Про жизнь поломатую… (сборник) - Дмитрий Ненадович

— Оторвало, ети его… Метров шестьсот… Трещина уже метра три… Сужается в сторону Зеленогорска. Ребя, бросай удочки, хватай только ящики, буры, рюкзаки и делаем ноги!

— Тьфу, ндлять, куды же таперича бечь, милай? — насмешливо и нараспев вопросил паникёра всегда спокойный, как вкопанный в землю танк, Костян, который в стремлении всегда быть ближе к народу, часто использовал язык, содержащий дикую смесь различных диалектов народов севера, — вот был бы ты хучь дальним родственником великого прыгуна в длину Боба Бимона, можно было на что-то надеяться. А так…. Как, к примеру, ты, милай собираешься сигануть на три метра в своёй ватной одёжке, да ещё и с этим барахлом в руках? Да даже и без барахла? Барахло можно вначале перекинуть, только потом уже из жадности точно прыгать придётся и вначале принять освежающую ванну, а потом помочь корюшке с кормёжкой перед нерестом. Так что дрейфуй себе, милай, покедова лёд не растает. Героям папанинцам: ура, ура, ура!

— Так сужается же к Зеленограду…

— Ну и чё? Ты знаешь, где хотя бы до полутора метров сузится? На шестнадцатом километре или в районе Курорта? Погнали! К утру дойдём. Как раз к тому времени поспеем, когда наши родственники все морги уже обшарят и убедятся, что нас там точно нет. Поймут они тогда, неутешные, что все мы уже давно на дне морском.

— Типун тебе на язык…

— Достал ты уже всех своим типуном… Мужики, предлагаю следующий вариант, здравый смысл которого, как говорится, лежит на поверхности. Вот есть среди нас некий отравитель Вован, который, по всей видимости, от обуявшего его внезапного ужаса кажется совсем позабыл о своей лодке, но нас ужас давно миновал, и мы о ней помним! Поэтому предлагаю не спеша, но очень быстро смотать удочки, покидать рыбу в ящики и — к трещине. А там надуем лодку и по одному или же по двое постепенно все переправимся. Недаром же Вован пуп рвёт и этот чудо-пароход всё время с собой таскает. Вот он и пригодился наконец. Всё, как у писателя Чехова: ежели ружьё на стенке висит, значит когда-то бахнет так, что никому мало не покажется…

— Переправляться только по одному! Лодка вся латанная-перелатанная!

— Ладно, иди сматывай удочки, жлоб ты наш хозяйственный! Мужики, про Толяна не забыть бы.

— «Сматывайтесь» поскорее, сборы Толяна я беру на себя, — успокоил товарищей самый быстрый среди них и доселе всё время молчавший Юран, который во время Костянова монолога уже успел смотать половину своих удочек.

Рыбаки деловито приступили к эвакуации: сматывались и паковались удочки, гулко ударялись о дно и стенки ящиков рыбьи тушки, чехлились ледобуры. Вскоре команда была готова к передвижению, только Юран продолжал колдовать над Толяном, дёргая его за бушлат с разных сторон и не в силах оторвать его ото льда целиком. На выручку к нему поспешили Димон и Витёк. Общими усилиями они поставили ещё не до конца проснувшегося Толяна на ноги и изумились, глядя на то место где только что лежало его тело: на льду четко отпечатался размытый алкоголем Толянов силуэт глубиной сантиметров пять. Если учесть, что толщина льда к тому времени составляла сантиметров пятнадцать, то можно было сделать вывод о том, что недолго уже оставалось спящему телу загорать на ярком весеннем солнышке, — ещё каких-нибудь пару сантиметров таяния рыхлого от солнца льда и началось бы плавное Толяново погружение в неприветливую морскую пучину. «Б-р-р», — поёжился Димон, вспомнив как-то виденную издалека ужасающую по своему циничному прагматизму сцену. Действие происходило в устье какой-то небольшой речки, коих великое множество близ южного берега Рыбинского водохранилища и состояло в том, что метрах в ста от него провалился под лёд, беззвучно и быстро исчез в образовавшейся полынье рыбак, увлекаемый мощным течением. Вот так, одно мгновение и нет человека! Половил, называется, рыбки… Но больше всего Димона поразило поведение двух товарищей новоутопленника: встрепенувшись в первое мгновение, они подскочили к полынье, постояли минуты две сняв шапки, глядя на клокочащую воду, и, как ни в чём не бывало, спокойно продолжили ловлю. Когда возмущённый Димон подбежал к ним и стал что-то орать насчёт верёвки, обвиняя рыбаков в преступном бездействии, один из них спокойно спросил его: «А чё мы могли поделать-то? Сам же видал, как его течением смыло — даже «бля» сказать не успел. Его уже вона до того леса, наверное, уволокло, а полыньи нигде больше не видать… Нетути у него ни одного шанса вынырнуть. Не-ту-ти… Так что иди отсель, паря, и не гони волну. Таскай себе плотву, покуда она ещё клюёт, и нам не мешай. Мы сюды не лясы точить за четыреста вёрст приехали, нам семьи кормить надо. Вот сядет солнце, тогда и сообщим об утопшем кому надо… МЧС, милицию… и все дела». «Что же вы на самой стремнине уселись? Видели же, к чему это привело? Или вашим семьям одного утопленника мало?» — вопросил удивлённый невозмутимостью рыбаков Димон. «Так здеся жи клюёт лучше, паря… Где течёт водица быстрее, там и рыба. Неужели непонятно?» — ответил ему второй рыбак и словно в подтверждение сказанному вытащил из лунки жирную килограммовую плотвицу. Вот с таким вот прагматизмом можно порой столкнуться во время зимней ловли на Руси! А может быть и не прагматизм это вовсе, а обычный бытовой идиотизм? Может быть… Об этом невольно вспоминаешь, когда видишь людей, бродящих поздней весной по тонкому, изъеденному промоинами льду водоёмов с досками на плечах. Нет надежды у этих людей на подсказки собственного разума. Только на деревянные доски уповают они.

Вернёмся к ситуации, которая сложилась вокруг нашей компании. Несмотря на то, что Толяну удалось избежать участи рыбака с «Рыбинки», его судьба и судьбы его товарищей поступили на рассмотрение в небесную канцелярию. Димон, Витёк, Костян, Юран, Вован и пошатывающийся от хронической усталости Толян, некоторое время молча обозревали особенности образовавшейся трещины.

— И не хрена она никуда не сужается — типичный обман зрения, мне кажется, что потихоньку расползается, — первым нарушил тишину Костян и удивлённо посмотрел на Вована, — ты говорил три метра, а уже все четыре…Только вот что непонятно: ты чего ждёшь, любезный? Где лодка?

— Да я думал, может как-то без неё обойдёмся…

— Ну, давай вертолётов подождём. У тебя есть с собой лишние три тысячи на оплату воздушного путешествия на геликоптере?

— Откуда?!

— Ну так давай, качай! Мы поможем.

Вован нехотя стянул чехол со своей латанной-перелатанной лодки и, приладив к клапану ножной насос, несколько раз качнул в его резиновое тело уже начавший сгущаться к вечеру свежий морской воздух. Тело лодки испуганно вздрогнуло и замерло в ожидании приобретения формы. «Ты живой вообще?» — отодвинул Вована от насоса Юран и часто-часто затопал ногами по насосу. Минуты через три видавшая виды одноместная лодка типа «Нырок» уже смотрела в небо гордо задранным носом.

— Ну что, первый пошёл? — обращаясь ко всем, спросил Костян и посмотрел на Вована.

— А чё я-то? Чуть что, сразу косой! — голосом Савелия Крамарова из кинофильма «Джентельмены удачи» спросил Вован.

— Да нормально всё! Сначала сам переплывёшь, как хозяин своего «Титаника», а потом Толяна примешь под белые ручки. Ну, а следом и мы по очереди пойдём… Только бы на айсберг не напороться! Помнишь анекдот, в котором старого еврея спрашивают: «А знаешь ли ты, Мойше, кто «Титаник» потопил?» «Знаю, но фамилию немного подзабыл: то ли Айсберг, то ли Швайсберг…. В общем, кто-то из наших…». — ничтоже сумняшись отвечал старый еврей.

— Типун тебе на язык!

— Блин, как уже ты достал своим мерзким прыщом, доктор!

— Вован, давай-ка в лодку. Залазь, мы держим.

Вован аккуратно уселся на дно лодки, принял из рук товарищей рюкзак, ящик и бур, оттолкнулся коротким веслом от острого края льда. Достигнув противоположного края трещины, он выбросил из лодки все вещи и боком выскользнул на лёд. Затем, развернув судно носом к товарищам, изо всех сил оттолкнул её обратно. Рыбаки тут же погрузили в неё выздоравливающего Толяна вместе с его нехитрым рыбацким скарбом и, всучив ему на всякий случай в руки весло, мощно, в несколько рук, вытолкнули лодку в сторону Вована. Почувствовав себя мастеровитым гребцом байдарочником, Толян попытался придать лодке ещё более стремительное ускорение, совершив мощный гребок с одного борта лодки. Это движение было ничем иным, как катастрофической ошибкой Толяна. Лодку мощно крутануло бортом по самой кромке ощетинившегося острыми шипами ломанного льда, и в уши наблюдателей этого смелого олимпийского манёвра ворвался громкий свист весело покидающего тело лодки воздуха.

— Выкатывайся скорее на лёд, урод! — чуть ли не хором вскрикнули наблюдатели. — Вован, держи его!

— Ё-моё, кажись, тону! — издал удивлённый возглас Толян, глядя на болезненно морщащиеся борта тела лодки.