Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На «День всех влюбленных», во время школьной дискотеки, со слезами на глазах, я наблюдала за девчонками, которые хвастались полученными открытками. Мои же руки пустовали.
— Желаю тебе красивую прическу и большую грудь, — по слогам читала Нина, держа в руках клочок бумаги в форме сердца. — С любовью, Сема. Вот придурок! Нужно пожелать ему мозгов и скорейшего исчезновения!
Обида душила меня. Только потом я узнаю, что все адресованные мне открытки украл Рыбин. Как сказал Колька Лагута, он сжег их, а потом еще долго изображал танец изгоняющих демонов. Жаль, что главный демон сам себя изгнать не мог. Не-на-ви-жу.
Впрочем, когда я вернулась домой, то все расстройство, как рукой сняло.
— Смотри, Златка, это тебя Саша передал, — брат протянул мне деревяшку, на которой было выжжено сердце, а внутри маленькие месяц и гроза.
Тогда я убедилась наверняка, что эти «знаки» олицетворение чего-то светлого.
— А вот это Семка подложил, — неожиданно добавил Паша. — Что это?
По правде говоря, я сама не понимала. Это был марлевый мешочек, перевязанный цветными нитками, и только когда я поднесла его к носу, то все поняла. Клубок пах сухими цветами и ягодами.
Я могла бы расценить эти презенты, как скромное признание в чувствах, только вот уже давно знала о них. Как же мне хотелось быть честной перед ребятами, перед собой и только один из подарков положить под подушку, но я прятала оба. Эгоистично, знаю, но…
Порой мне казалось, что от переизбытка сладкого компота чувств моя душа начинала бродить. Я не могла сделать выбор и портилась изнутри. Я увядала.
Весной, меня ждало новое потрясение. Я все чаще стала замечать Сашу в окружении старшеклассниц, а точнее, Надя Кукушкина, в народе Кукушка, не давала Соколову прохода. «Сокол + Кукушка» — этой гадостью были исписаны все школьные стены. Этот пернатый союз выводил меня из себя. Я догадывалась, что к этим каракулям Саша не имел никакого отношения, но точно знала, чьей помадой они были нарисованы. Надя — это еще один фактор, который вызывал у меня аллергию и невероятную ненависть.
— Цветкова, ты ведь соседка Соколовых? — лепетала она, заталкивая мне в карман разрисованную цветными карандашами записку. — Передай это Саше. Он поймет от кого.
Однако, Саша ничего не понимал, потому что мерзкие бумажки были разорваны в клочья и утоплены в луже. В эти моменты я оправдывала поступки Рыбина, так как сама не могла подавить растушую в груди агрессию.
К счастью или же к горю, планам Нади не суждено было свершиться. Прошел целый год, наступило лето, а единственной геометрической фигурой, которую я изучила вдоль и поперек, был «любовный треугольник». Саша и Сема перестали стесняться своих чувств, и открыто заявляли об этом.
Что ж, с этого все и пошло…
Дамба. Злорадные крики. Связанные руки. Парализованная страхом я и, Соколовы, идущие на самоубийство.
— Она — моя, понял? — со злостью в голосе бросил Сема, сделал широкий шаг и полетел вниз.
Сердце кольнуло, а когда следом прыгнул Сашка, легкие отказались принимать воздух.
Капли от всплеска, как тысячи мелких осколков вонзились в мое лицо.
— Ого! Прыгнули! — возрадовался Рыбин, и вся толпа ринулась к реке. — Ай, да Соколовы. Ай, да красавцы!
Забежав в реку по колено, я остановилась, вспомнив, что не умела плавать, а нырять и подавно.
— Ну что же вы стоите, как пени?! Вытаскивайте их! — рыдала я, но никто не думал помогать. — Да что с вами такое?!
— Не ссы, Златка! — отмахнулся Вася. — Связали их не туго! Выплывут!
Прикрыв рот ладонью, я судорожно мотала головой, в надежде увидеть их выныривающие из воды лица, но все без толку. Минуты шли, а поверхность реки оставалась гладкой.
— Померли, что ли? — удивленно предположил Рыбин, и тогда мои ноги подкосились.
Подбородок коснулся воды, перед глазами потемнело, а по губам скатилась горячая струя крови.
— Что тут происходит? — раздался голос участкового. Он и еще мать Соколовых бежали к реке, постоянно спотыкаясь о камни. Колька Лагута привел их. Болтун, конечно, но сейчас это было верным решением.
— Папа, там Соколовы! — смеясь, пояснил Рыбин, и Жанна Анатольевна охнула. — Уже минуту не выныривают! Доставай, может, кто живой еще остался!
Его слова были подобны дьявольской рапсодии. Мне стало дурно, как никогда.
— Опять ты? — прорычала Жанна, тряся меня за плечи. — Это ты их довела, змея! Сколько можно над парнями издеваться? Все это на твоей совести! Тебе других парней мало? Что бы я тебя рядом с ними больше не видела!
Пока меня несправедливо обливали грязью, на берег уже вытащили братьев Соколовых. На секунду став героем, Рыбин развязал парням руки.
— Я выиграл? — откашлявшись, спросил Сема. — Если нет, то я требую пересдачи экзамена.
— Что ты несешь, дурень? — озверевшая от ужаса мать припала к
Семену. Она начала судорожно гладить его по лицу. — Как вы только додумались до такого?
— Остынь, мама. Я в порядке. А где второй твой отпрыск?
Тем временем, Соколов старший уже поднялся на ноги и, как ни в чем небывало, стряхивал воду со своих волос.
— Тут я, Ихтиандр. Целый и невредимый. Кстати, ты проиграл.
Сема нервно убрал руки матери.
— Это еще почему?
— Тебя первым достали. Я дольше продержался в воде.
Глаза Жанны Анатольевны поползли на лоб.
— Что ты несешь, сынок?! Как вы могли?! Вы вообще обо мне не думаете! Ради чего такие жертвы?!
— Это они из-за Цветковой прыгнули! — быстро объяснил Рыбин.
— Она тут не причем, — резко заступился Саша, но едва ли я была ему за это благодарна. — Мы прыгнули по другой причине.
— А кто причем? — не унималась мать. — Я скоро сыновей лишусь из-за этой пигалицы!
— Да уж, — вздохнул отец Рыбина, выжимая рукава своей формы, — все проблемы из-за баб. Вот поэтому, я развелся.
Земля уходила из-под ног. Необоснованное чувство вины тяжелым грузом свалилось на плечи. Обида. И злость. Она постепенно начинала преобладать над всеми остальными чувствами.
— Вы хотели услышать мое решение? — резко обратилась я к Соколовым. — Вы же этого ждали?
Саша и Сема подняли на меня свои головы и наивно навострили уши.
— Так вот, идите к черту! Оба! Вот такой мой выбор!
Прорвавшись сквозь толпу ребят, я побежала домой и тогда дала волю слезам. Последним слезам. Я зареклась, что оставлю братьев в покое. Мне надоело мучиться. Мне надоело мучить их. Я решила отключить чувства и эмоции, отключить ядовитые мысли и жить свободно.
Мне было пятнадцать, и это было самым осознанным решением за всю мою жизнь.
— «Все зашло слишком далеко. Теперь все