Ложные надежды (СИ) - "Нельма"

— И каждый, кого ты упомянул в этой истории, может воровать деньги. Только цели будут различаться, — я потираю пальцами виски и выстраиваю мысленную схему сложных родственных связей и запутанных взаимоотношений между несколькими семьями, тесно связанными друг с другом. И опять что-то не сходится, вот только что именно — не понимаю. — А как же семья и родственники того компаньона, которого кинул твой дед?

— Сын, жена и брат давно умерли, единственная племянница эмигрировала в Австралию и работает там ветеринаром, её дети ещё учатся в школе. Никаких ниточек, которые могли бы связывать её с любым сотрудником наших компаний, Глеб не нашёл. Как и ранее не учтённых тайных детей или дальних, но очень преданных родственников. Так что этот вариант уже отпал.

— А самому Глебу ты настолько доверяешь? — кружка в руках Кирилла останавливается прямо на половине пути ко рту, а взгляд его цепляется за меня и беспардонно пытается расковырять дыру достаточных размеров, чтобы можно было заглянуть прямиком в душу.

Или посмотреть, осталось ли от неё хоть что-то.

— Он бы наверняка обиделся, услышь твой вопрос, — со смешком замечает он и улыбается. Не ухмыляется злорадно и надломленно, не кривит губы в какой-то почти болезненной гримасе, а по-настоящему и искренне улыбается. Когда-то он уже делал так же, но то время давно размылось в моих воспоминаниях неуклюже оставленной водянистой кляксой и казалось чем-то выдуманным и иллюзорным.

И меня так злит, что я словно испытываю эту блядскую, никому не нужную и позорную радость за него.

— Думаю, не обиделся бы. Спроси у него самого, — пожимаю плечами и отвожу взгляд, разглядывая жалкие останки сигареты в пепельнице. — И всё же…

— В нём я не сомневаюсь.

— Хорошо, — киваю головой и судорожно придумываю ещё вопросы, лишь бы не оставаться сейчас в тишине. — Деньги пропадают только из той компании, где я работаю?

— Я ещё не знаю. В бухгалтерию основной компании Байрамова мы не смогли найти лазейку, а данные из своей компании я буду доставать таким же образом, как и ты — украду из общей базы данных через разработанную Ромой программу. Заодно проверю, как она работает.

— У тебя нет доступа к счетам собственной компании?

— Во-первых, компания не моя, а моего отца. Во-вторых, у меня есть только финальные таблицы прихода и расхода, а все несостыковки видны уже при детализации движения финансовых потоков. В-третьих, я не достаточно компетентен, чтобы с уверенностью утверждать, что смог бы заметить расхождения, даже имея всю необходимую информацию.

Он снова опускается на табурет, отодвигает от себя кружку и смотрит на меня. Ждёт, когда же я догадаюсь, что именно он имеет в виду.

А я жду, когда с глаз спадёт пелена ярости, потому что очередной обман Зайцева я поняла ещё на середине второго пункта.

— Ты имеешь в виду, что все полученные данные буду просматривать и анализировать я?

— Да.

— Нет, — уверенно отвечаю ему, а взгляд так и бегает от пепельницы к кружке. Хочется подскочить и немедленно вымыть их, замочить в огромной пенной шапке из моющего средства с противно-химическим ароматом лимона и долго-долго тереть губкой, пока кожа на пальцах не побелеет и не сморщится. Если бы все следы его присутствия в моей жизни можно было так же легко вытряхнуть и отмыть. — Мы так не договаривались.

— А как мы договаривались? — нагло интересуется Кирилл, удивлённо приподнимая брови, и, облокотившись локтями о стол, складывает пальцы домиком на уровне своей груди.

— Разговор шёл о том, что я запускаю программу, которая украдёт нужные данные из общей базы. Другое мы не обсуждали.

— Я ведь спрашивал, Маша, есть ли у тебя вопросы. И ты не спросила, нужно ли тебе будет сделать что-то ещё. Правильный ответ: да, нужно. Вот так просто, — он разводит руками, как фокусник после исполнения дешёвого трюка и смотрит. Снова смотрит, чёрт бы его побрал, с такой иронией, сожалением и ненавистным мне превосходством, с каким смотрел даже сидя на раскладушке в моей квартире и с моим учебником в руках. — Если ты хочешь не только давать, но и получать правильные ответы, тебе надо научиться задавать правильные вопросы. Увы, чтобы усвоить это, для начала придётся посадить свой гонор на цепь и надеть на него намордник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Внутри меня кипит настоящая лава, в которой хочется утопить его, растворить до маленькой горстки серого пепла, вроде уже лежащей в пепельнице. И я изображаю улыбку, недостоверную и натянутую, закусываю губу, раз за разом повторяя, как же сильно его ненавижу, а вслух произношу совсем другие слова.

— Ладно.

— Вот так просто согласишься с этим?

— Могу для начала покрыть тебя матом, но это ведь ничего не изменит. Что ты так стремишься показать, Кирилл? Что ты смог вылезти из того ада, где нам довелось родиться, и пролезть прямиком в райский сад? Да, так и есть. У тебя вышло, у меня — нет. У тебя есть деньги, сила и власть, у меня — нет. Мы не старые приятели, которые встретились после долгих лет разлуки и помогают друг другу, основываясь на взаимном уважении и доверии. Сейчас я фактически работаю на тебя, а на работе я просто выполняю, что скажут, и получаю за это положенную оплату. Ты и отплатишь мне нужной информацией, когда всё закончится. Это правильный ответ?

— Да, — он поднимается так резко, что табурет опасно покачивается, только чудом оставаясь стоять на своём месте. Вырастает прямо на моих глазах, устремляясь головой к самому потолку, так что мне достаётся только вид мелькнувшего под краем водолазки кожаного ремня и лёгкий отблеск циферблата его часов. Лица я не вижу: оно затягивается тёмной тенью, едким чёрным дымом, плотной вуалью эмоций, принадлежащих кому-то из нас или обоим разом. — Всё самое главное мы обсудили, мне здесь больше нечего делать.

Проходит несколько минут после того, как Кирилл уходит. Несколько минут после того, как дверь открывается и снова осторожно закрывается на три оборота, издевательски скрипнув вместо ожидаемого оглушительно громкого хлопка. Несколько минут после того, как я впала в транс, отравившись коктейлем из собственной просроченной злости и некачественной растерянности, отдававшей противным чувством вины.

Молча подхватываю со стола пепельницу и вытряхиваю в мусорку, ставлю в алюминиевую раковину, сплошь покрытую серебристыми следами оставшихся от воды брызг. Там уже стоит оставленная им в последнее мгновение перед уходом кружка: с вывалившимся треугольным осколком и сплетением трещин, причудливой сетью расходящихся по белой глазури.

Обхватываю её ладонями, ощущая оставшееся после горячего напитка тепло и жжение в том месте, где палец упирается в острый обломленный край, поднимаю вверх, словно собираюсь сделать последний глоток или насладиться бодрящим ароматом. И разжимаю пальцы, позволяя кружке упасть обратно и расколоться на несколько частей.

— На счастье, — срывается с нервно подрагивающих губ, почти складывающихся в улыбку.

***

— Рома, что они тебе пообещали? — спрашиваю, прерывая середину нашего обязательного занятия, где я снова пытаюсь запустить написанную им программу и снова сталкиваюсь с трудностями, которые необходимо решить до того, как система подаст сигнал тревоги.

Вопрос этот я вынашиваю в себе уже две недели, с первого и пока что последнего посещения Кириллом нашей скоромной обители.

— Ты имеешь в виду Кирилла Андреевича? — на всякий случай уточняет он, явно напрягаясь от моего вопроса. Для добродушного и болтливого Ромки такое поведение кажется очень подозрительным, но мне искренне хочется уберечь его от огромного разочарования в будущем, которое рано или поздно настигает всех людей, умудрившихся выйти из подросткового возраста и при этом сохранить наивную мечтательность и веру в человеческую доброту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Если не хочешь, ты можешь не отвечать. Это не моё дело, — на всякий случай пытаюсь успокоить его, но натыкаюсь лишь на задумчивость и что-то, ещё ни разу не встречавшееся мне, но сильно напоминающее грусть. — Я просто хотела убедиться, что ты в полной мере представляешь себе, с кем именно имеешь дело.