Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак

Он на рынок приходит всех позже. Увы!

Все распродано. Стонет и плачет бедняк

А потом из «Медеи» протяжно вопит:

«Все погибло, погибло! И я – сирота!

Сельдереевы дети, о, где вы, о, где?..»

Алкестида молча трясет головой. Мужчина все не может отдышаться. Видно, что-то его задержало, и сюда он бежал сломя голову.

– Ты же узнаешь меня? Я Меланфий, автор трагедий. Меня все знают! Ты же наверняка припрятала что-то для особых клиентов… Я двойную цену заплачу!

Драматург принимается копаться в листьях сельдерея на столе Алкестиды, отчаянно пытаясь отыскать завалявшийся кусочек. Вдруг он замирает, услышав у себя за спиной чье-то хихиканье. Рядом с ним стоит и ухмыляется молодой человек, хорошо одетый, но очень бледный. Меланфий в ужасе хватается за голову.

– Аристофан, нет! Я остался без угрей, а ты расскажешь об этом всему миру? Ты же этого не сделаешь, правда? Только попробуй!..

Четвертый час дня (09:00–10:00)

Приезжий спасает жизнь

Двое мужчин покидают Агору. Они увлеченно что-то обсуждают, временами прерываясь, чтобы полакомиться только что купленными яблочно-медовыми пирожными. Прохожие смотрят на них с любопытством: нетрудно понять, что младший учит чему-то старшего. Тот внимательно слушает и время от времени останавливается, силясь запомнить какие-то детали.

Многих это удивляет, потому что старший – Фек, уважаемый врач, у которого есть собственные ученики. Тот, что помладше – крепкий мужчина лет сорока пяти, – прибыл издалека. Его певучий акцент свидетельствует о том, что он родом с востока Эгейского моря (во многих восточных городах аттический греческий переродился в разнообразные диалекты. А речь жителей города Солы в Малой Азии столь изобилует ошибками, что неправильные обороты во веки веков будут называться «солецизмами»). Это Гиппократ с острова Кос, человек, который без ложной скромности признает, что он лучший в мире врач, относясь к этому званию как к простой констатации факта.

– Организм – единое целое! – говорит Гиппократ. – Разве мозг не страдает, когда поражены легкие? Порезав руку, можно заработать кровавый понос. А если человек растолстел, та или иная болезнь сведет его в могилу раньше, чем если бы он оставался стройным! Понимаешь, в этом я и разошелся с книдской школой: если у кого-то болит печень, они лечат печень, как если бы она не принадлежала, скажем так, к общности органов тела. А я заметил, что проблемы с печенью могут привести к проблемам с кожей и с почками. Опухоль зарождается в одном органе, но переходит и на другие. Организм нужно лечить как единое целое!

Фек вытаскивает изо рта застрявший в зубах кусок яблока. Выходит, опасную опухоль нужно вырезать, пока она не поразила другие органы. Ему следует упомянуть этот пример в разговоре со своим другом Никием. Никий, политик и искусный оратор, с радостью вставит эти слова Гиппократа в речь, обличающую его противника, Алкивиада.

Как и Никий, Фек убежден, что молодой Алкивиад – настоящая опухоль на теле города. Его своенравие, безответственное поведение, неуважение к старшим и к богам отравляют афинскую политику.

Алкивиад – подходящий кандидат для остракизма. Афиняне могут проголосовать за то, чтобы изгнать какого-либо политика из города на десять лет. Не в качестве наказания за преступление, а просто потому, что граждане посчитали его угрозой для политического организма.

Никий может призвать афинян изгнать Алкивиада, так же как доктора вырезают опухоль, прежде чем она поразит остальные органы. Медицинская аналогия поможет объяснить народу проблему. Фек убежден, что следует поскорее остракировать Алкивиада, пока он не втянул город в эту опасную и глупую сицилийскую авантюру.

Внезапно Фек понимает, что прослушал все, что Гиппократ успел сказать за последнюю минуту. От необходимости признать это его спасает человек в растрепанной тунике, расталкивающий прохожих и громко кричащий:

– Фек! Кто-нибудь видел врача? Он только что вышел с Агоры. Мне нужен Фек!

– Это я.

– Идемте, пожалуйста, скорее! Несчастный случай! На человека упал барабан колонны!

Человек, обращающийся к врачу, от нетерпения переминается с ноги на ногу.

– Мы ремонтируем храм Гефеста. База упала с телеги. Бедный Девкалион, ему придавило ногу! Вы ему поможете?

Врачи не ждут, пока проситель договорит. Услышав адрес, они со всех ног бегут по улице и прибывают на место как раз вовремя, чтобы не дать рабочим убить их нового пациента.

Рабочие просунули под барабан колонны деревянные доски и готовятся поднять его. Рядом с телом, неподвижно лежащим на брусчатке, и повозкой, запряженной ослами, уже собралась толпа, из которой доносятся то советы, то молитвы, то замечания.

Фек останавливается, чтобы отдышаться. Тем временем Гиппократ бесцеремонно отталкивает рабочих от досок, оттесняет человека, склонившегося над пострадавшим, и осторожно ощупывает живот последнего.

– Дыхание неглубокое, пульс слабый. Кожа бледная и влажная. На затылке большой синяк и отек. Вмятин нет, кость цела. Этот человек ушибся головой?

– Не знаю… Но ударился он сильно, – говорит один из рабочих, – наверное, разбил голову о брусчатку. С тех пор он не двигается и молчит… Но дело разве не в барабане? Надо его поднять!

Перевязка ран на поле боя [48]

Колонны вроде тех, что украшают вход в этот храм, не высекаются из цельного куска камня. Большинство колонн высотой в два-три человеческих роста; просто отыскать глыбы нужного размера было бы проблематично. Обычно колонны собираются из «барабанов» – каменных цилиндров в локоть высотой. В некоторых барабанах делают центральное отверстие, чтобы укрепить колонну с помощью металлического каркаса. Однако чаще всего барабаны держатся на месте за счет собственного веса.

Составив из барабанов колонну, рабочие заполняют щели цементным раствором и шлифуют стыки так, чтобы цемент невозможно было отличить от камня. Барабан, придавивший ногу юному Девкалиону, предназначался для основания одной из таких колонн и представляет собой весьма тяжелый кусок мрамора.

Гиппократ вынужден объяснять:

– Сейчас летальный исход весьма вероятен, но, если вы уберете барабан, он будет неизбежен! Приток крови к поврежденной конечности расстроит гуморы тела, и мальчик тут же