Страна, в которой ходят вверх ногами - Наталия Самохина

аккуратно сложенных досок на борту судна с именем исчезнувшей птицы. Шхуна «Гуйя» с грузом драгоценной древесины каури на борту отправляется в плавание к берегам страны-континента, которую когда-то называли Terra Australis Incognita – Неведомая Южная Земля. А её настоящие хозяева, тысячелетиями жившие на этих просторах, так и не дали ей имени. Племена аборигенов, расселившихся по континенту, разговаривали на разных языках. И у каждого племени было имя именно для той местности, где жили они. Люди, обитавшие на среднем западе, нарекли свою землю «Утуру», соседние угодья назывались «Барна». Племя, разговаривающее на языке Вемба-Вемба, называло родину звонким словом «Каррек», звучащим, как имя ручья. Возможно, что я найду новое имя для этой страны, кто знает…

Рождение каждого существа происходит по-разному. Моё появление на свет, как дерева, было рывком из выносившего меня тёплого лона земли навстречу свету и родному голосу. Теперь же я, распиленный на доски и бруски, вновь становлюсь единым целым, превращаясь в лодку под умелыми руками корабельного мастера. Шершавые, в трещинках руки ловко укладывают доски для днища и сшивают их с поперечиной гвоздями. Затем с помощью верёвок и двух ломов загибают борта, придавая им элегантную форму. Красивыми, плавными движениями плотник трансформирует бруски в закруглённые шпангоуты, которые становятся моими рёбрами. Натруженные руки виртуозно работают рубанком, округляя, выравнивая, шлифуя. Солнечные блики нагревают моё новое тело, которое начинает источать смолистый запах. Шершавые, почти, как и его руки, губы плотника прижимаются к тёплому борту, благодаря за гибкость и податливость моей древесной плоти, превращающей тяжёлый труд в радость созидания. И с каждым таким прикосновением тает холод, поселившийся во мне в тот, теперь уже далёкий день, когда люди с усталыми лицами и равнодушными глазами пришли за мной в лес Вейпуа.

Моего создателя и хозяина зовут Генри Чарли Роуз и это его незнающие усталости руки превратили меня в моторную лодку-баркас с идеально ровным днищем, элегантно изогнутыми бортами и уютной кабиной с глазами-иллюминаторами. Моё рождение произошло в северной части города Маккай на улице Малькомсон в 1914 году. И, как любой вновь появившийся на свет, я был наречён именем. Генри назвал меня «Элеонор» в часть своей матушки Элеонор Роуз. Вместе с тремя друзьями хозяин спустил меня на воду с судостроительной верфи, расположенной на месте пересечения двух небольших рек – Вайнс Крик и Барнис Крик. Тогда я впервые осознал, какая это радость – скользить по поверхности воды, разрезая речную гладь! Наверное, птицы точно также наслаждаются полётом, паря в воздушном потоке…

А потом в мою жизнь вошёл океан, и я узнал лёгкость морской воды, её удивительный цвет и терпкий солёный вкус. Я полюбил наши с хозяином плавания на маленький остров Кесвик. Мы заходили и бросали якорь в тихой Базиликовой Бухте, где он плавал, а я наблюдал за яркими, похожими на драгоценные камни тропическими рыбами и морскими черепахами, проплывающими под моим днищем. Огромные скаты-мантры кружили вокруг меня, порождая бесчисленные гроздья воздушных пузырьков каждым взмахом своих гигантских крыльев. Они были похожи на вестников из далёкого прошлого, пришедших к нам из немыслимых тёмных глубин, которые ищут и не могут найти того, кому следует вручить послание из бездны… Когда, наплававшись вдоволь, Генри возвращался ко мне на борт, мы отправлялись к утесам у Ленгтон Пойнт, понаблюдать за морскими орлами, прилетавшими покормить своих птенцов. Орлы сооружали большие гнёзда на вершинах утёсов и возвращались к ним каждый год, чтобы дать жизнь новому потомству и протянуть живую нить между настоящим и будущим.

Наша с хозяином дружба подарила мне целый мир, частью которого мне суждено было стать. Мир скорости, где, преодолевая сопротивление ветра и волн, нужно мчаться к победе, вкладывая всего себя в последний рывок. В апреле 1914 года мы с Генри Чарли Роуз, который был членом Парусного Клуба Маккай, пришли вторыми на Регате в городе Боуэн в категории моторных лодок. Хозяину вручили Серебряный Кубок под рукоплескания зрителей, а для меня наградой стали любовь и гордость, с которой он смотрел на меня.

Время, перелистывая страницы в книге моей жизни, переносит меня в воскресный вечер двадцатого января 1918 года. Я снова лечу, но на это раз не по океанским волнам, а с порывом ветра невиданной силы, который сорвал меня с пристани на реке Пионер и поднял высоко над землёй. В чудовищном вихре, поднятым циклоном без имени, ударившим по городу, кружатся в неистовой пляске доски, некогда составлявшие стены домов и сорванные крыши. Ураганный ветер проносит меня над разрушенными кварталами, в которых не осталось ни одного целого здания и со всего размаха бросает на булыжную мостовую того, что ещё час назад было Брисбенской улицей. Рядом со мной приземляются сорванные с петель ворота, некогда с любовью украшенные затейливой резьбой, и тележное колесо. Совсем близко от моего борта лежит безжизненное тело молодого мужчины, прижимающего к себе девочек-двойняшек. Даже чудовищная сила ветра не смогла разжать руки отца, сжимающего маленькие ладони. Теперь они навсегда останутся вместе…

В предрассветный час Маккай накрыло трёхметровой штормовой волной, затопившей всё, что ещё не было разрушено ветром. Течением ко мне прибивает кусок деревянной стены дома, на котором, как на плоту, старается спастись семья с маленькими детьми. Малыши настолько напуганы, что даже не в состоянии плакать. Я безуспешно пытаюсь укрыть их от второй надвигающейся волны, но все мои усилия напрасны – тёмная масса воды накрывает плотик и уносит людей прочь. Крыша одного из уцелевших домов всё ещё видна над водой, но конюшню уже затопило. И некому было освободить бившихся в стойлах лошадей, тщетно призывающих хозяев на помощь. Привязанная к забору дома белая пушистая собачка лаяла до тех пор, пока её голова не скрылась под мутной водой. Если бы меня самого не затопило, то я, возможно, смог бы её спасти…

Когда всё закончилось, и вода сошла, полиция обнаружила меня, покрытого илом, на Брисбенской улице. Я оказался единственной неповреждённой лодкой в Маккай после циклона. Мой владелец Генри Чарли Роуз тоже стал одним из счастливцев, переживших страшное бедствие. Люди, потерявшие дома, нашли приют в нескольких уцелевших кирпичных зданиях. Так, в здании Городского Собрания разместилось более шестидесяти человек. Некоторых принял под свой кров отель «Принц Уэльский», чудом сохранивший и свои литые чугунные колонны, и резную веранду, опоясывавшую второй этаж. Среди всеобщей разрухи отель возвышался как остров, усеянный обломками кораблекрушения, выброшенными на его берег волнами, уже утратившими свою разрушительную мощь. Да и весь Маккай словно превратился в остров, отрезанный от цивилизации, жители которого не