие личные вещи и рассовал их по карманам. Под ногами хрустели стекла, вылетевшие из старинных окон. Город сотрясался от бомбежки. Шарль-Арман оставил в комнате все, как было, и выбежал из дома. Гийаде тронул с места, и они покатили по улице.

Ламбрей взглянул на пригнувшегося к мотоциклу товарища и вдруг ощутил прилив нежности к этому внимательному, немногословному коренастому увальню, руки которого вместе с рулем вздрагивали на каждом ухабе.

—   Я рад, что мы с тобой в одном экипаже! — прокричал Шарль-Арман, но на самом деле это означало: «Мне грустно, оттого что я не повидался с Марией».

—   Что ты сказал? — спросил Гийаде, повысив голос.

—   Я сказал, что хочу есть, — ответил Шарль-Арман, который уже справился с первым порывом.

Воздух содрогнулся от тяжкого грохота. Это за их спинами обрушилась колокольня церкви Сен-Пьер.

— Хорошо, что вовремя уехали! — крикнул Гийаде. — Еще минута — и мы бы оказались под обломками.

В первый момент Шарль-Арман даже не подумал об опасности, которой они чудом избежали, но перед его глазами возник раскрытый посреди комнаты чемодан.

Мотоцикл ехал зигзагами, объезжая бесконечные воронки, попадавшиеся на пути.

Когда к полудню друзья подъехали к Театральной площади, она походила на строительную площадку после сноса старого здания. Улица, ведущая к набережной, оказалась непривычно широкой. У входа на мост строчил миномет.

Шарля-Армана подозвал подъехавший на связной машине лейтенант.

— Вот, передайте вашим товарищам на острове, — сказал он, поставив Ламбрею на колени большой котел с горячей лапшой. — И поскорее проезжайте мост!

Лейтенант показал рукой на небо. Над ними кружил самолет.

Гийаде нажал на газ, и мотоцикл взвился, как дикий конь. За двадцать метров они увеличили скорость в два раза. Перед мостом Шарль-Арман заметил каски, выглядывавшие из траншей справа и слева, а потом уже ничего не видел, кроме асфальтовой ленты моста, изрытой по бокам фугасами.

Лейтенант сказал: «Поскорее проезжайте», и Гийаде спешил изо всех сил, нарезая крутые виражи, хотя и не любил быстрой езды.

Внезапно чудовищное жужжание перекрыло все звуки: с неба пикировал самолет. Ламбрею и Гийаде на миг показалось, что самолет вот-вот рухнет прямо на них. Но он пролетел мимо, поливая картечью берег и мост. В ту же секунду в реку возле опоры моста попал минометный снаряд, и столб воды обдал мотоцикл. Шарль-Арман инстинктивно накрыл котел с лапшой. «Господи, лишь бы не залило двигатель!» — подумал Гийаде, сдвигая на лоб мокрые очки, в которых все равно ничего не было видно. Минуту спустя они уже въезжали на остров.

Связные вылезли из мотоцикла и дружно расхохотались: они выиграли эту партию у неприятеля.

— Ну, старина, — облегченно вздохнул Гийаде, — если бы тебя не было рядом, я бы… я бы просто умер со страху.

— Почему? — спросил Ламбрей, вытирая шею.

— Ты такой спокойный! У тебя такой вид, точно тебе все до лампочки!

«Интересно, — подумал Шарль-Арман, — неужто я действительно выгляжу таким невозмутимым? А мне казалось, что это он спокойнее меня».

Их сразу же окружили курсанты.

— Шарль-Арман! — крикнул, подбегая, Большой Монсиньяк. — Как? Это ты?! И ты привез нам горяченького! Как мило с твоей стороны! Вот это по-братски. А мы уж было решили, что нас тут оставят умирать с голоду. Хорошо еще, что удалось найти уцелевшую бакалейную лавку. Хотя чувствуем себя натуральными грабителями, старина.

—   А мы по дороге приняли холодный душ, — ответил Шарль-Арман.

—   Ага, мы видели. Это катастрофа, только не для тебя, а для лапши. Ладно, пошли! Не стойте здесь, это опасный угол!

Монсиньяк повел их по разрушенным старинным улочкам к маленькой площади на берегу. На воде лежали тени от ветвей уцелевшей столетней груши.

—   Я вас видел сегодня утром сверху, — сказал Шарль-Арман, указывая на замок. — Какое же оттуда все маленькое! И площадь, и дерево…

—   Сейчас еще стало потише, а то эти придурки с четверть часа непрерывно били по песку, — отозвался Монсиньяк. — Они после этой ночи такое вытворяют! Кончится тем, что они потопят наш корабль. [18]

И действительно, снаряды каждые полминуты падали на золотистую песчаную корму острова.

Бойцы подходили с котелками, сложенными друг в друга по пять-шесть штук, и черпали из большого алюминиевого котла.

—   Котелок лейтенанта! — крикнул один из них.

—   Давай отнесу ему, — отозвался другой.

— У нас, старина, потрясающий лейтенант! — заметил Монсиньяк.

Эту фразу Шарль-Арман слышал повсюду, где бы ни появился.

Лица курсантов почернели от копоти, струйки пота оставляли грязные разводы на лбах и щеках. У всех появилась привычка кричать. Большой Монсиньяк похудел, но не утратил своего наивного фанфаронства, даже наоборот. Взяв котелок, он оседлал колоду, в которой прачка стирала белье.

—   Кавалерист ест под минометным обстрелом! — рявкнул он с набитым ртом, уперев кулак в бедро, и, глядя на стоящий рядом мотоцикл, продолжил: — Вам, связным, везет. Болтаетесь повсюду. Вот скажи, ты ведь только что из штаба. У них там что, совсем нет артиллерии, чтобы задать жару этим сволочам на том берегу?

—   Эх, старина, — ответил Шарль-Арман, дожевывая на ходу, — но не думаешь же ты, что артиллерия поможет нам выпутаться!

С тех пор как он услышал эту фразу от майора, он успел повторить ее раз пятьдесят.

— А как там старина Пюиморен? Ты его видел?

— Да. Он возле железнодорожного моста. Там тоже будь здоров как палят!

—   Наверное, трусит, по своему обыкновению?

—   Да нет, вид у него был лихой.

—   Однако… если бы нам сказали…

И эту фразу Шарль-Арман тоже слышал раз двадцать. Но он знал, что Монсиньяк непревзойденный специалист по банальностям.

«Ого, хорошо устроился!» — говорили бойцы, заглядывая в его котелок.

На соседней улице разорвался снаряд, потом еще один, поближе.

— Спешиться! — скомандовал Монсиньяк, спрыгивая с колоды. — Они нам даже расслабиться не дают! Это неправильно. Эй вы, ну есть же божье перемирие, в конце-то концов! Ну что ты будешь делать! — крикнул он в сторону неприятеля.

Взрыв на краю площади заставил его броситься на землю проворнее, чем ему хотелось бы.

— Ну вот, началось! — сказал кто-то. — Пора уходить.

Они перебежали в сад, где была вырыта траншея. Ограда сада уже успела рухнуть.

Среди шума и грохота Шарль-Арман услышал где-то рядом голос Монсиньяка, который повторял, как заклинание:

— Все здесь погибнут! Никого не останется! Ну! Давай еще! Давай еще!

И его широкие плечи вздрагивали при каждом взрыве. Через несколько минут обстрел немного стих.

— Лопа ранен! — крикнул кто-то.

Принесли Лопа в изодранной рубашке и с простреленным плечом. Его наскоро перевязали бинтом из индивидуального пакета, заведя бинт под лопатку.

— Мне уже лучше, я могу идти сам, — сказал Лопа, поднявшись.

Видимо, помимо раны он получил еще и сильнейший шок. Лицо его под слоем пыли было серым.

— Ламбрей, тебе придется отвезти его в пункт первой помощи, — произнес Монсиньяк.

От волнения Гийаде никак не мог завести мотор.