Последний Инженер - Евгения Мелемина

Джон остановился. Он потерял нить рассуждения и задумался.

– Я хочу сказать, что биомасса, шастающая по улицам, не заслуживает любви и понимания. Все, чем она занималась на протяжении тысяч лет, – это попытками выжить, желательно стадом, желательно за чужой счет, желательно, чтобы их никто не трогал, а если тронут – желательно спрятать голову в задницу и переждать. А еще желательно выбросить, сломать и уничтожить творения действительно умных людей, редких в этой импотентной в целом массе.

– Ты пропустил эпоху конструкта, – задумчиво сказал Шикан. – Не вписалась?

– Не вписалась, – признался Джон. – Что такое эпоха Конструкта? Ты знаешь? Я не знаю. Никто не знает. Имеем приблизительное представление: восторжествовавший логос, запрет на эмоции, гипнотические практики, бездушные решения. Кажется – страсть какая, как же так могло произойти? Ведь без здоровой эмоции человек ни шагу не сделает. А ведь сделали. За короткий отрезок времени опрокинули все понятия о прошлом, упорядочили, продумали… Одни изобретения чего стоят. Вертикаль, Спираль, Космина – что это такое? Для чего построено было, по какому принципу работало? И таких чудес десятки разрушены, а через сто лет не останется и следа… Полагаем: человек не может без искусства. В нем заложена потребность творить, и теологи почитают ее за искру Божью, а люди – за продукт эмоционального, эстетического томления, правда? Конструкт и тут преуспел! Творения Логоса оказались ничем не хуже прежних, выплаканных и выстраданных творений. Вопрос задается: может, эмоция – нижняя, неупорядоченная форма Логоса? Может, правильно человечество тогда шагнуло, правильно выбрало направление? Но теперь этого не узнать, эпоха завершилась. Куда делись наши конструктивные друзья? Неизвестно. Как в воду канули. Остались только сопливые нытики, плачущие дамочки и геройствующие болваны.

– Ты напоминаешь мне одного прихожанина, который ненавидел бездомных, но вместе с ними валялся в грязи и истязал себя, а потом сказал, что конкретно эти бездомные – нормальные, а вот остальные, которых он никогда не знал, – животные, подлежащие немедленному уничтожению.

– Тебя я тоже ненавижу, если ты об этом, – ответил Джон. – Ты все же проживаешь во вполне человеческом теле. Извини, обычно я не выхожу за рамки вежливости.

Шикан улыбнулся и потянулся за новой лимонной долькой.

– Это не может меня обидеть, – сказал он. – Твои рассуждения вообще не имеют смысла, поскольку остаются рассуждениями, а на них каждый имеет право. Тот прихожанин имел право рассуждать о массовых убийствах и был в своем праве, пока не кинулся бы осуществлять безумные идеи. Эти беседы носят характер камерный, локальный… доморощенные политики и вершители, бунтари и оппозиционеры, расисты и шовинисты. Если пройтись по квартирам, мы обнаружим их всех, и тем не менее продолжаем жить в правовом государстве, покой которого изредка нарушают митинги гильдии Природы, и те добиваются права высадить какую-нибудь аллею, и не более.

– Город, – тоскливо сказал Джон, – когда-то это был прекрасный город. Я любил здесь жить. Мне нравилось. Я тогда еще не знал, что буду никем, собачьей яйцерезкой, влипшей в эту грязь, серость и паскудство… прости за такие слова, не могу иначе объяснить эту кислятину. Выплеснул бы их всех, как помои из ведра, и начал бы сначала, да так, чтобы все знали: нет никакого равенства, и не кривлялись, изображая добродетель. Знаешь же? Читал же? Гражданин имеет право на… Гражданином считается субъект, имеющий микрочип и постоянную зарегистрированную жилплощадь. Бездомных в правах не ущемляют, потому что права положены только гражданам. По закону. Такое мерзкое вранье, что передушил бы всех… я ведь многого не требую. Честности. А ведь врут – даже про этого террориста наверняка наворотили с три короба, да еще и не факт, что именно меха виноват. С них станется пустить под откос собственные поезда, чтобы направить народную мысль в нужное русло.

В комнате стало темнеть. На Китайской улице зажглись фонари, и по их сигналу Джон тоже зажег в комнате свет – маленький круглый ночник, причудливо осветил груды книг, тяжелую мебель и словно каменную фигуру Шикана. Всюду лежала печать Спирали – синие лоснящиеся отблески.

– Тебя волнуют правительственные выпады против меха?

– Можно сказать и так, – нехотя ответил Джон, прижимая стакан ко лбу. – Из меха сделали монстров, жутких чудовищ, способных на все, а ты сам знаешь – без зарядных устройств мы ничем не отличаемся от людей, только изнашиваемся намного медленнее. Мы беспомощны и не сможем противостоять массированной травле.

– Я слышал, что не все из вас потеряли зарядные устройства, – заметил Шикан, – пока люди верят в то, что где-то в городе обитают армс-меха, они будут остерегаться. Доказательств того, что вы безопасны, нет, а доказательства того, что опасны – по всем каналам. Обрушение Вертикали не под силу ни человеку, ни меха с пустой батареей. Он был заряжен под завязку, и он бежал, угробив целый отряд «Шершней». Есть доказательства, что и крушения поездов, и пожар, и падение моста – его же сомнительная заслуга.

– Нет, – сказал Джон.

– Что – нет?

– Нет, меха не мог это сделать. Никакой меха, даже армс, даже использовав аварийные батареи, не смог бы опрокинуть Вертикаль. – Он повернул к Шикану бледное лицо и усмехнулся. – Этот кто-то был намного страшнее, чем меха.

Вдруг он торопливо поставил стакан и соскочил с подоконника. Секундой позже грянул звонок – классическая трель стационарного телефона. Камера, установленная над дверью, показала двоих, склонившихся над планшетом.

– Гости? – поинтересовался Шикан. – А еще ром у тебя есть?

Джон не ответил. Если бы не меха-контроллеры, его сердце бы бешено колотилось. Контроллеры работали исправно, но накатила дурнота, обычная для подавления волнения.

– Джонни Доу! – заорал Карага из-под двери. – Открывай! Или дверь сломать? А… не, спасибо.

– Проходите, – запоздало пригласил Джон.

Карага уже вошел и сразу же направился в комнату, где отдыхал отец-основатель Братства Цепей. Эвил равнодушно скользнул следом и принялся копаться в книгах, листая их по очереди и отбрасывая одну за другой.

– Ром! – провозгласил Карага, поднимая бутылку. – Эвил, ром!

– Мы еще не закончили, – холодно напомнил Эвил.

– Ну, копайся, копайся, – разрешил Карага, – а я буду вести допрос. Джонни! Иди сюда, придурок! Что за красавчик напялил твой халат? Ты что-то от нас скрываешь?

– Крэйт, это Шикан Шитаан, проповедник Братства Цепей. Шикан, это Крэйт, он работает в службе спасения…

– Очень интересно, – сказал Шикан и протянул Караге руку. – Значит, вы были свидетелем страшных разрушений у Белого вокзала?