Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай

опухшие веки, я увидела Колю. Или это был не он — я не понимала. Я знала только одно — мне жутко хотелось пить. Сухие губы слиплись намертво, словно по ним прошлись иголкой с капроновой ниткой.

— А если кто увидит? — с опаской спросил Коля. Его несвежее дыхание касалось моей шеи. Мерзость.

— Кто? — пренебрежительно фыркнул Рыбин. Он был где-то рядом, но я его не видела. — Все давно спят. Не ссы.

— Хорошо. Я, ведь, только посмотрю…

А потом, кроме холода, которым обдало мои колени, я больше ничего не чувствовала. Я вообще не была уверена в реальности происходящего.

* * *

Мне снился Саша, который смотрел на меня жалобным, разочарованным взглядом. Его теплая рука гладила мои волосы, а губы содрогались. Он был расстроен — видимо картина, которая предстала перед его глазами, была крайне жалкой.

Мой сон прервал Рыбин. А точнее его жуткий смех. И могла бы я узнать, что именно его веселило, но перед моими глазами стояла черная пелена.

— Ну вот, Цветкова, сказка кончилась, — шипел он. — Пора жить реальностью.

Мне было настолько плохо, что я не придавала значения ни одному его слову. И если бы сейчас Сема поспорил со мной на то, что я не смогу даже промычать, то он бы выиграл. Даже вздохнуть было сложно. Легкие болели, потому что были полны ядовитого дыма.

— Посмотрим, что теперь Соколовы скажут…

* * *

Позже я согнулась над рекой. Меня рвало. Долго рвало. Кажется, желчью, но от этого легче не стало. Мне хотелось спать. Только спать и все. Года так три.

Кто-то отнес меня на траву. А точнее, бросил. Боль в затылке спровоцировала последующую амнезию и очередную кому.

Сон продолжился. Саша. Саша. Саша. Он долго смотрел на меня и молчал. От его молчания становилось жутко, а от потухшего взгляда невероятно грустно.

Черт, почему же так грустно? Прибывая в полудреме, я боролась с сильнейшим желанием расплакаться. Слезы так и просились наружу.

* * *

— Вы что, гады, тут делаете?! — дедушка был рассержен. Сильно. Даже во сне мне стало страшно. — Порешаю, ироды!

— Ничего мы не делали! Она сама напилась! Только попробуй меня тронуть, Федор, отец узнает, мало не покажется!

— Ах, ты, сученышь! Убью, сволочь!

Голоса перемешались. Мне не нравился этот сон. А еще этот звук выстрела, был настолько реалистичным, что вялое сердце, наконец, сжалось и усилило темп. Лишь на долю секунды, потому что меня снова прибрала тьма.

«Если ты проболтаешься кому-нибудь, я убью тебя и твоего сопливого братца. Мне ничего не будет.»

* * *

Я проснулась от яркого света. Утро было ранним, но достаточно светлым. Над рекой опустился гутой туман, а мое тело знобило от холода и от чего-то еще. Такое состояние было для меня в новинку. Голова норовила расколоться на части.

С трудом приподнявшись, я увидела мирно спящее на траве тело и попыталась восстановить события вчерашнего вечера.

Рыбин. Колька. Травка. Алкоголь. И…

Саша. Я помню его глаза. Он пришел за мной. Вернулся, несмотря на обиду. Я молилась, чтобы это оказался он.

Сил не хватало, но все же я приподнялась. Голова кружилась, как и весь мир. На шатающихся ногах, я все ближе приближалась к телу. Шаг, еще один, и у моих ног лежит совсем не Саша.

— Дедушка? — хрипло проговорила я и упала на колени.

Федор, не моргая, смотрел перед собой, в его глаза отражалось облачное небо. Его губы были слегка приоткрыты, словно ему не хватало воздуха, а лицо стало неестественно бледным. Грустным. И только легкий ветерок колыхал его седые волосы.

— Дед? — чуть громче простонала я. — Дедушка…

Зажмурившись, я попыталась хоть немного восстановить память, но все тщетно — перед глазами заплясали искорки. Я не могла даже предположить, как Федор оказался рядом и почему решил прилечь.

— Ты слышишь меня? — моя рука коснулась его щеки, ледяной щеки, отчего я вздрогнула. Стало не по себе.

Утреннее пение птиц казалось мне ужасающим чириканьем. Все внутренности сжались от холода и страха. Мысли отказывались складываться в единую цепочку. Губы немели.

— Дедушка, прости меня, пожалуйста, — по моему холодному носу скатилась горячая слеза. — Пошли домой. Там Пашка нас ждет.

Но Федор не отреагировал на мою просьбу. Никак. Он продолжал с особой грустью разглядывать небо, не обращая внимания на мою слезную мольбу.

— Дед, вставай! — надломлено прокричала я, схватив его за плечи. — Ну, хватит! Я все поняла! Я очень виновата перед тобой! Вставай, слышишь?!

Мои пальцы стали влажными. Это была кровь. Мокрый отрезок рубашки прилип к груди старика. Бездыханной груди. В этот момент, ко мне начало приходить нежеланное осознание.

— Дедушка, ты спишь? — наивно спрашивала я, мечтая услышать ответ. Но, мой милый старичок молчал.

Струны души начали рваться одна за другой. Зубы заскрипели. Я не желала принимать правду. Нет. Нет. Нет.

— Нет, — тихо вырвалось из груди. — Нет, нет, нет.

Я уткнулась носом в окаменевшее тело, моля о том, чтобы все оказалось жестоким кошмаром. Дедушка пах бергамотом и жженой листвой. И еще чем-то новым. Я не знала, как пахнет смерть, но, кажется, это была она.

— Деда! — детский крик пугает пролетающих мимо птиц. — Меня пчела укусила!

— Не может быть! Дай глянуть, — дедушка берет мою ладонь в руки. — Мое ж ты солнышко. Больно?

— Угу, — хнычу я, надеясь на сострадание.

Дедушка тихонько дует на покрасневшую кожу.

— Заживет, — утверждает он. — Любая рана заживает. Даже самая глубокая. Главное, быть сильной и не плакать.

Мои дрожащие губы выпячиваются вперед.

— Но мне больно!

— И боль пройдет, Злата. Даже самая сильная. Со временем все проходит…

Мокрый нос Каштанки уткнулся мне в подмышку, а потом и звонкий крик ударил по ушам.

— Зося, где вы были?!

Паша.

Он стоял босой на траве, в одной пижаме и едва сдерживал слезы.

— Я всю ночь один был! Не стыдно вам?! Это Каштанка вас нашла! Я больше никогда не буду с вами разговаривать, понятно?!

Я медленно подняла глаза на брата. Что говорить в такие моменты? Как вести себя? Боже, происходит ли это на самом деле?

Мне было пятнадцать, и я думала только о своих чувствах.

— Уходи! — взревела я, чувствуя боль в скулах. — Убирайся отсюда!

Мальчишка вздрогнул. Его лицо стало бледным, губы затряслись, а из глаз хлынули слезы.

— А деда? Что с дедой? — повторял он, не желая уходить.

— Пошел вон!

Я рвала сырую траву, судорожно вытирая ею руки. Железный запах крови попадал в нос, как нашатырный спирт, он приводил меня в чувства. А