Бункер разбитых сердец - Кирилл Казанцев

– А. Так он сам отсюда. У него тут родители живут, – отмахнулась она, жуя жесткий ломтик, и потянулась за следующим, игнорируя хлеб. – Нет, мы говорили о любви и уважении. Меня очень заинтересовало твое размышление на эту тему. Значит, ты полагаешь, что взаимоуважение и есть любовь?

Родину показалось, что сейчас она берет у него интервью. Слишком уж напористо задает свои вопросы с довольно сосредоточенным видом.

– Я не говорил о взаимности, – качнул он головой. – Тут уж как кому повезет.

– А-а-а, вот так вот. Это ты про безответную любовь, которая теперь превращается в безответное уважение? – улыбнулась она.

Закипел чайник, возвестив о том резким свистком.

– Тебе чай или кофе? – спросил Михаил, уклонившись от ответа. Ему становилось скучно.

– Кофе, – кивнула Светлана, отправляя в рот кубик сыра с виноградиной, нанизанные на зубочистку, и, словно угадав его настроение, вдруг спросила: – А ты играешь в шахматы?

– Играл. Когда-то.

– Может, сгоняем партейку?

Для Родина это было полной неожиданностью. Он вновь оживился и, залив растворимый кофе кипятком, подал этой странной женщине чашку и отправился в комнату соседа на поиски шахмат.

Светлана выиграла. И не просто так, а с исполнением ее желания. Михаилу было весьма интересно, что она предложит. А она все тянула время, глядя в потолок и шевеля губами. Видимо, перебирала варианты.

– Может, я пока всхрапну, гроссмейстер? – поторопил он ее, теряя терпение.

– Сейчас. Погоди.

Прошла еще пара минут, и она выдала:

– Я хочуууу… я очень хочу…

– Ну?

– Тебя.

Михаил не выдержал и расхохотался. Она тоже засмеялась:

– Прости, но когда тебя вижу, на большее не хватает фантазии.

Они угомонились далеко за полночь. Лежа на диване, оба смотрели в темный потолок и снова разговаривали ни о чем и обо всем. Светлана даже предлагала посмотреть на творчество Рузикова и была просто потрясена известием о том, что у Михаила нет компьютера.

– Как?! А откуда же ты берешь информацию?!

– Какую и о чем? Что мне нужно, я и так знаю, а новостей хватает и из телевизора и газет.

– Ты что, читаешь газеты?! – не меньше удивилась Светлана, приподнявшись на локте и заглядывая ему в лицо, освещенное лишь лунным светом.

– Это преступление?

– Нет, это просто невероятно! И ты их покупаешь в киосках?

– Ворую из соседских почтовых ящиков.

– Нет, я серьезно!

– Да, покупаю. И что?

– Ну, ты даешь! – залилась она хохотом, откидываясь на подушку. – Ты на самом деле уникален. Господи, как мне повезло с тобой познакомиться. Я узнала столько нового, – продолжала она подсмеиваться. Но Родину это не казалось обидным. Ему было легко и весело. И очень захотелось рассказать ей о своей находке на складе. Раньше он всегда делился с соседом своими сокровенными мыслями. После его смерти возник некоторый дефицит общения. Светлана же, неглупая, жаждущая новизны и приключений, вполне подходила не только на роль самки, но и на роль собеседника, если не друга. Во всяком случае, Родину сейчас так и казалось. Вот только рассказывать пока особо не о чем. Завтра он спустится вниз, все обследует и уж тогда непременно поделится своими открытиями и впечатлениями.

Они расстались ближе к обеду следующего дня. И Михаил, проводив ее до автобусной остановки, снова зашел в магазин, чтобы пополнить разом опустевший холодильник. Затем, преодолев пешком пару кварталов, зашел в «Дачник». Купил недорогой противогаз, что в мирное время больше пользовался спросом для работы с вредоносными химикатами от вредоносных насекомых, вернулся домой, проверил приобретение на качество, перемыл посуду и, еще немного почитав «Гулливера», отправился на смену в предвкушении чего-то необыкновенного. Ему никак не хотелось верить в то, что он обнаружил простой колодец. Ведь для чего-то его выкопали. Аккуратно оштукатурили. Провели вниз лестницу. Зачем? Чтобы просто был? Нелогично. Наверняка на дне будет какая-то тайна.

То ли талантливый Свифт сподвиг его почувствовать себя неким открывателем вселенских тайн, то ли хотелось по-настоящему удивить Светлану, не столь важно. Важно, что сегодня Родин на работу шел, как на праздник, на котором ожидались подарки, сюрпризы и приятные неожиданности. Он давно не чувствовал себя таким счастливым и безоговорочно верил в удачу. И это подсказывало ему не только великолепное настроение, но и чутье. Чутье охранника. Он привык дотошно вникать в каждый укромный уголок подведомственного ему хозяйства. И как тогда, в военной части, так и теперь на простом складе почти никому не нужных старых инструментов. И это чутье его никогда не обманывало.

Поздним вечером, когда все домочадцы готовились ко сну, Анна позвала отца на веранду для серьезного разговора. Немного удивившись, он согласился и покорно пошел за ней, накинув поверх пижамы старенький клетчатый плед. Сад освещала полная луна. Даже свечи не понадобилось, чтобы хорошо видеть друг друга. Нервно постукивая непригодившимся спичечным коробком по столешнице, Анна ждала, когда отец поудобнее устроится в скрипучем плетеном кресле. Она хотела поведать ему все, что произошло с ней за эти два дня. Тем более что Лидия Васильевна уже рассказала ему о странном визите молодого чекиста. Уж лучше она сделает это сама, чем ждать, пока тетка навыдумывает бог весть что, все больше озадачивая главу семейства своими глупыми историями. Анна не боялась раскрыть всю правду. Она ощущала себя не падшей девкой, переспавшей с солдатом, а спасительницей их рода. У нее не было раскаяния. Но было желание быть услышанной и понятой. А еще хотелось человеческого тепла и участия. Мать таких вещей не поймет и не примет. Да у нее просто удар случится. Другое дело – папа. Умный, благородный человек. Он и сам многим жертвовал ради семьи. Ему вполне можно довериться и спросить совета.

И она рассказала. Все. Ничего не скрыв и не утаив. Пока говорила, отец не проронил ни слова. Только тени прыгали на его стареющем лице, когда он стискивал зубы, играя желваками. Когда Анна замолчала и пытливо посмотрела отцу в глаза, ожидая с его стороны оценки ее «героизма», он достал из нагрудного кармашка пижамы таблетку от сердца и положил под язык, так и не проронив ни слова.

– Почему вы молчите, папенька? – уже робко спросила Анна после своей пламенной речи.

– Я не знаю, о чем говорить с безумными людьми, – устало проговорил Сутулов, поднимаясь с кресла и собираясь уйти.

– Вы считаете меня безумной?! – воскликнула она, ожидая от отца совсем другой реакции. – Но ведь я… я сделала это лишь ради того, чтобы спасти нашу семью!

– Ты полагаешь, что ты – героиня? – спросил он, стоя к ней спиной. – А по-моему, ты превратилась в обыкновенную шлю…

Последнее слово он проглотил, и спина его стала в мгновение согбенной и старческой. Руки безвольно повисли вдоль тела, и он сделал шаг к двери, который, похоже, дался ему нелегко.

– Папенька! – вскочила со своего места Анна, подбегая к нему. – Вам плохо?!

– А разве мне может сейчас быть хорошо, когда моя дочь…

– Не надо! – вскрикнула Анна, прикрывая лицо ладонями. – Я хотела лишь помочь…

– А ты не задумывалась о том, что, кроме Николеньки, в нашей семье каждый может позаботиться о себе сам? – прервал он ее, повышая голос. – И не думала о том, что лучше умереть, чем совершить такое?! Для Сутуловых всегда честь была превыше жизни!

– Но ведь я не ради себя! – снова попыталась возразить Анна.

– Ах, вот как, тогда представь, что сюда пришел твой чекист, а я, ради тебя, по его прихоти стал бы жрать его дерьмо. Ради тебя, дочь. И как бы тебе такое понравилось? Тебе бы стало легче после такого позора твоего отца? Не захотелось бы тебе остановить меня, даже ценой своей жизни?

– Боже, что вы говорите, папенька?! – воскликнула Анна и зарыдала, обливаясь слезами. Но поняла притом, что отец несомненно прав. И глубоко осознала его теперешнее состояние души.

Владимира Спиридоновича Сутулова эти слезы не тронули, и он ушел в дом, с силой захлопнув за собой дверь.

Анна рухнула в кресло, продолжая сотрясаться от рыданий. Она осталась не то что непонятой, но еще и оскорбленной до самой глубины души. И ладно бы оскорбившим ее был кто-то чужой. Но это родной отец! Мало ее сегодня оскорбили?! Унизили, втоптали в грязь! Так еще и он ругается, как портовый грузчик! Она никогда не слышала от отца таких выражений. Сейчас – впервые, да еще и в свой адрес! Это было невыносимо.

В первый момент вообще возникло желание покончить с собой. Но, немного успокоившись, поняла, что тогда ее жертва будет уж совсем напрасной. Если уж взяла на себя такую миссию, то нужно нести крест до конца и доказывать свою правоту не слезами и резанием вен, а делами, которые принесут несомненную пользу семье. Но! Если Аркадия она до этого просто презирала, то сейчас, спроецировав на него всю свою обиду, люто возненавидела. И не могла представить себе, если он снова объявится, как сможет утерпеть и не плюнуть ему в лицо.