Страна, в которой ходят вверх ногами - Наталия Самохина

над небоскрёбами Голд Коста, мы поравнялись с пеликаном, царственно парящим над Лабрадором. Ни минуты не раздумывая, беглянка приземляется на одно из распростёртых в воздухе крыльев. И вот мы уже становимся частью этой огромной птицы, глядя на мир её круглыми чёрными глазами, утонувшими в ярко-жёлтой коже глазниц. Вместе с пеликаном мы начинаем медленное снижение над лагуной, тянущейся вдоль высоких сосен-сестёр, дружная семья которых живёт в маленьком уютном парке. Описывая над пляжем круг за кругом, пеликан сбрасывает высоту. И, наконец, приводняется на спокойную бирюзовую гладь, тормозя сильными лапами, словно одетыми в элегантные серо-голубые чулки.

По поверхности лагуны уже барражирует пеликанья стая, похожая на флот игрушечных канонерок. Здесь и взрослые птицы, хвосты которых украшены турнюрами из красиво собранных чёрных перьев. И более скромно окрашенная пеликанья молодёжь, которая держится на некотором удалении от вожака стаи. Пеликан-адмирал поднимает свой огромный клюв с подсумком из морщинистой, нежно-розовой, украшенной голубоватыми полосками кожи, приветствуя вновь прибывшего члена сообщества. Ловко перестроившись, пернатая флотилия направляется к противоположному берегу. Стайка серебристо-голубых рыб, попавших в лагуну во время прилива, с облегчением взирает на удаляющихся пеликанов. Возможно, что теперь им удастся дожить до следующего прилива, несущего долгожданное освобождение.

Чего не скажешь о скате, отдыхавшем в тёплой прибрежной воде. Потревоженный и огорчённый, он медленно исчезает в прохладной аквамариновой глубине. На белоснежный песок, где только что лежала тень от его причудливо очерченного мозаичного тела, наступает пеликанья лапа. Птицы одна за другой выходят на берег лагуны и идут по направлению к пляжному кафе, откуда к ним навстречу уже спешит парень с тяжёлым ведром рыбьих голов. Теперь нам самое время покинуть гостеприимного пеликана и направиться на поиск новых впечатлений. Поднимаясь над лагуной с потоком океанского воздуха, мы понимаем, что быть пеликаном, это значит быть и морской водой, и рыбой в её глубине, и даже тем парнем на пляже, который приветствует огромных птиц, как своих старых друзей…

«Куда же теперь направится путешественница?», – думаю я, наблюдая за тем, как соединяющая нас нить становится всё длиннее и длиннее. Ага, так вот же она! Неугомонное создание приземляется на узкий лист высокого эвкалипта и, впрыгнув в его крошечное устьице, движется вместе с соком по древесным артериям, питающим тело исполина. Эвкалипт, словно гигантская помпа, выкачивает воду из глубины земли. Испаряясь, вода доходит до каждого листа, давая ему силу пережить полуденный зной. Мы чувствуем, как быстро растёт дерево, увеличиваясь в обхвате. Так быстро, что кора лопается, не выдерживая натиска древесной плоти. И отслаивается длинными полосками, оставляя для обозрения идеально гладкий, точно отполированный ствол. А затем все древесные соки устремляются к цветочным почкам, вызывая к жизни побеги, на которых формируются белые пушистые цветки.

Привлечённые медовым ароматом цветов, к ним со всех сторон слетаются деловито жужжащие пчёлы, ловко набивающие пыльцой корзиночки на задних лапках. Конкуренцию пчёлам составляют многоцветные, словно ожившая радуга, попугаи. Они лакомятся нектаром, которым угощает их щедрое дерево, не забывая время от времени устраивать потасовки на его раскидистых ветвях. В волшебный час заката, когда румяные отблески утомлённого солнца золотят цветочные гроздья, летучие лисы слетаются полюбоваться этой красотой. Позже, когда ночь набросит на ветви дерева тёмную, всю в мерцающих звездах вуаль, маленькие поссумы выйдут из своих укрытий. И белые цветки будут отражаться в их выпуклых глазах, как крошечные фонарики, зажжённые луной.

А затем наступит новое утро. Дружная пара австралийских сорок, одетых в элегантные чёрно-белые наряды, закончит строительство гнезда, ловко пристроившегося почти на самой верхушке дерева. Мама-сорока отложит бледно-голубые, покрытые коричневыми веснушками яйца и станет согревать их теплом своего лёгкого тела. А гордый отец оповестит весь мир об этом замечательном событии звонкой, мелодичной песней. И мы с моей подругой-путешественницей поймём, что быть деревом означает быть и землёй, из которой берут начало его корни; и небом, к которому оно стремится; и даже призрачно-голубым птичьим яйцом, хранителем новой жизни.

Но если жизнь только начинает зарождаться в янтарной глубине сорочьего яйца, то в этом, покрытом кожистой оболочкой, она уже полностью сформировалась. Яйцо находится в брюшной сумке покрытого иголками зверька с птичьим носом. А сам этот симпатичный зверь прячется от ярких солнечных лучей в полом стволе упавшего дерева. Мое неугомонное «Я» прыгает в сумку и через поры яйца проникает в его таинственную тёплую глубину. Сморщенная кожица больше не мешает нам разглядеть маленькую ехидну, почти прозрачную и покрытую узором из кровеносных сосудов. Малыш похож на силиконовую игрушку. Но у него уже есть тёмные, пока незрячие глаза, широкие смешные лапки и острый зуб на верхней челюсти. Вот этим зубом ему и предстоит выполнить немыслимо трудную для такой крохи задачу – прорвать оболочку яйца, выбраться наружу и вытолкнуть опустевшую колыбель из материнской сумки.

У нашей маленькой ехидны всё получается, и наградой за титанический труд ей становится вкусное молоко, которое сочится из пор родительской сумки. Полупрозрачное создание слизывает молочные капли крошечным язычком, и когда его розоватый живот становится почти белым от наполнившего его молока, засыпает крепким сном. Осторожно, чтобы не потревожить своё новорожденное дитя, мама-ехидна покидает гостеприимное дупло. Сильными лапами с когтями, похожими на миниатюрные лопатки, она роет нору в красноватой глинистой земле. Новый дом представляет собой почти метровый ход, заканчивающийся небольшой детской. В этом уютном укрытии они неразлучно проведут следующие три месяца. Малыш будет пить молоко и спать в материнской сумке, а его тело начнёт покрываться пёстрыми, пока ещё мягкими иглами, украшенными чёрными кончиками.

Так пролетает шестьдесят дней. Прозрачное существо размером с виноградину превращается в симпатичного зверька с бежевой шёрсткой и иглами соломенного цвета. Круглые глаза молодой ехидны весело смотрят из-под смешной колючей чёлки. Теперь мать будет оставлять своё подросшее чадо в одиночестве на несколько дней, надёжно запечатав вход в нору от непрошенных пришельцев. Ей предстоит охота на жуков в высокой траве. А если повезёт найти термитник, то у неё хватит сил проломить его стену своими мощными лапами, созданными для рытья. А затем запустить в обнажившиеся лабиринты разрушенного гнезда свой длинный липкий язык, чтобы снова втянуть его в рот вместе с налипшими вкусными термитами. В поисках еды ехидна может переплывать ручьи, высовывая свой длинный нос на поверхность, как дыхательную трубку.

Спустя три месяца мать-ехидна придёт к норе, чтобы покормить своё уже взрослое дитя в последний раз. Затем она оставит вход в нору открытым и уйдёт, чтобы уже никогда не вернуться. Молодая ехидна покинет детскую, вступая в новый